Сколково - новое пространство

Сергей Кургинян, политолог:

Город Солнца – это утопия. Там, в этом городе Солнца, там же не высоколобые сидят и платы паяют, стремясь принести корпорациям миллиарды долларов. Там прообраз коммунизма, другого устройства мира, создания нового человека – это совершенно другое пространство.

Значит, [относительно Сколково] вопрос заключается в том – где утопия? Утопия-то в чем? Заразить американских специалистов нашей утопией уже невозможно. Есть ли у нас утопия для этого города? У-топия, новая топия. Топия – это пространство. А второе – технологии. Утопии и технологии вместе (а утопия без технологии – это артель "Напрасный труд") применяет (у Мангейма это очень детально описано) конструктивный тоталитаризм. Даже не авторитаризм, а тоталитаризм. Он начинает социально конструировать, двигаясь от этих точек. Вот он создает конструкцию абсолютно всего желаемого будущего, передает это будущее 1% населения, дальше строит какую-то связь этого населения с другими – и начинает слой за слоем, слой за слоем это прилеплять, правильным образом. Давать этому разрастаться, пускать корни.

Но это делает обезумевший от желания реализовать некий свой проект диктатор. Он может быть дегенератом – и тогда все это кончается очень плохо. А может быть гением – и тогда это кончается замечательно. Тоже не без издержек, это всегда насилие. Если в утопии не применяются технологии, если нет утопии, а отдельная, слабо накаленная точка, помещается в альтернативную среду, то эта точка поглощается этой средой. Или превращается в инструмент решения задач, свойственных этой среде. А среде этой свойственен один тип задач, он называется "распил". Тем самым, как царь Мидас все превращал в золото, то если точка будет слабо накалена и помещена в агрессивную и сильно от нее отличающуюся среду, то она будет поглощена средой. И там будет еще один распил, более или менее крупный, вне всякого отношения к желанию действующей власти, высших политических менеджеров, мечтающих о чем-то.

Это хорошо, что они мечтают, это хорошо, что у них хватает мужества начать что-то делать. Так просто все подвергнуть не только скепсису и разрушительной критике, что не хочется. Во-первых, слишком просто, а во-вторых, ну подвергли – и что дальше?

Мне кажется, что главное заключается в том, что наши политические и социальные действующие лица хотят использовать ресурсы существующего общества, того, которое они получили, и существующей системы, которую они с огромным трудом построили, для решения неких задач. И в принципе, это правильно, это самая комфортная вещь, потому что как только мы начнем переделывать общество и систему – это тушите свет! Но иногда бывает, что существующее общество, существующие инструменты не годятся для решения этих задач. Ну нельзя ангстремные нанотехнологии осуществлять с помощью отвертки, пусть и хорошей, но пригодной только для того, чтобы шурупы прикручивать в наборе мебели, купленной в "Икее". Нельзя этой отверткой делать что-то другое! Для каждой задачи нужно создать соответствующий инструментарий. Готового инструментария для решения задач построения точек роста – в стране нет.

Есть еще несколько проблем, связанных с этим. Шикарные условия и все прочее – это замечательно! Но в эти условия помещались Капица или кто-нибудь [его уровня], которые вырастали не в этих условиях. Потом уже они использовали эти условия, и на следующем шаге вырастал кто-то новый. Но для начала [надо понять], что никакую научную школу, никакой по-настоящему чудотворный, тонкий коллектив деньгами не создашь. Одними только деньгами ничего не сделаешь! Заплатите сколько угодно человеку, а он ничего не может, он не Моцарт. Более того, зачастую люди, которые в этой творческой среде (если речь идет о творчестве) готовы к наиболее сильным результатам, то они не сильно чувствительны к этим мотивам. Конечно, нравится, чтобы условия были хорошие. Каждый из наших руководителей или топ-менеджеров знает, что когда у него, прошу прощения, свищ на месте, которым он сидит на сидении, или когда у него болезнь такого типа существует, то оттого что он едет в длинной машине и его сопровождает кортеж, качество его злоключений никак не уменьшается.

Примерно через 15 минут после того, как ты начинаешь заниматься творческой задачей, среда перестает существовать для тебя. Конечно, если тебе надо выбегать на улицу в туалет – это хуже, чем если он есть [в доме], но ты не успеваешь замечать – какой он? Замечают это жены богатых людей, которые ходят и смотрят на то, каковы именно вип-унитазы. Они замечают – а научный работник не замечает! Он может быть корыстен или не корыстен, но как только он взял бумагу и начал писать уравнения – все кончилось.

Вопрос заключается в том, чтобы у него были средства, с помощью которых он мог бы что-то делать. А эти средства иногда очень дорого стоят, они должны быть комплексные, они вырастают в пределах некой среды. Вот при каком-то университете может возникнуть эта Силиконовая долина, а в других случаях она не возникает.

Итак, первый вопрос – это вопрос о том, как взращиваются коллективы, способные к этой инновационной деятельности? А они взращиваются на нематериальной основе! Они взращивается на чувстве какой-то взаимной близости, какой-то мечты, какого-то внутреннего страстного интереса к чему-то. Они не взращиваются на том, что им всем заплатили по 100000 долларов, и поэтому они создали особый коллектив.

Второе – это эксклюзивные, штучные личности. Эйнштейн же мечтал не о том, чтобы жить во дворце за 77 млн. евро где-нибудь в Швейцарии, как некоторые наши деятели из СНГ. Эйнштейн мечтал быть смотрителем маяка! Он хотел оказаться на маяке, отсеченном от жизни, иметь столик и решать задачи по общей теории относительности – вот все, о чем он мечтал! Поэтому мечты этих людей, тончайшие стимулы, с помощью которых они начинают что-то делать – недоступны нашей элите. Они в этом не живут, они это не понимают.

По этому поводу есть знаменитый анекдот советской эпохи. Наконец решили создать элитный публичный дом в Москве и получить крупный результат: чтобы все иностранцы были, чтобы как следует велась контрразведывательная разработка, чтобы компромат собирать, чтобы они секреты выбалтывали. Все сделали люкс – и никто не ходит. Послали комиссию. Она проверяет и говорит, что все в порядке. "Как интерьеры?" – "Интерьеры – люкс, лучше, чем в Париже, все скопировано". "Что же тогда, может, еда?" – "Еда просто из "Максима". "А может, все-таки девочки?" - "Да что вы! Все надежные, проверенные, большевички с 17-го года!"

Вот Чубайс на нанотехнологиях мне напоминает эту большевичку с 17-го года. С ним все в порядке, но только ничего не будет. Это надо любить, это надо понимать, это надо знать, этим надо жить. Весь вопрос заключается в том – кто это будет делать?

Насчет Силиконовой долины – отдельный разговор. Этот [проект] "Долина Теннеси", который я изучал и который являлся основой американского промышленного рывка, его делало несколько людей – Дэвид Лилиенталь и братья Морганы (не имеющие ничего общего с JP Morgan). Они любили это безумно, они жили только этим! Вот тогда эти инвестиции, эти надежды, эта власть (потому что там была создана специальная полиция этого региона - "Диск"), постоянно существующая вместе с президентом Рузвельтом, который об этом мечтает и который сам человек соответствующего полета, – оно вдруг дает фантастические результаты. Потому что в течение 20–30 лет образовалась новая страна, абсолютно новая страна! Новая Америка пошла оттуда! Сначала они создали каскад электростанций, потом они создали алюминиевые заводы – а алюминий тогда это было все равно, что сейчас нанотехнологии. Потом самолетостроение, потом большую часть атомной промышленности. Все говорят про этот испытательный полигон Лос-Аламос, а на самом деле это – Окридж, все заводы, весь [как бы] Саров был создан там. Потом - Вернер фон Браун, потом уже программа "Мозг". Там все зашевелилось в этой долине Теннеси, потому что это делали соответствующие руки, с соответствующей любовью, с соответствующим талантом! Они жили этим, им было плевать на все, кроме того, чтобы это было.

Если этого нет, то опять есть известный старый анекдот. Абрам спрашивает Сару: "Они хотят, чтобы мы отдали деньги на строительство социализма". Она отвечает: "Передай им, что если у них нет денег, пусть не строят свой социализм". Если у них нет таких людей, пусть не занимаются инноватикой.

Есть еще масса сопряженных с этим вещей: сколько лет это будет строиться? Когда это возникнет? Что вообще будет с Россией через 10–12 лет?

Короче – нельзя это ругать! И по этому поводу ковыряться в этом тоже нельзя! Пусть делают, какая-то польза будет! Но надо понимать, что у нас есть проблема: мы в этом обществе, с этой политической инструментальной базой далеко не все задачи можем решить. Нельзя одними и теми же инструментами решить задачу военной конкуренции с Грузией – и с Китаем, или с Соединенными Штатами. Это разные задачи, они требуют разных инструментов.

Если их нет, их надо создавать, потому что без победы на этом направлении России действительно хана. И честь и хвала людям, что они хоть что-то делают. А между прочим, еще честь и хвала их нравственности, что они не новые инструменты хотят создавать, не все это заново еще раз очень сильно перелопачивать, а хотят использовать имеющиеся. Это свойство вменяемых людей: вменяемый человек не хочет все курочить заново.

Но – есть реальность. И если нужно, чтобы в этой реальности что-то изменилось, то ничего без этого нового, адресованного правильно и точно, для выполнения задачи сделать нельзя.