13.01.2010

Запад разрушил модерн

Скачать файл.rar

Сергей Кургинян, политолог:

Власть предлагает модернизацию, но не очень точно ощущает соотношение этой модернизации с модерном. Проект Модерн можно тянуть из глубокой древности, но как многие считают, начался он где-то в 1500-х годах. И когда сейчас говорят о том, что некий большой исторический цикл закончился, то имеется в виду, что этот цикл начался где-то в районе 1500 года, что он связан с крупными открытиями, с городской культурой, с книжной цивилизацией. Я бы добавил к этому, что он связан с культом разума плюс с постепенной эмансипацией женщины. Там очень много компонентов было, в пределах этого проекта, которые неумолимо развертывались на протяжении многих столетий, вопреки казавшимся крупными изменениям, а вот это двигалось, двигалось вперед.

В какой-то момент эта машина начала давать сбои. Теперь возникает вопрос о том, что такое модерн в XXI веке? Можем ли мы считать, что его вообще нет? Я должен обратить ваше внимание на то, что модерн – это "наше всё". Я даже не могу вам назвать какую-нибудь крупную каноническую страну, которая живет вне проекта модерн. В мире есть контрмодернистские силы и есть постмодернистские силы. Есть контрмодернистские тенденции в исламе. Есть фундаменталистско-контрмодернистские тенденции во всем мире, в том числе, во всех крупных мировых религиях. Но нет стран, которые [полностью] взяли бы на себя сегодня флаг вот этого самого контрмодерна.

В этом смысле очень интересно разобрать так называемую "концепцию цивилизаций". Это Шпенглер, Тойнби, иногда еще Данилевского туда причисляют. И, конечно, Хантингтона. Потому что одновременно с пришествием Буша-младшего все начали говорить об этом самом Хантингтоне, о его "столкновении цивилизаций". В сущности, война в Ираке и 11 сентября 2001 года – все это рассматривается как конфликт цивилизаций, или война цивилизаций.

Хотелось бы напомнить тем, кто любит эту концепцию, что все построено на одном очень милом недоразумении: нет цивилизаций! Потому что цивилизация, по определению тех авторов, которые используют это понятие, это общность, регулируемая, в основном, религией. И дальше все это движется в зависимости от того, какая именно религия. Но никто не живет в этих цивилизациях! Нигде религия не является основным регулятором жизни! Религия сегодня существует по законам модерна: церковь отделена от государства. Религия не является ядром сегодняшней государственности. Она являлась им в так называемую эпоху премодерна, или традиционного общества. А сейчас она им не является.

03.09

Вот в Китае – что, китайская цивилизация есть даосистская? Или какая-нибудь еще? А как же уйгуры, как же "принцип 5 лучей" Сунь Ятсена, на основе которого и сейчас держится Китай? Что, Китай есть ханьская цивилизация? Нет, это цивилизация равноправного сосуществования маньчжуров, ханьцев, других племен или народностей, входящих в единую великую китайскую нацию. И другие государства исповедуют этот самый принцип национализма и модерна, где под национализмом подразумевается прогрессивный национализм. Национализм, который формирует определенным образом нацию.

С этой точки зрения, что такое нация? Нация – это субъект модернизации. Для того чтобы осуществлять модерн, мы должны сформировать нацию. И одновременно с этим, только в условиях модерна, формируется современная нация. Значит, нигде в мире, по существу, кроме Саудовской Аравии, других небольших [исламских] стран или Ирана, например, нет примата религии, когда все определяется некими религиозными лидерами. Очень немногие государства так живут. И для того, чтобы они начали так жить, нужно сломать всю тенденцию современной жизни. А она, между прочим, очень цепкая. Современная жизнь ленивая, усталая, какая угодно, но она же карабкается куда-то? И ее невозможно сломать.

В этом смысле все разговоры о Шпенглере, Тойнби, Данилевском или Хантингтоне - это ничто. Но они – существуют. И с одной стороны, всё уже активно выходит в сторону Хантингтона, практически, в сторону контрмодерна. Потому что с того момента, как мы начинаем жить по законам цивилизации, мы живем за пределами модерна, мы живем там, где религия регулирует жизнь. Другая сторона этой модели – это заявление Фукуямы о "конце истории". Т.е., люди продолжают жить так, как они живут, но наступает некий конец истории, возникает общество без революций, без кризисов. Оно осуществляет гегелевскую утопию "конца истории" и переходит от исторического духа к "новому духу". Там уже нет страстей по "новому идеальному", новые идеалы не возникают, человечество перестает ими воспламеняться. Сам Фукуяма говорит об этом обществе, как об обществе скуки.

И вот вся эта тенденция, очень близко находящаяся к постмодерну, или к постистории, что намного хуже, – это вторая выявившаяся тенденция. Перед тем, как Хантингтон выдвинул свой манифест, и после этого начались войны в Ираке, Афганистане и т.д., Фукуяма выдвинул свой манифест (и это все называлось "Манифестом либерализма"). Но для того чтобы признать, что существует конец истории, нужно отказаться от классического либерализма. Это уже не либерализм, это уже постмодерн. И Хантингтон, и Фукуяма – это достаточно крупные люди, по существу, концептуалисты либеральной Демократической партии США.

Значит, мы имеем право говорить, что эти самые постмодерн и контрмодерн – это не выдумки моего аналитического ума. Это хоть и маленькие такие "козявки", но вполне уже влезшие в респектабельное пространство человеческой мысли. Они уже существует, в них уже всё живет. Какая самая мощная сила контрмодерна существует в мире? Не государство, нет. Самая мощная сила, которая существует в мире – это, конечно, ислам.

При этом нельзя весь ислам называть контрмодернистским. Ислам очень разный. В пределах самого ислама тоже существовали тенденции модерна. На протяжении всех этих веков существовали исламские модернисты – люди, которые говорили о разуме, о прогрессе, обо всем прочем в рамках самого ислама. Они безжалостно уничтожались. Безжалостно уничтожались все лидеры национальных государств исламского мира. Значит, в принципе, внутри самого ислама существует очень мощная контрмодернистская тенденция. Это не тенденция общества, изначально не прошедшего модерн. Это тенденция общества, соприкоснувшегося с модерном, и, категорически отстранившегося от него, как от скверны.

Где-то это принимает (вот Саудовская Аравия – это совсем не маленькая страна, с точки зрения влияния на исламский мир) уже активный характер. Или в Иране. Или почти уже приняла в Пакистане. А где-то это принимает более мягкий характер, где всякого рода национальные силы еще борются с силами, которые исповедуют контрмодернистский ислам. Но это мега-тенденция, накаленный миллиард людей. Это очень много.

Что касается постмодернизма, то мы всё это видим. Это так называемые либералы, которые уже перешли в свою противоположность, которые отказались от всех высоких либеральных идеалов эпохи: например, у Гюго – обездоленные, отверженные, право человека на восхождение, единство рода человеческого, гуманизм, тот же самый прогресс – все это заменено формальной бессмысленной демократией. Демократия постепенно вырождается и превращается в права меньшинств по отношению к большинствам, миноритарных групп по отношению к мажоритарным группам, что тоже является глубоким извращением основного принципа демократии. Кроме того, эти миноритарные группы очень часто приобретают весьма специфический характер. И, наконец, права человека все больше превращаются в права насильника и беспомощной жертвы. Поскольку жертву, в принципе, должно защищать государство, а теперь говорится, что государство плохое, - поэтому никто не должен защищать права жертвы. И так автоматически получается, что насильник получает новые права. Все это вместе есть мутация демократии.

И тогда возникает некая трагедия модерна, которая заключается в следующем: на протяжении веков модерн представлял собой сумму двух групп – консервативной и либеральной. И консенсус заключался в том, что и мы (либералы), и мы (консерваторы) одинаково присягаем модерну. Мы находимся в рамке этого самого модерна, мы внутри него работаем. Теперь же, когда рамка разваливается, вдруг оказывается, что либералы, которые превращаются в постмодернистов, и консерваторы, которые превращаются в контрмодернистов, смотрят друг на друга сквозь прорезь оптического прицела.

Это наиболее массовый случай. А в ряде случаев – сговариваются! Так, например, мы понимаем, что с исламом и с самым радикальным исламистски настроенным слагаемым этого ислама – очень сильно договаривались европейские группы по самым разным поводам. Например, война с Советским Союзом. Против нас использовали это самое исламское оружие. Разве против Америки его тоже не использовали? Разве в 2001 году его не начали использовать уже против США? Значит, его использовали против модерна, как такового. А кто?

Значит, в пределах западного общества есть группы, которые находятся в достаточно глубоком антагонизме к самому проекту модерн. Почему? Я поставлю один тупой вопрос, самый примитивный. Если представить себе, что полтора миллиарда китайцев и миллиард индийцев, взяв барьер модерна, начнут жить как американцы (т.е. иметь коттеджи, 2-3 машины на семью и т.д.), если 2,5 миллиарда людей вольется в модерн – выдержит ли это существующий миропорядок? Согласен ли существующий миропорядок (европейский, американский, любой другой) принять 1,5 - 2 миллиарда людей на тот же самый образ жизни, которым живет западная цивилизация? Да или нет? Это возможно или невозможно?

На самом деле, мы должны признать, что нет. Западная цивилизация не готова принять 2-2,5 миллиарда людей, живущих по ее же законам. Америка не готова, чтобы по законам модерна было признано, что Китай победил Америку. Когда люди проигрывают по определенным правилам, но не готовы принять эти правила, что они делают? Меняют правила. Значит, сейчас возникает вопрос о великой смене правил или, как это говорится, смене парадигмы. Модерн закончен, отменяем. "Как отменяем? А Китай, а Индия, а все другие?" Отменяем! Тогда часть человечества живет по законам постмодерна и играет – это играющие господа. А часть надо кинуть назад – в архаику, в регресс.

Первый эксперимент по управляемому регрессу, который был осуществлен в мире, – это распад Советского Союза. И наша власть до сих пор отказывается признать те стартовые условия, в которых она пытается осуществлять модернизацию – это условия "трех Д". Деиндустриализация – мы это все видим. Декультурация. Что такое реалити-шоу "Дом-2" и все остальное? Это война с культурой. И дегуманизация, начинающая отдавать безумием. Что такое это чудовищное событие, которое все сейчас обсуждают, произошедшее в Перми? Это сознательное самосжигание обезумевших людей в некоем помещении. Причем истребляли себя люди, знающие свойства этого помещения. Можно и должно приносить глубочайшие соболезнования людям, это великая трагедия... Но если начать все-таки думать над этой трагедией, то речь идет о том, что люди сами собрались, зная, в каком помещении они находятся, и стали жечь фейерверки. Вот я буду здесь жечь фейерверк?

Происходит ситуация какого-то обезумевания, потери инстинкта самосохранения. Агрессивные люди, стреляющие друг в друга, пусть и из травматического оружия, по поводу того, кто кого подрезал – автомобилисты. Массовые явления, и по всем регионам, когда люди действуют вопреки разуму, вопреки всему, когда закипает какая-то новая волна агрессивности. Что это все такое? Это дегуманизация. Можно назвать этих "Д" больше.

Значит, стартовые условия, в которых власти собираются совершать модернизацию, заключаются в этом.