В Русско-Американском пресс-центре — конференция с гордым названием: "Иностранные инвестиции в России: столкновение двух бизнес-культур". "Не стоит преувеличивать своеобразие экономической культуры, нарождающейся в России",- поспешил успокоить встревоженных кондидатов в мировое сообщество представитель компании "Кока-кола",- "в вашем деловом стиле уже можно обнаружить южное (в частности, турецкое) и даже — кое-где порой — западное культурно-экономическое влияние". Так что, молодые люди, не унывайте — снижайте налоги, подавляйте инфляцию, и в качестве периферийного рынка сбыта вы будете вполне сносны. "Какое там столкновение, — машет руками помощник министра экономики С.Цакунов, — у России пока вообще нет никакой бизнес- культуры, ее еще только предстоит выработать" (ЭкоТАСС, 30.06.95). Был у нас, правда, такой Королев Сергей Павлович, а вместе с ним целая армия организаторов второй (или первой?) в мире по мощности и техническому уровню хозяйственной системы, но на высокое звание деловых людей (бизнесменов) они, конечно, не тянут. У них там, что-то, помнится, не сложилось, и теперь одна надежда — на новых предпринимателей, на дилеров "кока-колы", отличающихся сильным турецким акцентом.

Надо отдать должное нашим околоправительственным экономистам, они сильно продвинулись в последнее время: научились достаточно складно, на уровне американского школьного учебника рассуждать, об инфляции (впрочем, мало что понимая в этом сложном явлении); финансисты правительства и ЦБ начинают учиться с грехом пополам проводить более или менее внятную политику с курсами валют, с резервами, пошлинами (имеющую, опять же, отношение лишь к узкому сектору хозяйства, к регулированию нефте-долларового оборота: ("сырье-импорт ширпотреба"). Их действия теперь можно хоть как-то прогнозировать. Но когда они дерзают поднять голову и начинают пронзать взором пространство и время, рассуждая об экономической культуре, о ее вариациях, то ...лучше бы они этого не делали. В их представлении все просто и однозначно: экономическая культура сводится без остатка к меновой культуре, к институту собственности с его правовыми регламентами. Они железно усвоили, что денежно- правовой механизм доступа к ресурсам — вот единственный базис современного хозяйства, иного не дано. На этот базис России и предстоит опуститься, отбросив все сомнения и предрассудки, со всем ее своеобразием. И только когда появятся бедные и богатые, прозревший россиянин, познав благородную зависть, обретет, наконец, сокровенный смысл хозяйственной деятельности и, как удачно сказал поэт, задрав штаны, пустится догонять цивилизованные народы.

И вот Россия честно "мотает" срок за сроком — "опускается на базис". Уже перепад в доходах в несколько раз превысил критический уровень, который по всем нормам должен был бы привести к социальному взрыву, а благотворной зависти все нет и нет. Новые богатые — все какие-то чудики: одна забота — о диаметре трубы, чтобы побыстрее выкачать и вывезти, пока не отняли, и — никаких перспектив. А типажи как на подбор — прямо со страниц дореволюционной классической литературы: шея в воротнике не помещается, глаза испуганные, хоть и наглые: "А ну-ка отними!". Кому завидовать? Ау! Кто вылечит Россию от ее застарелой привычки относиться к собственности с холодной индефферентностью? Воля ваша, что-то здесь не так.

А дело в том, да будет господам известно, что в России узким звеном хозяйства всегда были не ресурсы, а проблемы. В этой суровой, бескрайней периферии Европы ресурсный потенциал всегда был относительно велик, но вот воспользоваться им напрямую редко кому удавалось, потому что всегда был готов угрожающе надвинуться потолок проблем. Механизмы распределения проблемных давлений, а не механизмы распределения ресурсного потенциала всегда выходили на первый план. Тема долга, а не собственности, договора, а не обмена, власти, а не денег. Это не значит, что право и собственность неведомы нашему хозяйству — они просто не являются базисными для него. Первая же попытка "опустить" это хозяйство на денежно-правовую основу закономерно привела к революции, ибо породила непропорционально малое число крупных собственников и неудержимо растущее число нуждающихся при полной деградации государства. База такой траектории движения у нас имела, имеет и будет иметь обязательную тенденцию к сужению, к исчезновению. Поэтому в России и победила сталинская модель хозяйства, проблемно-властная по сути, хоть и архаическая по форме. Была надежда найти на этом пути свою, альтернативную формулу хозяйственной свободы. Россия и теперь не успокоится, пока не найдет ее, ибо это не есть вопрос мистических предпочтений, это есть вопрос жизни и смерти. В самом деле, ну пустим "Газпром" на Ямал, ну будет он там реализовывать свое "право собственности", ну устроит там серию экологических катастроф, ну появится у нас полдюжины новых миллиардеров и столько же десятков миллионов новых нищих, ну откроются в Москве дюжина новых чистеньких магазинов, наполненных разноцветными баночками и пакетиками, со странной вывеской "Продукты". — И все!

Какие к тому времени влияния будут доминировать в нашей "бизнес-культуре": влияние колумбийских нарко-дельцов или мексиканских индейцев? Об этом стоит задуматься не только представителям "Кока-колы".