Итак, «волшебным помощником» молодых романтиков из Сектора теории литературы ИМЛИ, взявшихся вызволять Бахтина из безвестности, был В. В. Ермилов. То есть очень влиятельный в сталинскую эпоху литературовед и критик, снискавший дурную славу человека, сломавшего не одну писательскую судьбу.

На первый взгляд, странный альянс. Казалось бы, романтически настроенная молодежь должна — в соответствии с духом времени (как-никак «оттепель» на дворе!) и в силу присущего молодости максимализма — за версту обходить «активного участника литературно-политической бойни 20–30-х годов», «беспринципную собаку»! Д. М. Урнов оправдывает данный альянс следующим образом: Ермилов был так добр к молодому поколению сотрудников сектора теории литературы (в том числе, и лично к Урнову), что эта доброта заставила молодежь «пересмотреть его [Ермилова] репутацию свирепого литературного экзекутора»…

Но ведь доброе отношение Ермилова распространялось отнюдь не на всякого молодого сотрудника сектора литературы! Значит, у Кожинова и его товарищей был какой-то отличительный признак, благодаря которому Ермилов испытывал особое расположение к этой группе. Что же это за отличительный признак? Слово Урнову:

«Прежде чем поддержать затеянную зятем пробахтинскую кампанию, Ермилов отстоял написанную тем же зятем с дружиной трехтомную «Теорию литературы»... (То есть проект «Бахтин» — это уже не первое взаимодействие Ермилова с кожиновской группой?)

В действительности в написании упомянутого трехтомника принимали участие не только ермиловский «зять с дружиной», но и люди, к «дружине» никакого отношения не имевшие: Е. М. Мелетинский, М. С. Кургинян и другие. Вообще, ИМЛИ в целом и сектор теории литературы в частности были по составу очень неоднородными. Как пишет Урнов, здесь была представлена вся «шкала» — от ортодоксов до диссидентов... Но продолжим.

«Со временем трехтомник признали за новое слово, «Теория» стала опознавательным знаком ИМЛИ, … а поначалу, с первого тома, в зародыше, ту же «Теорию» хотели похоронить и, пожалуй, похоронили бы, если бы не Ермилов…»

Как утверждает Урнов, атака на «Теорию» (якобы в ней содержалось «нечто немарксистское, да еще к тому же и антипартийное») была только предлогом. «На самом же деле вели подкоп и воевали против Якова (Я. Е. Эльсберг), еще одно историческое лицо с мрачной репутацией. А Яков Ефимович являлся вдохновителем «Теории»: олицетворение едва отошедшего сталинского прошлого, он сумел зажить новой жизнью, сплотив молодых и подвигнув их на новое слово... Прошлое у дяди было темнее темного, были люди, ненавидевшие его, были готовые предъявить ему счет за погубленные жизни…»

Ну, вот — названо еще одно имя: Яков Ефимович Эльсберг — сплотивший в секторе теории литературы недавних выпускников МГУ, будущих «извлекателей Бахтина из забвения»: В. Кожинова, С. Бочарова, Г. Гачева и других.

Короткая справка. Яков Ефимович Эльсберг — как и Ермилов, влиятельный литературовед и критик сталинской эпохи. Человек, скажем так, очень непростой судьбы. Родился в 1901 году в Одессе в состоятельной семье. Недоучка: в 1917–1919 гг. окончил два курса историко-филологического факультета МГУ. Писать начал рано, в 17 лет. Написанная им в 1920 году работа «Неонародничество русской литературы» получила одобрительный отзыв Луначарского. Неплохое начало, но... Как указывает в своей автобиографии сам Эльсберг, в 1922 году он «совершил растрату в издательстве «Круг», был в административном порядке выслан на Ленские прииски, где работал зам. редактора местной газеты. В 1926 году вернулся в Москву» — и с этого времени стал «профессиональным литератором».

Писатель Всеволод Иванов, который в 1922 году являлся членом правления издательства «Круг», свидетельствовал уже в 1960-е: «Эльсберг украл около 30 тыс. рублей золотом. Его предали суду, и он был осужден».

Существует версия, согласно которой Эльсберг уже во время этого ареста согласился сотрудничать с органами. В частности, ее придерживается не кто-нибудь, а Кожинов (см. журнал «Диалог. Карнавал. Хронотоп», #2, 1994 год): «…Эльсберг с давних времен был завербован ГПУ, НКВД и т. д. — по-видимому, еще тогда, когда он сам арестовывался; он ведь даже издал в 1920-х годах книжку «Во внутренней тюрьме ГПУ. (Наблюдения арестованного)» — а это, конечно, само по себе «подозрительно». (Упомянутая Кожиновым «книжка» была издана в 1924 году, то есть до освобождения Эльсберга).

Таким образом, мы вновь сталкиваемся с тем, что «романтическая молодежь» — Кожинов сотоварищи — с удивительной, не свойственной шестидесятникам философичностью относились к «мрачной репутации» своих наставников (сначала Эльсберга, а впоследствии — Ермилова).

Но вернемся к биографии Эльсберга. Во второй половине 1920-х он, несмотря на судимость, сумел занять достаточно респектабельные позиции. Например, активно сотрудничал с РАППовским журналом «На литературном посту». (Ермилов в 1928–1932 гг. был секретарем РАПП. Так что их тесное знакомство началось задолго до рассматриваемой нами истории). А в 1930 году вышла книга Эльсберга о Герцене.

Однако в 1936 году — после того как Л. Б. Каменев был осужден по делу «Троцкистско-зиновьевского объединенного центра» — перед Эльсбергом вновь замаячила перспектива ареста, на сей раз по политической статье. Дело в том, что в бытность Каменева директором ИМЛИ (эту должность Каменев занимал в 1932–1934 гг.) Эльсберг некоторое время работал его личным секретарем. Так что по поводу того, когда именно он начал сотрудничать с органами, есть и вторая версия: пошел на сотрудничество в 1936 году, дабы его не записали в «троцкисты».

В мою задачу не входит подробно описывать все повороты эльсберговской судьбы. Отмечу лишь, что ему, как и Ермилову, приписывают решающую роль в аресте многих деятелей науки и культуры: писателя И. Э. Бабеля, историка Е. Л. Штейнберга, литературоведов С. А. Макашина и Л. Е. Пинского…

Кожинов пишет: «Леонид Ефимович [Пинский] еще во время следствия по его «делу» понял, что его «заложил» Эльсберг. ... Разумеется, Леонид Ефимович отнюдь не «оправдывал» Эльсберга. Но, например, совершенно спокойно воспринимал тот факт, что я, а также Сергей Бочаров и Георгий Гачев (Леонид Ефимович их высоко ценил, и они приходили в его дом) были сотрудниками Сектора теории ИМЛИ, где заведующим до своего разоблачения — кажется, это произошло в 1961 году — являлся Эльсберг».

О каком разоблачении идет речь?

Начнем с того, что Кожинов называет неточную дату — официальное разоблачение Эльсберга состоялось в феврале 1962 года. А описываемая Урновым атака на трехтомную «Теорию литературы», которую он расценивает как «подкоп под Эльсберга», в действительности являлась одним из этапов большой войны. Развязанной отнюдь не только против Эльсберга — что прекрасно понимал Ермилов.

Завершившийся в октябре 1961 года XXII съезд КПСС открыл, как мы помним, второй этап так называемой десталинизации (первый этап был запущен в феврале 1956 года XX съездом КПСС). Тело Сталина вынесли из Мавзолея и перезахоронили у Кремлевской стены. Началось массовое переименование городов, улиц, заводов, парков, стадионов и прочих объектов, носящих имя Сталина, демонтаж памятников Сталину и пр. С новой силой развернулась и борьба за выявление и наказание лиц, причастных к репрессиям — в том числе, в писательской и научной среде.

Собственно говоря, процесс этот начался еще до XXII съезда. Весной 1960 года в партком Союза писателей и в секцию критики и литературоведения Московской писательской организации поступили письменные заявления вышеупомянутых С. А. Макашина, Л. Е. Пинского и Е. Л. Штейнберга, в которых они фактически объявили Эльсберга виновником их ареста. Пинский, в частности, сообщил: «Превратно излагая содержание многих бесед с ним на литературные темы, Эльсберг охарактеризовал мои убеждения и высказывания в духе, желательном для органов, которыми руководил тогда Л. Берия. Лишь на основе этих показаний, повторенных Эльсбергом и на суде, я был осужден — недаром в приговоре по моему делу в качестве свидетеля обвинения назван только Эльсберг».

27 февраля 1962 года персональное дело Эльсберга было рассмотрено на закрытом заседании Президиума правления Московского отделения Союза писателей РСФСР. Большинство проголосовало за его исключение из Союза писателей. Но на этом разоблачения застопорились.

Градус недовольства «прогрессивных сил» таким развитием событий хорошо передает переправленное за рубеж и опубликованное в июне 1963 года в парижском журнале «Социалистический вестник» анонимное письмо «Доносчики и предатели среди советских писателей и ученых» (как выяснилось позже, его автором являлся Ю. Г. Оксман, репрессированный в 1930-е годы литературовед, который в конце 1950-х поступил на работу опять-таки в ИМЛИ, в отдел русской литературы). В письме, в частности, говорилось:

«После разоблачения Якова Эльсберга литературная и научная общественность рассчитывала, что будут дезавуированы и исключены из Союза писателей и другие разоблаченные после XXII съезда клеветники, виновники гибели в 1937–1952 гг. сотен советских поэтов, прозаиков, ученых. Однако эти надежды не оправдались. По прямому распоряжению Ф. Козлова (секретарь ЦК КПСС) и его помощника Дмитрия Поликарпова, заведующего Отделом литературы и искусства при ЦК, были прекращены все «дела», даже самых общеизвестных предателей, клеветников и палачей».

В числе «сталинистов-реакционеров», сохранивших свои посты при Хрущеве, автор документа упомянул уже известного нам Н. В. Лесючевского, директора издательства «Советский писатель» (которого Кожинов якобы «заставил» путем хитроумной комбинации опубликовать книгу Бахтина о Достоевском); В. В. Ермилова (автор назвал его «основным свидетелем обвинений в троцкизме своих товарищей по РАПП — Авербаха, Киршона, Селивановского, Макарьева»); профессора Р. М. Самарина (который «вместе с Ермиловым подвизается на руководящих ролях в ИМЛИ и в Московском университете») и других.

«Для того чтобы лучше понять, почему оказались под защитой высших партийных чиновников, вопреки директивам Хрущева, самые отвратительные гангстеры-сталинисты, следует указать, что заведующий Отделом литературы и искусства ЦК КПСС Д. А. Поликарпов является <…> одним из вдохновителей и организаторов послевоенного антисемитского правительственного курса в области литературы и науки. По инициативе Поликарпова была начата в 1958 году травля Бориса Пастернака…»

Стоп! Давайте соберем воедино всю рассмотренную нами в данной статье информацию.

Итак, Урнов сообщает нам, что Ермилов, активно включившийся в «пробахтинскую кампанию» Кожинова и его соратников, пришел на помощь данной группе уже не в первый раз. Ранее он выиграл битву с «прогрессивными силами», отстояв инициированную Эльсбергом и написанную при участии кожиновской группы трехтомную «Теорию литературы». Вот как описывает эту битву Урнов: «Прогрессивные силы решили было дать младотеоретикам во главе со старым Яковом острастку, но тут Ермилов закатал рукава и <…> тряхнул стариной, демонстрируя, что значит бить, именно бить наповал в полемике, вроде бокса без перчаток, как в оны годы бывало, чего, понятно, нынешние мастера закулисной склоки уже просто не умели». Так что благодаря Ермилову «прогрессивно мыслящие» потерпели полное фиаско: «Как бывает в подворотне, малыши привели большого дядю, а тот, хотя был ростом мал, оказался силен и защитил их от хулиганов с чужого двора».

Зафиксируем, что «большой дядя» ввязался в драку не из особой любви к зятю и остальным «малышам». И даже не ради своего старого приятеля Эльсберга. Ибо не против Эльсберга лично, а против целой группы «сталинистов-реакционеров» — в том числе, Ермилова, Лесючевского, профессора Самарина — начали кампанию «прогрессивно мыслящие» шестидесятники. (О профессоре Самарине — кстати сказать, учителе Урнова — нам предстоит поговорить особо. Поскольку в свое время он, не дав горячим головам присвоить Бахтину докторскую степень за диссертацию по Рабле, как выясняется, Бахтина этим спас... Во всяком случае так, по словам Урнова, расценивал поступок Самарина сам Бахтин... Но это, повторяю, тема отдельного разговора.) Таким образом, Ермилов старался не ради «молодой группы Кожинова», а ради собственной «старой группы» и себя лично.

Зафиксируем также, что Д. А. Поликарпов, способствовавший тому, чтобы «сталинисты-реакционеры», атакуемые «прогрессивными силами», сохранили свои позиции во властной системе, — это тот самый Поликарпов, по инициативе которого была начата травля Пастернака. Травля, нанесшая в конце концов непоправимый ущерб репутации Хрущева…

Зафиксируем, наконец, что Эльсберг, «осколок сталинского прошлого», пестуя не отягченную этим прошлым молодежь, безусловно, закладывал какой-то «мост в будущее». Какой? Что сближает кожиновскую группу с Эльсбергом — и одновременно с Бахтиным?

Об этом поговорим в следующей статье.