С.Кургинян

СПРОСИТЕ У ЮБИЛЕЯ

Юбилей все выхолащивает и умервщляет. Казенные мероприятия "для отписки", хрестоматийный глянец, скука. Все так. Но юбилей одновременно еще и испытует. Точнее даже – он вопрошает.

"Что вы поняли за десять лет? Во что превратили прожитый отрезок времени? Чему научились? На какую глубину в оценке прожитого можете занырнуть? Какова цена ваша как живого общества, способного выстрадать определенное понимание?"

Хотите знать цену своему обществу? Спросите у юбилея.

Когда мы обсуждаем итоги десятилетия, то главная наша обязанность – зафиксировать некоторый фундаментальный социальный, экономический и в целом исторический результат. То есть то, что именно мы получили в результате десяти лет "кипения" в котле таких перемен. И танцевать надо от этой печки.

Если мы получили позитивный результат, то те, кто двигали нас этим путем – исторически правы. И в этом случае в высшем смысле слова уже не так важно, как именно они себя вели, какие допускали кощунства, преступления и прочее.

Если мы получили негативный исторический результат – тогда правы те, кто сопротивлялся всему, что привело к этому результату. И обвинять их можно только с позиций неадекватности форм и методов этого сопротивления.

Говорить, что победитель всегда прав – нелепо. Если победитель своей победой ликвидировал страну, это значит, что он прав? И где здесь место элементарной логике, логике соответствий? Если большевики не правы, создав "70 лет безумия" (в которые как-то затесались космос, индустриализация, победа в величайшей из мировых войн), то как могут быть всегда правы победители? Большевики-то ведь были победителями.

Так каков же исторический результат десятилетия? Что произошло? Великая буржуазная революция, как говорят некоторые? Где ее результаты? Канонические результаты – легко перечислить:

- новые каналы вертикальной мобильности, открытость социальных перспектив для тех, для кого они были закрыты;

- единство нации как политического организма и вытекающие из этого государственные результаты (прочное централистское государство, и – гильотина в "Вандею сепаратистов");

- новое качество современности, развитие производительных сил, создание иной, более высокой, индустриальной цивилизации;

- создание императива права (когда перед правом равны все без исключения).

Это все есть? Мне даже обсуждать это не хочется. Нет ничего из основного, что должно бы было быть.

Модернизация не состоялась, и это для всех очевидно. В лучшем случае за счет всего общества состоялась пародия на модернизацию элиты. Правящая группа не смогла задействовать внутренний модернизационный ресурс своей цивилизации. Она не изменила, не трансформировала преемственно, а разрушила ядро этой цивилизации. Она нанесла травму этому ядру и всей многонациональной общности, подтолкнув ее к той грани, за которой просто историческая гибель и ничего больше.

Искать внутри этой неправды, этого сокрушительного исторического результата какие-то крохи каких-то приобретений просто нелепо. И каких приобретений? Кирпичных "горшков" в четыре этажа, очень напоминающих индивидуальные тюрьмы, понастроенных вокруг всех крупных городов в миллионном количестве? Понастроенных – как антидома, как то, в чем не может протекать жизнь нормальной семьи (смотри "семья – частная собственность – государство", если не нравится, смотри Броделя и прочее).

Не буду затягивать критические пассажи на эту тему. Я скажу лишь то, о чем еще не говорят.

В популярной сейчас элитно-спецслужбистской детективной литературе вкупе с сокрушительной критикой русских вообще начинает тиражироваться мысль, что национальная идея русских в их сегодняшнем виде – это деньги.

Я категорически отвергаю и эту отвратительную критику русских как недонации, и эту мелочную инсинуацию на тему о деньгах как национальной идее. В больницах, где лечат за гроши и получают грошовые зарплаты, деньги не являются национальной идеей. Они не являются ею в Чечне, где воюют – постольку, поскольку там кто-то еще воюет. Они не являются ею для учителей. Они не являются ею для тех милиционеров, которые еще останавливают преступный беспредел, а не интегрированы в преступность в качестве ее элитной составляющей.

Поскольку есть еще нация (а она есть именно в социальном низу, так это опять у нас получилось) – деньги не являются национальной идеей. Потому что они не могут быть национальной идеей. Деньги – далеко не однозначны. Это не благо, но это и не зло. Это средство. А национальная идея – это цель. Когда средство превращается в цель, это называется "превращенная форма". Когда средство становится целью для элиты (а в нашей элите деньги действительно заняли место бога) – то возникает превращенная элита. Или – антиэлита.

Бог – вечность. Говорят, "время – деньги". И это правильно. Время не может стать вечностью. А деньги – богом. Но зато деньги, которым начинают присваивать несвойственные им сакральные функции, могут стать дьяволом.

У нас долго критиковали капитализм и говорили о "городе желтого дьявола". Я не буду говорить, что критика капитализма – это не только наше занятие. Это – вся высокая либеральная традиция XIX века, вся высокая классика – Золя, Бальзак и другие. И вся русская высокая классика в особенности. Но критика капитализма – это одно. А превращение капитализма в жупел, неумение увидеть в капитализме ничего, кроме зла, извлечение из капитализма всего созидательного и предъявление остатка в виде тотального ужаса – это совсем другое. Это было создано агитпропом в СССР. И это потом было вывернуто наизнанку.

Те, кто триумфально вел вперед эти десять лет свое общество – построили в виде нового рая именно тот капитализм, который описали в качестве жупела. Они сделали целью и утопией – город желтого дьявола. То есть они построили ад. Это в религиозном смысле. Я не хочу этого слова в анализе, адресованном людям, по-разному понимающим жизнь. И потому предлагаю термин – Зазеркалье. Мир превращенных форм.

Чтобы пояснить свою мысль, скажу следующее. В 1990 году, написав книгу "Постперестройка", я описал, что такое криминализация всей страны. Позже начали говорить, что десять лет – это и есть десять лет постперестройки. И что наступила власть криминалитета.

Это давно пройденный этап! Во второй половине 90-х постперестройка кончилась, и началось Зазеркалье. Жизнь, где деньги стали богом для элиты. Жизнь, где исчезло то, что не продается и не покупается. То есть настоящее ценностное ядро. Ядро личности, ядро класса. Если элита – это элита, то ее смыслы прочно размещены в духовном ядре цивилизационной системы. Цивилизационная система, в которой распадется ядро – это система-мутант. Антисистема. Она сжирается изнутри неким вирусом-деградантом. Постепенно зоны, которые захватывает вирус, расширяются. Дальше одно из двух – либо это расширение на определенном рубеже сдерживается, и начинается сложнейший обратный процесс восстановления перерожденных тканей (процесс с негарантированным результатом), либо это расширение не сдерживается. И тогда на месте организма – очаг заболевания, сгусток ядовитой протоплазмы. И ничего другого.

Я уже говорил о том, что не считаю состоявшимся полное сжирание организма изнутри. Целые системные пласты сопротивляются такому сжиранию. Но это пассивное сопротивление. И оно происходит как бы в периферийных общественных зонах.

Я еще раз хочу оговорить, что в подобных моих рассуждениях нет никакой демонизации денег. Деньги – ресурс для неких проектов. Личных, коллективных – любых. И в качестве таковых они играют вполне нормальную роль. Но ни в каком обществе (в криминальном, в том числе, и это весьма важно) нельзя уравнять идею и деньги. То есть растворить в деньгах идеальное. Все понимают – за деньги убийца может убить, но за деньги никто не будет умирать. Зачем? Деньги теряют смысл за горизонтом твоей жизни. Миром правит невещественное. Это не заумное морализаторство. Это вполне элементарная истина.

Вечность – всегда двигает время вперед. Когда вечность повреждена, время начинает пробуксовывать. Вследствие этого возникает дурная бесконечность. Хоровод одних и тех же износившихся масок. Его мы и наблюдаем.

Десять – и каких! – лет прошло. Тут примитивное устройство типа персонального компьютера – и то, казалось бы, должно начать менять микрочипы под воздействием такой информации. Ан нет. Как в комедии дель арте: есть набор ролей, сюжетов и ситуаций. Вот это и комбинируйте, как хотите. Но за рамки этого – ни на шаг. Арлекин, Пьеро, Коломбина. Любовные треугольники. "Канонические" коллизии.

А мы ведь не в средние века живем. Мы живем в мире, который вообще меняется сумасшедшими темпами. Буш и немцы наперегонки начинают финансировать биогенетическое оружие. Но это где-то там, по ту сторону российских интеллигентских кухонь. А на них. общепримиряющий бег на месте. На календаре как бы 1976 год. Но знаем – что не 1976 год. Но знаем ли, что знаем? Ноль знаем, сто в уме. В уме ли или где-то еще. На бобине – Галич, под подушкой – Солженицын, в мозгах – фигня, на языке. Что в мозгах, то и на языке. Реакционеры, демократы, свобода, путчи.

Все это по своей банальности было и изначально отвратно, но оно же, вдобавок, стухло. Буксующее время – это не остановка. Это совсем другое. Часы остановить можно, время – нельзя. Бард, певший про комиссаров в пыльных шлемах, которые молча над ним склонятся, и про то, что он все равно падет на той, на той единственной гражданской, уже проклял и комиссаров, и гражданскую. Уже отрекся от своих глотков свободы и даже от семейных традиций. Он уже не предостерегает Галича: "Но из грехов нашей родины вечной не сотворить бы кумиров себе". Он уже сам в так называемую перестроечную эпоху таких кумиров насотворял. И перед смертью успел сказать по поводу расстрела Белого дома: "Я наслаждался этим".

И это все никуда не денешь. Что есть, то есть. Это не личная жизнь, в которой о мертвом или хорошо, или никак. Это история. Сталин тоже мертвый. О нем, что, тоже – или хорошо, или никак?

И все это, как на змеиной свадьбе из романов К.Гамсахурдиа, сплетается ("я наслаждался". и "в пыльных шлемах".), сношается и тухнет. Тухнет, тухнет. Этакий постмодернистский, постсоветский бобок.

.тухлое ретро как основополагающий стиль эпохи.

И не всегда понятно даже, где законсервированность, а где цинизм. Сначала не веришь, что такая может быть махровая законсервированность, все время завышаешь чей-то "ай-кю". И уважительно думаешь – цинизм высшей марки. Ведь и семья-то какая, и сам вертелся где мог и как мог. Не мог не нанюхаться, так сказать, настоящего, власти то есть. А потом оказывается, что зря завышал "ай-кю". Очень даже мог не нанюхаться и без ухмылки воспроизводит через десять лет то, во что и десять-то лет назад никто из уважающих себя всерьез не верил. Орал с трибуны про демократию, отрабатывал, рычал, рыдал, но не верил. И правильно делал. И надо же, вдруг оказывает, что бобковый (от слова "бобок", не путать с другими героями нашей исторической драмы) искренний наивняк вовсе не исчерпал себя, а, скорее, даже напротив.

Чтобы в 2001 году все уже познавшему и вкусившему обществу говорить про реформатора КПСС Горбачева. После того, как сам Михаил Сергеевич многократно и убедительно описывал как свое историческое дело – уничтожение и именно уничтожение КПСС (и реформы – как интригу, имеющую задачей усыпить, обмануть, заманить злые силы и тем самым наилучшим образом обеспечить уничтожение).

Между тем, Отто Лацис, создавая аналитические творения, призванные осмыслить ГКЧП в 2001 году, воспроизводит чистую арлекинаду 1987 года. Он воспроизводит оную уже после того, как вкусили Станиславского, Мейерхольда, Гордона Крэга, Ежи Гротовского. И воспроизводит он ее "на голубом глазу" – не как ретро, не как фольклор, а как последний писк сценической моды. Тут и "добрый Горбачев", и "злые гэкачеписты" (лукавый Прокофьев, свирепый Шенин, коварный Крючков). Мультик для недоношенных.

Наверняка мы будем любоваться и картинами обратного рода. Где Шенин окажется Котовским нашей эпохи, а Крючков – железным рыцарем Коминтерна. А что? Один не лишенный карьерного чутья фантазер уже рассказывал нам когда-то, что Лукьянов – магистр Ордена Полярных. А Крючков – менестрель. уже не помню, то ли Мурсии, то ли Морваны. В общем, чего-то этакого.

Итак, мы имеем дифференциацию образов случившегося по схеме подобного полярного кретинизма (если есть полярный коммунизм, полярный национализм и даже полярный сионизм – смотри "Организация Полярный Израиль", то почему не быть полярному кретинизму?) Мы имеем две тупые, зубастые, алчные пасти, стремящиеся пожрать любую попытку как-то осмыслить происходящее. Мы имеем урчание, чавканье и бурчание там, где общество, достаточно ясно уже понявшее, что оно "залетело по-крупной", должно бы было иметь хоть какое-то осмысление. Где здесь кончается провокация и начинается простая обыкновенная деградация – трудно установить. Но ясно, что спрашивая у юбилея, каково же, по его мнению, общество, мы получаем совсем печальный ответ.

Исправлять этот ответ в общем-то достаточно безнадежное дело. Но поскольку интеллектуальный труд – это всегда достаточно безнадежное дело, то сознавая и даже описывая весь тот печальный контекст, в который неминуемо окажутся погружены любые нынешние рефлексии на тему ГКЧП, я все же постараюсь нечто зафиксировать в полуиронической форме и со всеми вышеприведенными контекстуальными оговорками.

Начну с обсуждения пассажей Лациса на тему о Прокофьеве. Юрия Прокофьева я в то время знал достаточно хорошо. Иногда значимыми оказываются именно детали. Так вот, такая деталь. После ГКЧП Прокофьев своими руками где-то далеко от Москвы складывал деревенский дом. У него не было своей дачи. Если это сравнить с поведением демократических кликуш, сделавших карьеру на борьбе с коррупцией, на борьбе с привилегиями, представлявших собой ходячий понт на тему о простоте и непритязательности – и настроивших четырехэтажных гранитно-мраморных вилл на свои непритязательные демократические зарплаты, то контраст оказывается вполне сокрушительным.

Я вспоминаю одну историю (может быть, я не вполне точен, но мне кажется, что я воспроизвожу ее с точностью до существа дела). Прокофьев, став первым секретарем МГК КПСС, мне рассказывал о том, что его партийный учитель, ушедший на пенсию с высокой должности, говорил ему: "Юра, не повторяй моих ошибок. Я на пенсию вышел, сел в троллейбус, а раньше все время на персональной машине ездил. Стал сходить на остановке, упал и чуть ногу себе не сломал."

Что, эта история лишена сегодня конкретного исторического и политического смысла? Ничуть. Она носит совершенно не мемуарный характер.

Еще Прокофьев тогда же рассказывал о том, что ГАИ в первый день, когда он стал первым секретарем МГК КПСС, перекрыло улицы и с сиренами довезло его очень быстро от дома до здания МГК. Прокофьев сказал: "Я им сразу же запретил это делать". Сделал паузу и добавил: "Потому что может ведь понравиться, потом не захочется запрещать".

Если кто-то не понимает, что такая притча с элементом самоиронии (а ее-то я воспроизвожу точно) говорит как минимум о хорошем вкусе и, опять-таки, не чужда нынешнему политическому контексту – пусть питается коктейлями из "комиссаров в пыльных шлемах" и "я наслаждался этим".

К сказанному добавлю, что после ГКЧП Прокофьев стал действительно заниматься высокими технологиями, начиная с нуля, в условиях явной нехватки средств. Заниматься честно, не суетясь. Не пытаясь использовать записные книжки для устройства на многотысячную долларовую зарплату в тот или иной новорусский концерн. Примерно то же о других известных мне гэкачепистских "демонах".

Одни вели себя более современно, другие менее. Одни быстрее вписывались в контекст эпохи, другие жестко держали дистанцию между собой и ее стяжательским духом. Но никто не впал в те экстазы вульгарного, мещанского самоутверждения через обогащение, через роскошь, которые продемонстрировали "якобинцы нашей демократической революции".

Слабость той советской элитной группы, яркими представителями которой были гэкачеписты – в другом. И это – слабость целого поколения. Они, будучи в основном достаточно сдержаны и достойны в том, что касалось личного потребления, были заложниками своего видения масс, своего общественного идеала. Не коммунизма – в чем их обвиняют, а того, что Эрих Фромм назвал "гуляш-коммунизмом". Им казалось, что с массами надо говорить не на языке духа, а на языке потребления. А на этом языке – исторически лживо, но несравненно более сочно – с массами поговорили их оппоненты.

У-у, как сочно! Так еще никто в России не говорил! Ибо понимали, что чревато! У-у, как!.. О своем любимом, о главном – о том, для чего на самом деле пришли! О жратве! Об обнаженном вожделении материальных и именно материальных благ. Вульгарной, пошлой, фантастической роскоши для себя и об "обогащайся!" для всех. Обогащайся как можешь, насколько можешь! Убивай, грабь, топчи! Пресмыкайся, кидайся в любую грязь! Но обогощайся и жри!

Титаны демократической скромности требовали, уезжая на отдых, ролс-ройсы в цвет своего пиджака. Прямо к трапу личного самолета.

"Смотри, смотри на этот галстук!" – шипела мне одна моя зарубежная знакомая, называя фантастическую цену, сравнивая эту цену с зарплатой обладателя галстука. Этого борца с привилегиями подлой советской номенклатуры. "Это нам еще отольется, – говорила знакомая. – Они всех марают, всех". И добавляла: "Принц Чарльз такой галстук не наденет. Рокфеллер – не наденет. Только русские и арабы".

Потом опыт встреч с галстуками (и всем остальным) отлился в образ преступной новорусской элиты. "Элита гангстеров. Бароны-бандиты." Потом. "Вы – гангстеры?" – спрашивает американка героев фильма "Брат-2". Бойкая барышня с нью-йоркской панели бойко отвечает: "Мы – русские". Элита-преступник. Народ-преступник. Консенсус – преступление. Скажите, безосновательный навет? Конечно, навет. А вот насчет безосновательности. Мы ведь не клепаем светлые образы к юбилею. Правда?

Думалось:

в хорах архангелова хорала

бог, ограбленный, идет карать!

А улица присела и заорала:

"Идемте жрать!"

Вопрос на засыпку – почему в нашей культуре йогурт должен стать маленьким чудом? Чудо – это что-то нетоварное. А йогурт – это прекрасный продукт питания. Почему можно так играть со словами, и можно ли с ними так играть, не рождая фатального результата? Скажут – это игры отдельного рекламщика. Когда бы так!

Всмотритесь внимательнее. По всей Москве вывески: "Продуктовый рай", "Джинсовый рай", "Паркетный рай", "Пивной рай". Перечисление можно было бы продолжить. Говорю о тех только вывесках, которые лично я зафиксировал. Почему это все – рай? Боролись с коммунизмом, который провозглашал царство высокого как рай на Земле. Говорили, что рай на Земле вообще не может быть, и что это кощунство. Но там, подчеркиваю опять, речь шла о рае как о высоком царстве. "Не хлебом единым." и так далее. И – как бы к этому не относиться – миллионные тиражи классической литературы. И – очереди на эту литературу. Сложные, как все очереди. Но ведь очереди.

Сколько бы кто бы сейчас о чем ни говорил – так заработали реформы или этак – все снимает одна тема. Специальные мероприятия нашей армии по ликвидации безграмотности у молодых солдат. В массовом количестве. И именно абсолютной безграмотности, когда не умеют ни читать, ни писать. "Паркетный рай", "Джинсовый рай". Клялись, что не войдут в протестантский прибранный рай. А только туда, где разбойник, мытарь и блудница крикнут: "Вставай!". Но протестантский-то рай – он не джинсовый и не паркетный, хотя и прибранный.

Так что построили? И как смеют, построив это (и строив это!) морализировать, устраивать дешевые представления с сусальными героями добра и зла? Под покаяние – разрушали все. Но как теперь, не каясь, можно все это видеть, да еще пытаться сохранять хорошую мину. Этот липовый грим – он откуда? Из Зазеркалья с его мертвецкой? К вопросу о гриме. Вновь – Маяковский:

Гримируют городу Круппы и Круппики

грозящих бровей морщь,

а во рту

умерших слов разлагаются трупики,

только два живут, жирея –

"сволочь"

и еще какое-то,

кажется – "борщ".

"Фиговые листы" Лациса не могут прикрыть то, что видно, когда оглядываешься на это десятилетие Постперестройки и Зазеркалья. Что получили все, что хотели и именно что хотели. Хотели жадно, открыто, откровенно (может быть, в чем-то для понта еле прикрыто, но – еле-еле). Хотели жрать и получили жратву.

Получили. Довольны. Жрут.

Это беспощадный итог. Ничего другого не происходит. Жрут безоглядно и ненасытно. Бездумно. Сметая все, что стоит между ними и возможностью жрать. Это как болезнь. Не удерживает не только классическая литература (между нею и нашей действительностью ни одной связующей нитки, ни одного сосудика кровеносного). Не удерживает и гораздо менее чуждая криминальная традиция ("жадность фраера губит").

Все выстраиваемое, системно осваивающее реальность, состоит из двух функциональных блоков – желудка и челюстей. Мозг – это средство понять, где лежит жратва и как ее. того. этого.

Ницше? Воля к власти? Кто-нибудь пробовал, что это такое, когда к ницшеанцу типа Волка Ларсена из "Морского волка" Джека Лондона попадает в руки не шхуна, а корабль государственности? Страшное дело! Алжир! Пиратские королевства! Волк Ларсен рассуждал о "закваске", на свой манер примитивно интерпретируя Ницше, Спенсера и других. А как же! Мода на социал-дарвинизм, доползшая до мародерствующих пиратов, бороздящих мировой океан. Но Волк Ларсен не становился депутатом или сенатором. Он все-таки был честнее. Он не хотел камуфлировать свой закваско-центризм рассуждениями о демократии и правах человека.

Ельцин 1989-го года весь состоял из "закваски" и воплощал в себе эту (Ницше в целом сложнее) ипостась откровенного ницшеанства. Но он питался эрзацами самоутверждения. Как говорил один мой знакомый в 1994 году, "они добывают, а он пропивает". И в этом все же была романтика. Потом и она исчезла, спряталась, ушла в совсем уж сокровенные уголки. Но Ельцин Ельциным. Герой эпохи – это совсем другое. Что же именно?

Я уже говорил о национальной идее и деньгах. Я с этого начал, и к этому возвращаюсь. Но уже по-другому. Со стремлением дать более или менее точное определение тому, что построено, – превращенным онкологическим формам этого "как бы капитализма".

Теоретически здесь отправной точкой должен был бы стать труд Делеза и Гватари "Капитализм и шизофрения". Эти постмодернисты, авторы знаменитого "шизоанализа", который они противопоставляют отвергаемому ими психоанализу Фрейда, что-то ухватили в действительности 80—90-х годов. Говоря об отправной точке, я подчеркиваю тем самым, что вовсе не считаю вообще возможным опираться на постмодернистский метод со сколь-нибудь конструктивными целями.

Но это не значит, что нельзя заимствовать какие-то моменты для частичного понимания происходящего. Тем более, что если у Делеза и Гватари речь идет о выявлении под микроскопом неких бацилл и вирусов, живущих в западном общекапиталистическом теле, то в нашем случае никакого микроскопа не надо. Надо вслушаться в высказывания наших политиков и бизнесменов. И выделить в образах и семантике мощный, густой, без всякого микроскопа вполне ощутимый пласт клиники. Да что политики? Анекдоты. Знаменитый и суперпоказательный анекдот про гаишника, который не мог собирать мзду с бизнесмена, нарушавшего правила, потому что тот уехал в отпуск, и по приезде бизнесмена возмущающегося: "Ты что же, отдыхал за мой счет?" Это классический пример из шизоанализа.

Вообще-то мы любим соединять для подчеркивания аномальности только слово "социализм" с различного рода трудно сочетаемыми добавками. Анархо-социализм, например. А что, не может быть анархо-капитализма? Присмотритесь к истории десятилетия! Или не может быть люмпен-капитализма? Приставки отрицают капитализм? Шизофрения и есть раскол, соединение утверждения и отрицания. Их квази-устойчивое, взаимоуничтожающее сосуществование (гротеск, парадокс). Начавшийся как люмпен-капитализм (серебряные ложки и царь), продолжившийся как анархо-капитализм (все на продажу и гуляй, Вася), процесс в дальнейшем все более начал приобретать черты шизо-капитализма. И, поскольку шизо, разрастаясь, отрицает капитализм, - то внутри всеобщей сладкой расслабухи вполне может взрасти "отрицание через шизо". Это вам не 1917-й. Это совсем другое.

Десятилетие втянуло из мирового капитализма в кровь и плоть российской действительности именно данный шизо-концентрат (в западной капиталистической действительности все же разжиженный). Вместо героя, который содержит в себе "машину желания" (термин шизоанализа), мы имеем "машину желаний" как таковую. Точнее, "машину желания", вылезшую из человека (где она в принципе спрятана) и пожравшую человека. После чего – притворившуюся, что она и есть человек.

Умильная арлекинада конца 80-х годов сегодня просто смешна. Решающий жанр эпохи – постмодерн с кровью напополам. Конфликтуют между собой в элите выбравшиеся из человечности "машины желания". "Хомо крокодилус". И идет естественный отбор особей подобного типа.

В системе антропоморфных "машин желания", прошедших отбор по критериям желудков и челюстей, не может быть социальности. Такие машины истребляют общество. Бюрократия этого типа (как и бизнес этого типа) – это органы, оторвавшиеся от тела. Соответственно, общество становится телом без органов, то есть влечением к смерти (деструдо, в отличие от либидо – термин позднего неофрейдизма).

Шизоидные желания органов, оторвавшихся от тела, выдавливают на теле, оставшемся без органов (теле влекомого к смерти общества), некий текст – ровно таким способом, как это было описано у Кафки в знаменитой "Исправительной колонии".

И так же, как в "Исправительной колонии", сконструированная взамен палача "машина желания" (она же – обособленный от тела карательный орган), рано или поздно начинает сходить с ума. Сама себе доказывать, что она не машина (классическая коллизия из книги "Капитализм и шизофрения").

За десять лет в России действительно построили капитализм. Его построили – не как в Швеции (помните, Лацис восхищенно ныл о шведской модели?). Его построили не как в США или Германии. Не как в Латинской Америке. Не как в Африке. Его построили по моделям будущего, моделям антиутопий. Его построили по схемам Делеза и Гватари. Только построили не "Капитализм и шизофрению", а КАПИТАЛИЗМ КАК ШИЗОФРЕНИЮ. То есть как отрицание себя. Как антикапитализм.

Каждый день из прожитых десяти лет реформ убивал капитализм. И создавал из убитого – вурдалака.

Вот чему противостояла (инстинктивно и слабо) вся система ГКЧП. Я много могу сказать об этих слабостях. Я очень далек от восхваления реальных типажей (включая и тех, к которым я по-человечески близок). Но поединок с монструозностью (а она, как мы видим, – тайный герой пост-гэкачепистской эпохи) велся людьми пусть не идеальными, пусть и не вполне сильными, но в полном смысле этого слова НОРМАЛЬНЫМИ. Говорю, по крайней мере, о тех, кого знал близко и хорошо.

Это был слабый поединок. Поединок в условиях, когда общество шло на шизокапитализм, как рыба на нерест.

Самая яркая черта слабости? Я уже говорил о том, что Шенин – не Котовский, а Крючков. ну, скажем так, не Лев Давыдович Троцкий, которому расстрельный документ подписать – что плюнуть.

Вы можете себе представить Ленина или Троцкого захватившими эфир и пустившими "Лебединое озеро"? Да они бы не отрывались от эфира все время путча! Потому что понимали: их задача – убедить массы в своей правоте. Я не говорю о пресс-конференции членов ГКЧП, где они убеждали, да, убеждали – но не в силе, а в слабости, не в правоте, а в отсутствии права. Вот и получилось по Раскольникову: "Я не старуху убил, я себя убил".

Противники – апеллировали к низшему, к влечению, желанию, к шизо-капитализму. Противостоять этому могла только диктатура. Не резко ослабленный вариант венгерского или чешского малоразрушительного насилия – а настоящая созидательная диктатура. Диктатура духа, верящая в свой Большой Проект и способная его воплощать. Она могла победить. Норма и человечность могли только проиграть. И это урок не только ГКЧП.

Недавно снова взяли эфир, на этот раз НТВ. Зачем взяли, если нечего говорить? Как в анекдоте на украинскую тему, "шоб було". Заранее проигрышная позиция.

Взяв за отправную точку Лациса, я еще раз возвращаюсь к Прокофьеву. В борьбе за власть любая победа может быть только победой политической. Нельзя надеяться на чужие инструменты силы, инструменты внеполитического характера. В танках тоже сидят люди, причем уже распропагандированные, уже соблазненные всеми прелестями шизо-капитализма. Люди, читающие журнал "Огонек". Пока не состоялась идеологическая победа – политической быть не может. Союз городов-героев и другие начинания Прокофьева – были попыткой именно политической победы. Другой генсек КПСС. Партия, уходящая в оппозицию и сохраняющая свои структуры и возможности. Политическая победа на выборах. Можете себе представить, что была бы не КПРФ, а КПСС с ее возможностями, но с другой идеологией, другой политической линией?

В историческом смысле – не Прокофьев делал ГКЧП, а ГКЧП делалось в том числе и потому, что надо было сорвать XXIX съезд и победу Прокофьева. Кстати, помимо политических сюжетов, тут есть и другие. Любая новая ревизионная комиссия проверила бы еще и финансы партии. Некие события после ГКЧП показали, что этого никак нельзя было допустить тем, кто, находясь в тени главного политического процесса, играл гораздо более важную роль, чем Горбачев, Шенин, Прокофьев, Крючков, Собчак, Попов и другие.

И этот уровень в процессе присутствует. Как присутствует и другое.

Горбачев, которым упивается Лацис, вышибая стул у Ельцина, уже начал свою игру с Татарстаном и другими республиками, входящими в состав РСФСР. Развитие этой игры лишило бы тех, кто хотел восстановления сильной державы, даже РФ как плацдарма, с которого можно вести новые интеграционные наступления. Фигурировала ли такая политическая логика в сценарных арабесках, которые рождались у игравших тогда в большую политическую игру? Безусловно.

Считали ли некоторые из ревнителей СССР Ельцина меньшим злом, нежели Горбачева? Да. Могли ли они прорабатывать игру, при которой власть временно сдается Ельцину в обмен на неразрушение РСФСР? В дальнейшем – плоды радикальных реформ, новая общественная ситуация, смена власти, мощное интеграционное наступление. Такая игра могла вестись. И, скорее всего, велась. Другое дело, что были недооценены общественная травма и неготовность общества быстро протрезветь и мобилизовать свои силы на отпор шизоидным влечениям, выдаваемым за построение капитализма.

Обсуждение такой игры – видит бог, гораздо достойнее сегодня, нежели стоны о злодеях и героях, реформаторах и реакционерах. Или же (еще один плод данного юбилея) полосы пустой спецушной фактуры на тему: кто, когда и что устраивал на всяких там АВС. Там, где нет силы духа, чувства права на крутые решения, там, где нет глубокой связи с мощными общественными энергиями – Дух Истории заменяется Духом Игры. Играющие – часто играют ради благородных целей. Их сила в том, что они трезво оценивают свои ресурсы и понимают, что для другого, нежели игра, этих ресурсов у них нет. Их слабость. Слабость в том, что они играют.

Уже к 1990 году было понятно, что на самом деле существует один политический вариант спасения СССР. Президентство Ельцина. Не российское, а общесоюзное президентство. Ельцин только этого и хотел с 1987 года. И в начале 90-го тоже хотел только этого. Это к концу 90-го (по моим оценкам) он уже оказался взят в тиски других обязательств. Да и то – не факт, что необратимо. Короче, кое у кого иллюзии о том, что Ельцин может согласиться на предложение ГКЧП – имели место и в августе 91-го.

И может быть, нечто подобное следовало бы обсуждать сейчас вместо тиражирования прописей на давно забытую тему. Тему о реформистском благе. Какое благо? Где оно? В чем оно? В том, что построили шизо-капитализм? Не знал, что этим кончится? Дурак. Знал и хотел этого? Мерзавец. Ошибался и понял ошибки? Пришел в ужас? Не извергай самодовольно очередные пошлые банальности на давно изжитую тему. Начинай думать. Лучше поздно, чем никогда.

О чем думать? Да есть о чем. Например (переход от простого к сложному) итогом какой борьбы был распад СССР? Я имею в виду – какой борьбы внутренних элит? Что размещало себя под кожей социализма и коммунизма? Под кожей советскости? Кожей СССР? Какие кланы как и за что вели борьбу? Простейший вопрос: если старые номенклатурные элиты в союзных республиках на поле той игры, которая только связана с именем Горбачева, а на самом деле велась на несравненно более серьезном уровне между настоящими силами, в своих игровых комбинациях как бы прикрывались Народными фронтами (пример Алиева достаточно ярок и очевиден), то старые элиты в Москве – кем прикрылись в подобных же комбинациях? Борисом Николаевичем Ельциным? И какова тогда с поправкой на это природа ГКЧП?

Юбилей спрашивает. Время спрашивает. И отвечать на это надо не дурацкими прописями.