II.
У нас есть самые серьезные
основания для развертывания единого аналитического образа, вбирающего в себя и Ближний,
и Средний Восток, и Центральную Азию. И начнем мы этот образ развертывать,
конечно же, с Ближнего Востока (сразу же переходя на другой, более широкий,
макрорегиональный формат).
Две крайности, которые
существуют при оценке данного региона (и Израиля как его существенной точки),
таковы.
Крайность #1 гласит: "Здесь
ВСЕ конструируется, отсюда ВСЕ исходит". Дальше два субполюса в пределах этой
крайней оценки. Они касаются определения качества этого "ВСЕ". Для одних это
ВСЕ ДОБРО, для других это ВСЕ ЗЛО.
Крайность #2 иронически
пожимает плечами по поводу своей амбициозной подруги. Согласно этой крайности,
мы имеем дело с глубокой провинцией, чья роль подпитывается сегодня
определенной культурно-исторической ностальгией. Но и не более.
Обе эти крайности не
опровергаемы никаким рациональным способом. Потому что все вводимые рационально
параметры легко перекомбинируются в два недоказуемых ряда и по принципу "ВСЕ",
и по принципу "НИЧЕГО" (как минимум, НИЧЕГО ОСОБЕННОГО). Есть другой способ,
возможно, единственный, чтобы нащупать путь между этими крайностями (не
оказавшись одновременно в болоте чрезвычайно усеченной прагматики). Этот способ
обрести культурно-исторический слух и, вооружившись этим и только этим, умно
и тонко съездить в Иерусалим, погрузившись там в те сложные субстанции, которые
источает этот особый город, эта особая точка мира. И тогда станет ясно, что не
может НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТЬ такая точка, где наглухо состыковываются Стена плача и
мечеть Омара, где мимо этого всего вьются тропы христианского вероучения, где
материальность корней невероятно древних деревьев вдруг оборачивается
идеальностью других корней. Корней оспариваемой сейчас многими (но неоспоримой
в своей субстанциональной данности) единой иудео-христианской культуры.
Видеть значит понимать. И
понимать значит видеть. Нигде это так не ощутимо, как здесь. И потому особо
трудно придать аналитизм этим образам, схватываемым каким-то особым способом.
Что взять здесь за отправную точку? Современность или историю? Или то, где они
переплетаются, подобно этим древним сразу идеальным и материальным корням?
Такое переплетение
возникает, например, как только затрагивается тема крестоносцев и Великого
города. Недавно потомки крестоносцев каялись за своих предков перед населением
города (даже неясно, каким именно иудейским или арабским). И те и другие
восприняли это покаяние с глубокой иронией. Но на карте большой политики
современности точка этого покаяния зафиксирована. Где? Видимо, где-то рядом со
странным высказыванием Клинтона о том, что предложение Папы Иоанна Павла II по
поводу прекращения бомбардировок Сербии на время Пасхи "не по вкусу Богу". Была
ли это просто издевка или что-то большее? Здесь можно сколько угодно гадать и
доказывать, оперируя по-разному как бы весомыми аргументами прямо
противоположные (и равно, видимо, несправедливые в своей противоположности)
версии. Крайность #1 считает себя священнослужителем выше папы. Крайность #2
"глупая и тупая американская шутка".
Мы не будем искать точку
истины между этими крайностями. Мы удовлетворимся тем, что и так уже взяли для
многих слишком странный старт нашего поиска. И будем просто для начала ставить
наши точки на поисково-проблематизаторской карте.


