Можно выбрать любой язык. И он всегда окажется недостаточным. А недостаточность эта будет тем выше, чем строже будет Язык, выбранный для описания Идеи. Ибо там, где Идея персонифицирована, а персонификация анонимна, не может и не должно быть стандартно строгого языка. Герой ли наш Ванька Жуков? Персонификация это или уход от оной в сферу сугубо анонимных конструкций? Или есть нечто, где альтернатива между анонимностью и персональностью перестает быть простой и очевидной? Но если это нечто и существует, если, существуя, оно действительно есть Нечто, а не Ничто, то многозначность Языка здесь единственное средство неубиения темы.

Суше, строже, неаллегоричнее и как бы "нехудожественнее" становятся блоки нашей второй аналитической симфонии, но это их качество – все равно лишь форма той же художественности. Потому что нет и не может быть целостности без адресата, адресата без целостности. Нет и не может быть ни целостности, ни адресата без Героя, а Героя без Идеи и Языка.

Но должно ли все это быть? И что здесь означает само это "быть", "не может быть", "не может не быть"? Не есть ли это лишь производные от все более гаснущего в новой мировой какофонии, старого, как мир, и слабого, как никогда ранее, словосочетания "быть может"?

И если это так, то что такое наш "Образ целого"?