После первого номера "Школы целостного анализа" мы долго выжидали. Это было не пассивное выжидание. Как не пассивной "интеллектуальной жертвой" был и сам этот номер. Главная проблема, которая была затронута в предшествующем номере, это проблема почтальонов. А также тех адресатов, которые и должны "атаковаться" отважными почтальонами. С этой точки зрения, первый номер – это эксперимент. А эксперимент на то и эксперимент, чтобы осмысливать его результаты по-настоящему. Без торопливости, без бойкости серийных изданий. "Школа целостного анализа" – это не газета на злобу дня. И это не солидные ежеквартальные аналитические обзоры.

В сущности еще до проведения эксперимента многое было для нас понятно. И по части почтальонов, и по части всего другого. И кто может сказать, что мы ошиблись в наших интуициях аналитической музыки, в наших "сказках венского леса", того сумрачного леса, где заблудились, пройдя до половины земную жизнь, наши сложные "сюжето-герои"? Нет, мы не ошиблись, ибо сказка, которой кончались интуиции Мастерской, обернулись бомбардировками на Балканах. А эти бомбардировки подвели черту под определенной парадигмой понимания соотношения адресата и почтальонов.

Не могла быть подведена эта черта без того, чтобы первый номер "Школы" не был не только прочитан, но и пережит, интеллектуально выстрадан – и читателями, и нами. В тонких построениях подобного рода поспешность, бойкость – это худшее, что можно себе представить.

Мы выпускаем второй номер. Мы сознательно делаем его похожим и непохожим на первый. Мы сознательно и сохраняем, и радикально модифицируем стиль, интонации, формы подачи, соотношения рассматриваемых тематических блоков. А внутри этих видимых модификаций и сохранений – метаморфозы Героя. Того самого "Ваньки Жукова". Прощаемся мы с ним? Снаряжаем его новым в новое Путешествие? Спускаясь со своей Волшебной Горы, Ганс Касторп, герой великого романа Томаса Манна, отвергает или выполняет предназначение? И может ли быть что-то общее у рафинированного немца и нашего Ваньки Жукова? Разве что форма цвета хаки, лихорадочные перебежки от воронки к воронке, неточные пока еще выстрелы (как трудно удержать судорожное дыхание!) да песня… Коварная песня Шуберта в финале той великой истории и наши "Сказки Венского леса".

А может быть, главное – в той беспощадной безоглядности, с которой взыскуют именно Адресата столь далекие как бы безадресные послания? Судьба как Адресат, и Адресат как Судьба – не здесь ли парадоксальное сходство того, что не может и не должно сходиться ни в какой логически проверенной Геометрии?

И не отсюда ли – сплетение юродства и интеллектуальных исканий? Как может сплестись такое? Что, кроме Судьбы, может осуществлять вязку подобной пробы? И что сплетается? Кафтан или удавка на шее?

И что же все-таки знаменует собой нынешний этап все той же коллизии почтальонов и адресатов? На каком языке излагать специфику столь нового этапа вроде бы не меняющей своей сути коллизии?