15.01.99. Газета "Век" "рассмотрела под микроскопом" образ Лебедя. На страницах газеты говорилось: "Миф Лебедя в основном сформировался к моменту его изгнания с поста секретаря совбеза в 1996 году. Лебедь гениально эксплуатирует образ "невидимого героя-спасителя". Миф о простодушном, но честном персонаже русской сказки в сегодняшней политической тусовке "налезает" только на Лебедя и только с ним сопрягается в "низовом" народном сознании".

Казалось бы, никакого негативного отношения к Лебедю в оценке не содержится. Но само публичное исследование "мифа" политической фигуры (то есть источников его силы как политика) означает начало растабуирования этого "мифа" и конец его непосредственного некритического восприятия. Миф действует до тех пор, пока его не засвечивают. Засветили — это уже не миф, а маска. С которой хуже или лучше работают. Как же с нею работают?

Не лишним в плане ответа на данный вопрос является разъяснение того, что, собственно, имеется в виду, когда вводят в оборот миф о "простодушном, честном персонаже русской сказки". И как этот миф "налезает" на Лебедя, и почему только на Лебедя. Имелся в виду демонстративный уход Лебедя с территории "порока", где все уже находится в "скверне". То есть — из Кремля (с поста секретаря Совета безопасности). Уйдя, Лебедь ищет свободную от скверны территорию в народных сибирских глубинах. Ищет и находит, становясь красноярским губернатором.

В этом смысле как бы разыгрывается второй вариант того же самого мифа. Первый вариант был связан с уходом Ельцина из "коммунистической скверны" на Октябрьском пленуме 1987 года. То, что Лебедь — второй вариант того же самого с заменой "скверны коммунистов" на "скверну ельцинистов", обсуждается достаточно широко. Не лишне здесь напомнить, что предыдущий вариант "невидимого героя-спасителя" сыграл серьезную (хотя и не абсолютную, как многие говорят) роль в распаде СССР. Поскольку Лебедь обещал "завалить" скверную власть, из которой он ушел, "как старый сарай… как в августе 1991 года", то ко всему этому следует присмотреться самым внимательным образом. Ко всему этому — мы имеем в виду к разного рода видимым и невидимым мифам.

23.02.99. "Новые известия", ссылаясь на опросы, проведенные красноярскими социологами, делают вывод, что, если бы выборы губернатора состоялись сегодня, Лебедь бы их безнадежно проиграл.

14.03.99. "Итоги" вновь констатируют, что рейтинг Лебедя падает. Ряды сподвижников Лебедя редеют, рассуждает НТВ, в Законодательном собрании его поддерживает только один депутат. Лебедь приобрел в крае репутацию человека, вокруг которого одни скандалы.

В этот период в московских политических и журналистских кругах уже открыто заговорили об информационной поддержке В.Гусинским соперника Лебедя — московского мэра.

07.05.99. Лебедь на представлении в цирке зашел в клетку к тиграм. В Красноярске гастроли дрессировщиков Запашных, которые демонстрируют трюк "Кофе с тигром". Визит к тиграм губернатор совершил вместе с женой, выпил там чашечку кофе и, весьма довольный, сел на место под аплодисменты зрителей.

С точки зрения площадного жанра и выступления в роли циркового силача дебют Лебедя, безусловно, удачен. В общем ряду с танцами Б.Ельцина в 1996 году или роликовыми коньками мэра Москвы Лужкова трюк с тигром отнюдь не является провальным. В сегодняшней ситуации кризиса всякой идеологии российский политик, конечно, не может обойтись без органичной для него формы карнавальности, как побочного средства завоевания симпатий. И Лебедь такую форму нашел.

Но и имиджевые опасности такое выступление с собой также несет. Оно не вяжется с представлением о "невидимом герое-спасителе". Невидимый герой, ушедший от скверны, не может позволить себе балаганно-цирковых выявлений. В таком образе всегда есть определенная целомудренность. Этим сказка (с ее невидимыми спасителями) отличается от балагана. И балаган, и лубок могут обыгрывать определенные сказочные образы, но потерявшие аромат тайны. Для образа невидимого спасителя такая потеря невосполнима.

Кроме того, все менее ясным становится в связи с мифом об ушедшем из скверны народном герое его поведение в Красноярске. Вроде бы он должен черпать силы — по закону этого мифа — из глубин Сибири. А он "закладывает" местных (пусть и достаточно сомнительных) персонажей — кому? Федеральной власти! То Примакову, то Степашину. По сути, той же скверне, из которой ушел. Конструкция рушится. Как можно черпать силы из скверны? Как можно обращать эти силы против тех самых глубин, в которых должен, по мифу, искать правды? Борьба с коррупцией? Это уже "другая пластинка"! Имиджмейкерские маски с претензией на архетипичность начинают наползать друг на друга, сминать друг друга, коверкать все варианты политического образа.