В проанализированных сообщениях мы видим перед собой очень сложно построенный и быстро меняющийся экономический мир со множеством действующих в нем экономических субъектов разного ранга. И видим, что сегодняшние его изменения затрагивают фундаментальные основы экономической, да и не только экономической, архитектуры.

Мировые экономические архитектуры всегда выстраивали лидеры. Потребность в международных товарных обменах, начиная с эпохи "замкнутых", самодостаточных и автаркичных экономических систем, диктовала наличие неких достаточно устойчивых и универсальных правил таких обменов.

Тот, кто выстраивал или менял указанные правила, всегда оказывался в выигрыше: во-первых, потому, что выстраивал эти правила "под себя", учитывая в подобных правилах собственные преимущества, и, во-вторых, потому, что присваивал в свою пользу ресурс, "взрывным" образом высвобождающийся при смене правил.

Следует заметить, что в Древние, Средние века и в начале Нового времени набор указанных правил был достаточно прост и стационарен.

С одной стороны, экономические архитектуры неразрывно связывались с политическими и военными и последними определялись в максимальной и неприкрытой мере. Право силы было самым легитимным из прав и для "присваивающих" номадических империй, и для "христианнейших" из государей Европы. С другой стороны, экономические архитектуры, возникающие в результате системы торговых обменов, много веков основывались на практически полном отождествлении богатства и золота (в отдельных случаях – также и серебра) как его эквивалента и базировались на формуле "золото – товар – золото".

Но уже в XVI – XVII веках система правил при создании мировых экономических архитектур заметно усложняется. Собственно, эти усложнения иногда проявляются уже в позднем Средневековье, в ходе возникновения вексельных "денег" как платежных обязательств в крупных торговых домах сначала итальянских городов-государств, ведущих масштабную международную торговлю (Венеция, Генуя и др.), а затем и других мировых экономических центров, перехватывающих эстафету первенства у Италии (Амстердам, Лондон).

Выданный венецианским банкиром купцу вексель на предъявителя оплачивался золотом (с дисконтом за риск) торговым агентом этого банкира где-нибудь в Константинополе или Кафе, что оправдывалось нецелесообразностью перевозок с собой золота в далеких и опасных негоциях. Но одновременно появление векселя уже знаменовало возможность для банкира создать разрыв между золотым запасом банка и суммой выданных векселей, чтобы получить не только "законный" ссудный процент, но и прибыль за счет запуска в обращение избыточных векселей. Таким образом, "правило векселя" создало для введших его банкиров возможность выстраивания прибыльной экономической архитектуры весьма больших масштабов.

Позднее иные прибыльные (более или менее революционного характера) экономические архитектуры выстраивались за счет организации эксплуатации колоний, за счет введения машинного производства, за счет перехода от ручного труда на силу пара, за счет появления новых технологий выполнения операций и хозяйственных циклов, создания и применения новых материалов, новой организации труда (конвейер), внедрения компьютеров и т.д.

Но каждый раз лидер, сумевший создать новый "технологический уклад", неизменно пытался выстроить на его основе и новую экономическую архитектуру. И за счет использования нового уклада и новой архитектуры "уходил в отрыв" от всех других – тех, кому он оставлял в "пользование" старые, менее эффективные уклады.

При этом каждый переход от старого уклада к новому и от старой к новой архитектуре мира всегда являлся переходом через неустойчивость. Эта неустойчивость бывала порой достаточно длительной, особенно в ситуациях мучительно конкурентного замещения старых укладов новыми. Прежде всего потому, что уклад – категория, далеко выходящая за рамки собственно экономики, и его смена всегда была сопряжена с кардинальным изменением образа жизни значительных масс связанных с укладом людей. В качестве иллюстрации достаточно вспомнить луддитов, лионских ткачей или крестьянские бунты в России времен разрушения общинного землевладения.

Однако отмечаемое всеми "ускорение технологического времени" привело к тому, что уже к концу XIX—началу XX веков смена укладов стала происходить достаточно быстро, а адаптационный период "переходной неустойчивости" резко сократился. В частности, переход к массовому использованию конвейера занял у лидеров – американцев – всего несколько лет.

Но до середины ХХ в. мировая экономика использовала неустойчивость как способ достичь новой устойчивости мировой экономической архитектуры. Повсеместно реализовалась (в той мере, в которой позволяла инерция конкуренции укладов) циклическая модель "короткая война" – "долгий мир" в экономике, как и в политике. Неустойчивость использовалась экономическими игроками постоянно, но в локальном масштабе и в достаточно узких сферах экономики (знаменитые игры на повышение и понижение акций на биржах – "быки" и "медведи").

Сама неустойчивость была элементом системы динамического равновесия, то есть колебаний вокруг устойчивости. "Тормозом" и "граничным условием" для неустойчивости являлась связь между финансовым наполнением рынка и его реальным содержанием (товары и услуги). Именно реальный спрос и реальное предложение товаров и услуг не позволяли неустойчивости "взорвать" указанную связь до конца. И циклические кризисные коллизии этой эпохи возникали и разрешались почти целиком в сегменте "деньги – товары, услуги – деньги".

Начиная с момента, когда либерализация и глобализация рынков капитала и деривативов стала доминирующим процессом, игра на неустойчивости оказалась одним из главных содержательных процессов выстраивания новых мировых экономических архитектур. Саму возможность для подобной игры создал нарастающий разрыв между реальным (товаро- и услуго-наполненным) сегментом экономики и вводимым в обращение массивом собственно денежных и иных платежных (деривативы) эквивалентов. В ситуации, когда объем обращения денег и особенно деривативов превышает товарное обращение на два порядка, фиктивно-платежные эквиваленты (финансовый пузырь), входя в равных правах с деньгами и реальными товарами в понятие "капитал", начинают жить собственной, уже почти не зависящей от товарной экономики, жизнью.

При этом подобный разрыв между реальной экономикой и "финансовым пузырем" имеет достаточно простое объяснение. Средняя норма прибыли при типовых финансовых операциях на самом деле обычно (за исключением особо рисковых и удачных спекуляций) невысока. А для того, чтобы иметь при марже спекуляций в 0,1% доход, сопоставимый с прибылью от производства в реальном секторе с прибыльностью в 10%, нужно, чтобы объем спекуляций в "пузыре" превышал товарные транзакции на 2 порядка. Что мы и наблюдаем.

Однако окончательной глобализации подобной игры в деньги и фиктивные эквиваленты препятствовало то обстоятельство, что значительная часть мира ("система социализма") была от нее почти полностью закрыта. Причем эта закрытая часть являлась не просто "табуированной зоной" для подобной игры и отдельной "мир-экономикой" по Броделю, но одновременно еще и "базой сравнения", где соответствие между реальными товарами и услугами и их финансовыми эквивалентами в известной мере соблюдалось. А поскольку "железный занавес" между "капитализмом" и "социализмом" не являлся на деле непрозрачным (масштаб обменов был достаточно высок), само наличие соцлагеря не позволяло развернуть игру в финансовую нестабильность в полном объеме.

Вовлечение постсоветского пространства в финансовую глобализацию "всеобщего рынка" при практически одновременном переходе Китая на рельсы "социалистической рыночной экономики" означало, что указанные барьеры для тотальной "игры на неустойчивости" в финансовые эквиваленты разного типа в большой мере снимаются. У крупнейших игроков в сфере глобальных финансов, обладающих достаточно мощным набором инструментов для регулирования потоков совокупного капитала, появилась возможность для почти тотальной игры в нестабильность, обеспечивающей в отношении аутсайдеров подобной игры супернеэквивалентные обмены. Представляется, что упомянутый выше "Вашингтонский консенсус" и был спусковым механизмом запуска такой игры.

Но одновременно с началом этой игры началось и вовлечение "открывшихся" глобализации регионов и сегментов мировой экономики в иерархию экономических отношений и укладных зон, описанных для концепции мир-экономик Броделем и затем Валлерстайном в форме модели "концентрических окружностей", где "центр" мир-экономики с наиболее современным укладом получает возможность жестко и последовательно эксплуатировать "промежуточную зону" и тем более "периферию". А периферии достается наиболее архаичная укладная система и наивысшая норма эксплуатации, что рядом экономистов определяется понятием "периферийный капитализм".

Введение указанных понятий – очень важное обстоятельство. Если в традиционной марксистской философии истории, унаследованной от гегельянства, ключевым и базисным понятием была историческая смена укладов как диахронизм и главное содержание прогресса, то в экономической историософии Броделя и Валлерстайна иерархически выстроенная мир-экономика настоятельно требует, именно ТРЕБУЕТ, синхронного существования принципиально разнопорядковых укладов как действительного фундамента вообще капитализма и современного капитализма в частности.

В этой принципиальной разнице кроется глубокое содержание. Оно заключается в том, что более современные уклады и их технологический базис в системе капитализма могут попадать (передаваться) в следующие круги ("концентры") мир-экономики лишь тогда и лишь постольку, когда и поскольку они уже "отработаны" как средство доминирования в ядре мир-экономики и исчерпали свой потенциал доминирования. И лишь тогда и лишь постольку, когда и поскольку создан и "заработал" новый уклад ядра как новое средство доминирования. Иными словами, иерархия уровней и неравномерности развития в системе концентров закрепляется самой этой системой, и без фундаментальных сбросов в рамках целостной (уже единой и единственной в современных условиях) мир-экономики "периферийный" ее круг всегда обречен быть в известном смысле "кругом ада".

И, что крайне важно, все мировые макроэкономические индикаторы последних лет указывают (в частности, мы говорили об этом в узле "Африка"), что экономические разрывы, то есть дистанции между уровнями-концентрами, в иерархии глобальной мир-экономики непрерывно нарастают. Собственно, нынешний мировой экономический кризис, возможно, следует рассматривать прежде всего как инструмент для наращивания отрыва американского (англо-американского?) ядра нынешней мир-экономики от угрожающе приблизившихся к нему ближайших концентров "промежуточной зоны".

При этом нужно подчеркнуть, что реально существующая система указанных "концентров" никогда не была понятием собственно географическим, в том смысле, что в определенные уклады были вовлечены страны или даже их регионы. Описанное классиками марксизма явление многоукладности показывает это более чем убедительно. Не менее убедительно это обстоятельство иллюстрируют и хорошо известные модели глобальной оппозиции между "мировым городом" и "мировой деревней" в их укладно-экономическом измерении. Сейчас эта концентрическая система с чисто географическим наполнением имеет место лишь на самой глубокой периферии (примерно то, что мы описывали в узле "Африка"). А в реальности остального мира она пронизывает почти все страны и регионы, чему свидетельством, например, укладные различия между севером и югом Италии или между западом и востоком Германии.

Сегодня мы видим в мире, если условно брать самые крупные (грубые) технолого-экономические единицы и выделения, следующую проявленную "укладную" иерархию:

- доиндустриальный уклад;

- индустриальный уклад;

- постиндустриальный финансово-информационный уклад.

При этом ядром нынешней мировой экономической архитектуры и вершиной "пирамиды укладов" является именно финансово-информационный уклад, главным контролером которого (и, соответственно, "хозяином" мировой экономической архитектуры) являются США. Будучи много веков некой "оболочкой", объемлющей всю мирохозяйственную систему и в ее глобальном измерении, и в пределах локальных рынков, в эпоху глобализации и превращения финансовых игр в тотальность он незаметно и исподволь надстроился над другими укладами и превратился в самостоятельную "наивысшую данность" мирохозяйственной архитектуры.

Сутью данной архитектуры оказывается управление при помощи денег и их деривативных эквивалентов всей системой укладов и технологий более низкого ранга и, значит, всей совокупностью ключевых процессов во всех концентрах периферии этой архитектуры, в которую практически ("по факту" контроля за финансовым ресурсом "лидирующего уклада" со стороны США) превратился весь остальной мир.

Однако события и процессы, рассмотренные в нашем анализе, свидетельствуют о том, что именно эта архитектура сейчас претерпевает глубокий кризис управления.

Причин тому несколько.

Прежде всего, процесс финансовой глобализации привел к тому, что "рассредоточенных" центров управления стало много даже в самом "ядре управления" – США. Это явление с позиций внутриамериканских элитно-корпоративных противоречий и конфликтов подробно рассмотрено в узле "Америка Клинтона и других". Но, кроме того, доминирование США в вершине пирамиды финансово-информационной архитектуры современного экономического мира не означает абсолютного доминирования (налицо "полицентрие"), в чем мы убедились при рассмотрении событий анализируемого периода. И в результате "ядро" лидирующего финансового уклада современной мировой экономической архитектуры оказалось достаточно сложно раздроблено с точки зрения целевых функций управления.

Вторая причина кризиса управления, если так можно выразиться, – информационно-сигнальная. Наращивание скорости управляющих (финансовых) воздействий в нынешних системах глобальной коммерческой связи (электронные торги и пр.) привело к тому, что разные центры управления, действующие в реальном времени, практически синхронно посылают в управляемую (уже единую!) систему противоречивые управляющие сигналы.

Данное обстоятельство, подробно рассматриваемое в теории управления сложными системами, приводит к известному набору "кибернетических ошибок", в результате которых ни один из центров управления не реализует свои целевые функции. Или, иными словами, "управляемый хаос" нестабильности как средство доминирования ядра мир-экономики становится во все большей мере "неуправляемым ХАОСОМ".

Третья причина кризиса управления – в том, что тот самый совокупный мировой производящий ресурс, с которого и снимает прибыль не только лидирующий уклад, но и следующие за ним в иерархии, все отчетливее стал обнаруживать свою ограниченность. Оказалось, что алармистские заявления, сделанные в докладах уже упоминавшегося Римского клуба "Пределы роста" и т.д., не чистый блеф и имеют под собой вполне реальную почву. Собственно, подобное обстоятельство подчеркивал еще Валлерстайн, говоря, что капиталистическая мир-экономика (КМЭ) достигла пределов своей мировой экспансии, ей уже негде и нечего поглощать. А поэтому повышенная норма прибыли, которая снимается с мировой экономической архитектуры лидирующими укладами, не может наращиваться прежними темпами и в будущем может быть вообще поставлена под сомнение. Иными словами, "пирог" оказывается конечным, а желающих от него "откусить" – слишком много.

Перечисленные противоречия, проявившие кризис нынешней мировой финансово-информационной архитектуры, начали "взрывать" лидирующий уклад и поставили перед "архитекторами" главную проблему – что делать дальше.

И "архитекторы" оказались перед очень непростой развилкой и необходимостью выбора дальнейшего пути.

Первый фундаментальный тип этого пути – то, что занимало наибольшую часть приведенных выше переговоров о геофинансовом переустройстве мира на множестве официальных встреч и в Давосе. А именно – как найти способ "стабилизации управления" мировой экономикой при сохранении основных принципов существующей экономической архитектуры, то есть мироустроительного экономического статус-кво. И внутри этого типа обозначены два основных варианта действий.

ВАРИАНТ первый – гомогенизация финансово-экономического управления миром за счет консолидации управляющих центров существующего ядра мир-экономики в лице США, с подавлением или ослаблением конкурирующих центров управления. Именно здесь – идеи "сохранения глобализации" по Клинтону, наращивания транспарентности экономик стран-реципиентов кредитной помощи, роль обновленного МВФ с расширенными функциями как кредитора последней инстанции и пр. Суть варианта – в сохранении и углублении базисных принципов "Вашингтонского консенсуса" для обеспечения безусловного доминирования США как единого и единственного мир-экономического ядра.

Представляется, что геополитические и идеологические проекции этого геоэкономического варианта адресуют к небезызвестной концепции тотально-либерального "конца Истории" по Ф.Фукуяме, а военно-политические – к содержанию идущей войны на Балканах, призванной закрепить и узаконить безусловное лидерство США и в этой сфере. И отстаивает этот вариант прежде всего финансовый капитал США и команда Клинтона.

ВАРИАНТ второй – восстановление мирового управления за счет раздела единой глобальной мир-экономики (по Валлерстайну) между несколькими "полуглобальными" и полуавтономными, но взаимозависимыми ядрами, с появлением нескольких мир-экономик (по Броделю), которые, с одной стороны, поделят мир (напомним, не только географически) на "зоны ответственности" со своими иерархиями укладных концентров, а с другой, – будут взаимодействовать друг с другом как на уровне согласования финансово-экономической политики "ядер", так и на уровне товарных обменов между различными "кругами" периферии. Наиболее явными признаками попыток такого решения кризисных коллизий управления оказываются идеи появления "зон" доллара, евро, иены, юаня, разнообразных "валютных советов", а также совместного контроля мир-экономики на уровне нового МВФ под согласованным руководством ФРС и ЦЕБ (то есть американского и европейского "ядер").

В сфере геополитики и идеологии данный вариант, видимо, коррелирует с известными идеями Хантингтона насчет эпохи нового цивилизационного разделения мира и "войны цивилизаций", а также с идеями "секториального" разделения мира на меридианальные зоны "Север—Юг", в каждой из которых собственный "Север" будет вести неоколониальное освоение собственного "Юга". В русле этой концепции, похоже, лежат тезисы американских неоизоляционистов в духе доктрины Монро ("Америка – для американцев"), ориентированных на концентрацию внимания США на латиноамериканском "Южном конусе", а также идеи Жириновского по поводу "последнего броска на юг". А субъектами – сторонниками данной мир-экономической конструкции, – видимо, являются прежде всего хозяева "европейского" и "азиатско-тихоокеанского" финансовых ядер.

Второй путь и второй тип решения кризисной проблемы мир-экономического управления – радикально разрешить задачу неустойчивости финансово-экономического мира за счет "снятия" главного фактора неустойчивости – финансового "пузыря" как инструмента управления и одновременно лидирующего уклада мир-экономической архитектуры.

Этот путь также имеет разные варианты реализации.

В ПЕРВОМ ВАРИАНТЕ (который, как мы уже говорили, много лет проповедует Л.Ларуш) предполагается добровольный и регулируемый "сдув" финансового пузыря за счет возвращения системы "золотого стандарта", подобной послевоенной Бреттон-Вудской, приведение во взаимное соответствие товарно-услугового реального сегмента мир-экономики и его финансово-денежного эквивалента и регулирование на этих новых условиях мировых потоков капитала.

Идеологически он адресует к старым идеям почти неограниченного прогресса, но не за счет экстенсивного, а за счет интенсивного (прежде всего в результате форсированного расширенного воспроизводства знаний и задействования в полной мере технологических новаций) развития всех сегментов реального, а не финансового сектора единой мир-экономики. Геополитическая проекция данного варианта – единый, причем опять-таки, видимо, американоцентричный (за счет превосходства в технологиях), мир национальных государств, глубоко взаимоувязанный инфраструктурными, коммуникационными и пр. сетями.

Представляется, что авторами этого варианта являются прежде всего хозяева ВПК и "хайтек" других отраслей (в первую очередь американские), которые заинтересованы в повышении своего места в мир-экономической иерархии за счет ослабления "финансово-информационной" элиты и понимают, что единственным действительно крупным и постоянным заказчиком их разработок и производства может быть лишь сильная государственная власть.

ВО ВТОРОМ ВАРИАНТЕ, похоже, предполагается, что нарастающая неустойчивость потерявшей управляемость современной финансово-информационной мир-экономической архитектуры приведет к взрыву в форме общемирового финансового краха. Трудно обсуждать последствия такого сценария, прежде всего потому, что любой слом мировой траектории (в терминах нелинейной термодинамики – точка бифуркации) создает спектр непредсказуемых возможностей.

Однако следует подчеркнуть, что результатом такого слома будет тот самый ХАОС, о котором мы уже говорили в узлах "Африка" и "Кипение Балканского котла". И необходимость "конструировать из хаоса" нечто совершенно новое. Что – неясно, однако ясно, что уже не то, что было. И прежде всего – ПОРЯДОК. А поскольку "идеологическое меню" возможных порядков после поражения "мирового коммунизма" и провала (в результате обсуждаемого здесь краха) "мирового либерализма" окажется очень скромным, стоит опасаться, что главным из предложенных после подобной катастрофы порядков может быть (напомним – в ситуации мирового хаоса!) фашизм. Под самыми разнообразными расово-этническими, псевдорелигиозными, неоидеологическими, евгеническими, экологическими и пр. масками. И со всеми отсюда вытекающими геополитическими вариациями.

Третий путь решения задачи выхода из кризиса мир-экономического управления, видимо, предполагает смену самой парадигмы планетарного развития. Основным тезисом-аргументом для выбора данного пути является констатация как факта конечности и близкой исчерпаемости совокупных (сырьевых, энергетических, экологических и пр.) ресурсов планеты. Этот тезис, который является базисным для упомянутого Римского клуба с его идеологией "Устойчивого развития", требует от дальнейшего мирового развития некоего "аскетизма" ресурсопотребления, для чего предполагает создание тех или иных новых механизмов встроенного мир-экономического управления. И в отношении набора таких механизмов на основании анализа приведенных выше сообщений также можно предположить несколько возможных вариантов.

ПЕРВЫЙ ВАРИАНТ, как представляется, может заключаться в принципиальной смене лидирующего уклада при сохранении США как ядра новой мир-экономической системы. Судя по тем сообщениям, которые мы привели в разделе "новая экономика", его уместно назвать ПОСТФИНАНСОВЫМ ИНФОРМАЦИОННО-АНТРОПОРЕГУЛИРУЕМЫМ УКЛАДОМ.

Сутью нового уклада, видимо, могут стать фундаментальная переориентация и перестройка всей мировой системы человеческих потребностей с ее глубочайшим "интравертивным" замыканием при минимизации ресурсного обеспечения новой системы потребностей. И в создании (маркетинге) такой новой системы "локальных потребностей" видятся три главных направления.

Первое направление – "виртуализация" потребностей, адресующая к старой, уже тридцатилетней давности, социо-футурологической утопии С.Лема "Сумма технологии", затем развитой несколькими поколениями писателей-фантастов. Речь в ней шла о том, что при помощи достаточно мощных, но не слишком затратных технических средств в принципе возможно создать совершенно идеальные ИЛЛЮЗИИ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ЛЮБЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ, буквально – от хлеба до зрелищ. Современные компьютерные технологии, как мы знаем, уже достигли отчасти уровня лемовской футурологии, поскольку способны обеспечить эффект присутствия (а в какой-то мере и эффект участия) и в гонках на яхтах, и в средневековых казнях. И для всего этого не требуется ни яхта, ни море, ни бензин (и ни палач, ни топор, ни подвал замка и команда стражников) – лишь мощные (но уже достаточно дешевые и покупаемые один раз) компьютер и "шлем виртуальной реальности"! А эти технологии, как мы видим, развиваются невероятными темпами, и можно лишь гадать, что за новые проекты "варятся" в секретных подземных "дворцах микроэлектроники" Билла Гейтса ценой в сотни миллионов долларов.

А в той части, которая касается обеспечения пользователя подобных "машин виртуального удовлетворения потребностей" необходимыми иллюзиями, к его услугам дешевый Интернет и индустрия компакт-дисков. А для создания "виртуального" ощущения реальной сопричастности окружающему миру (без чего человек, сохранивший остатки здравого смысла, жить не может) к его услугам система СМИ, которая обеспечит его высококачественными "иллюзиями сопричастности" всем актуальным событиям планеты, которые уже опробуются, как мы видим, в пропагандистских кампаниях войны на Балканах.

То есть речь здесь, видимо, идет даже не только о создании и навязывании неких унифицированных человеческих мотиваций, а уже и о навязывании механизмов и правил самого возникновения мотиваций! И, как мы видим, именно сегменты "новой экономики", связанные с индустрией виртуального удовлетворения потребностей, в анализируемый период не только наиболее динамично растут, но и самым стремительным образом супермонополизируются!

Однако здесь возникает важная проблема такой модели "ресурсосберегающего" антропологического конструирования – физическое здоровье жителей виртуальной реальности. "Интравертный человек виртуала", видимо, должен тратить значительную часть средств на компенсацию виртуального (то есть явно нездорового) образа жизни технологиями новой медицины и косметики, включая пересадки органов и нетрадиционные методы лечения. Заметим, также не требующими высоких ресурсозатрат. И (это второе направление развития будущего лидирующего уклада) в данных отраслях "новой экономики" мы также наблюдаем очень быстрый рост!

Но сразу понятно, что в "виртуальное человечество" смогут и захотят войти далеко не все "потребители ресурсов". Этих "невошедших" может оказаться слишком много, причем как раз таких, которые станут приносить беспокойство архитекторам новой мир-экономики и хозяевам ее "виртуального ядра". И, похоже, как раз для них может стать вполне подходящим способом "отлучения от ресурсопоглощения" (третье направление) индустрия наркотиков, стремительное наращивание и перестройку которой в последнее время мы обсуждали в узлах "Африка" и "Кипение Балканского котла", и сопряженная с ней "индустрия оружия" с необходимыми механизмами разжигания и воспроизводства локальных конфликтов.

А включение в процесс воспроизводства нового уклада этих двух индустрий наверняка создаст мощные тенденции сокращения населения планеты – той самой демокоррекции, о которой мы уже говорили в узле "Африка" и которая является одним из главных стратегических приоритетов того же Римского клуба. И предъявляемые нам во все большей части мира процессы легализации наркотиков (заметим, что одним из апологетов этого процесса является Сорос), а также неуклонное снижение правовой "планки допустимости" на приобретение и применение оружия показывают, что данная тенденция вряд ли является случайной и самопроизвольной.

Конечно же, здесь речь идет уже совсем не просто об экономике. Речь идет о глобальной мировой модели тотального антропологического (биологического, социологического, психологического, интеллектуального) контроля как превращенной игровой формы созидания того "Нового Человека", которым грезили и либеральная, и коммунистическая идеологии прогресса. И в этом тотально-игровом качестве такой проект адресует, конечно же, к концепциям завершения мировой истории в духе торжества абсолютного Постмодерна.

Разумеется, описанный вариант читатель может счесть совершенно невероятной и надуманной спекуляцией, пределы которой наверняка поставит "вменяемость человечества". Но, во-первых, эта вменяемость уже оказалась под большим сомнением в результате войны в Югославии. А во-вторых, в ситуации, когда в качестве альтернативы подобным сценариям окажется ХАОС, мировые центры принятия решений не могут не оказаться предельно жесткими.

Что же касается жесткости и решительности этих центров, в качестве аллюзии-аналогии можно предложить (представляется, что уместное) определение подобного нового уклада: "Виртуальный неоимпериализм как высшая стадия капитализма"... Или – "новый фашизм"... И нужно подчеркнуть, что организованная во время нынешней балканской войны почти тотальная информационная блокада мира, в результате которой требовались специальные усилия для получения информации, альтернативной официальному "мнению НАТО", – серьезное и тревожное свидетельство в пользу нашей гипотезы.

Завершая описание этого варианта "антропомодельной" перестройки архитектуры будущей мир-экономики, отметим, что, возможно, нечто подобное имел в виду бывший глава Европейского банка и социальный философ Ж.Аттали, когда выводил в своей книге "Линии горизонта" некоторые черты образа "нового человека кочевнической цивилизации".

ВТОРОЙ ВАРИАНТ механизма "аскетизации ресурсопотребления" в рамках рассматриваемого типа изменения мир-экономической парадигмы связан с возможной сменой субъекта управления ее укладным ядром. Поскольку проповедуется эта идея также прежде всего в рамках концепций Римского клуба, можно допустить, что ее основные сущностные параметры окажутся достаточно близки описанным выше. Не исключено, что описанный первый вариант может быть включен в качестве одного из инструментов управления в более широкий укладный спектр будущей мир-экономики.

Это вероятно прежде всего потому, что "движущими силами" подобного проекта являются союзы корпораций, работающие в реальном секторе экономики и вряд ли заинтересованные в резком "аскетическом" сокращении производительной базы своего экономического могущества. Ведь в случае реализации подобного сценария в безусловном выигрыше окажутся, помимо хозяев информационного, врачебно-фармакологического и наркотического "мирового виртуала", лишь группы контроля базисных отраслей, обеспечивающих минимальное воспроизводство описанного образа жизни, – энергетики и продовольствия.

Но в чем нельзя сомневаться – так это в том, что в данном варианте создать и возглавить ядро такой новой архитектуры мир-экономики должны транснациональные компании и транснациональные банки (ТНК и ТНБ). И претензии ТНК и ТНБ на подобную мировую роль, надо признать, имеют под собой основания. Уже к началу 90-х годов они контролировали более 40% совокупного мирового ВВП, более 50% мировой торговли, более 70% мирового экспорта, более 80% мировых свободных и ликвидных валютных средств и более 90% мировых прямых зарубежных инвестиций.

Именно ТНК и ТНБ якобы, в отличие от нынешней архаичной и раздираемой внутренними проектными противоречиями (что верно) системы национальных государств, могут и должны выработать и реализовать достаточно жесткий и оптимальный с точки зрения все того же глобального ресурсопотребления вариант построения новой мир-экономики с новым лидирующим укладом.

А вот организация такого уклада и его общая периферийная архитектоника, видимо, должны стать совсем иными. Чем-то вроде "сетевой структуры" сложно организованных взаимных политических, идеологических, экономических и пр. соглашений ТНК и ТНБ, которая сначала быстро прорастет (скажем больше – уже прорастает!) сквозь существующую структуру национальных государств, а затем просто вытеснит их вовсе, как излишнюю и отжившую структурную скорлупу "старого мира". И провозгласит "Новый мир", в котором названия "Америка", "Китай" или "Россия" сохранятся разве что как сугубо географические понятия.

И, похоже, в русле подобных идей лежат и предложения Бжезинского по передаче "Тройственной комиссии" функций мирового валютного управления, и создание "Международного совета бизнеса по устойчивому развитию". А наблюдаемая в анализируемый период времени мощнейшая транснационализация и олигополизация ТНК и ТНБ, возможно, является одним из свидетельств подготовки именно этих субъектов миропроектных действий к решающим схваткам за новую мир-экономическую систему.

Конечно, приведенным перечнем существующие модели будущего мир-экономического устройства нашей планеты не исчерпываются, равно как и нельзя утверждать, что эти модели категорически несовместимы. Субъектов, желающих принять участие в конструировании, много, они конкурируют между собой и вынуждены не только воевать, но и договариваться. Здесь же важно отметить, что процессы, которые мы наблюдаем, отнюдь не стихийные, а именно конструируемые.

Например, так ли трудно предположить, что идея нового "плана Маршалла" для Балкан, озвученная Германией и затем США (см. узел "Кипение балканского котла"), продумана заранее и экономически адресует к решению сразу нескольких задач сразу несколькими мировыми элитными группами. Сначала надо бомбить и разрушать (интерес ВПК и военной верхушки, поскольку это – военные заказы огромных масштабов). Затем нужно восстанавливать разрушенное, на что понадобятся "горячие деньги" из мировых финансовых пузырей (интерес "финансовых ядер") и восстанавливающие мощности (интерес сырьевиков, машиностроителей, стройкомплексов). А в итоге новые восстановленные предприятия и инфраструктура окажутся на паях собственностью тех, кто разрушал, восстанавливал и финансировал разрушение и восстановление.

Подчеркнем, что есть достаточно экспертных свидетельств того, что подобный процесс имел место и в ходе и после Второй мировой войны. И не последнюю роль в нем играла часть финансовых и промышленных элит США, успешно решивших в результате кризисные проблемы Америки, углублявшиеся с конца 20-х годов, и получивших именно благодаря войне и "плану Маршалла" доминирующие позиции в поствоенной мир-экономической иерархии.

Завершая свой анализ основных процессов и сюжетов в мировой экономике, заметим, что она уже совершенно явно и окончательно ушла из привычного круга понятий "рыночной конкуренции". Эта конкуренция, разумеется, осталась, но лишь в очень небольшой мере (особенно с учетом глобальной суперолигополизации и транснациональной картелизации), и лишь на уровне промежуточных и периферийных укладов, для "аутсайдеров". Не случайно еще Бродель жестко противоставлял рынок как конкуренцию и капитализм мир-экономик как ее отмену и замену на концентро-иерархические механизмы перераспределения экономических ресурсов.

В то же время среди сравнительно развитых укладов конкуренция, что мы также видели в рассмотренном потоке событий, идет уже в значительной мере не между рыночными субъектами одного сегмента (отрасли) глобальной экономики, а между монополиями и олигополиями разных сегментов – за роль и место в тех или иных "концентрах" мир-экономики, что в сегодняшнем мире в наибольшей мере определяет и возможную норму прибыли, и характер и способ движения в мир-экономической иерархии.

А вот среди лидеров, в той или иной мере контролирующих нынешнее ядро мир-экономики, идет крайне яростная и уже вовсе не рыночная, а ПРОЕКТНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ, причем именно глобального, мирового масштаба.

И, похоже, столь острой борьбы миропроектного уровня на нашей планете не было очень давно. Видимо, с времен уже упомянутой Второй мировой войны. Но, поскольку подобная миропроектная конкуренция никогда не ограничивается какой-либо одной из сфер человеческой деятельности, дальнейший перенос остроты этой конкуренции в сферы политическую, дипломатическую, военную, идеологическую совершенно неизбежен. А это значит, что в ближайшее время следует ожидать "холодных" и, не исключено, "горячих" войн на всех перечисленных фронтах. Собственно, одна из них уже вовсю идет в Югославии. И абсолютно ясно, что в этих войнах России, которая представляет собой один из наиболее "лакомых" ресурсных резервов мира, оказаться "в стороне" не удастся.