В нынешнем состоянии российской экономики значимыми остаются два элемента. Первый — неплатежи, долги предприятий друг другу, предприятия продолжают функционировать за счет взаимных поставок в долг, объем задолженостей устойчиво превышает ВВП. Второй элемент — денежно-валютная и банковская политика ЦБ, регулирующая экспортно-импортный оборот. Эти два процесса, существуя почти независимо друг от друга, определяют состояние и динамику экономической ситуации в России.

Долговая пружина неплатежей, сжавшись, приняла на себя тяжесть народно-хозяйственного комплекса, сформированного в свое время в условиях государственно-планового хозяйства. Советский социально- производственный комплекс был выстроен и скреплен особого рода скрепами, в нем действовал определенный хозяйственый механизм, он воспроизводился во всех основных контурах. В нем было много наворочено диспропорций, напряжений, он был инвестиционно перегружен, чрезмерно закрыт. Он нес в себе так и не преодоленную многоукладность, неорганичность, родовые травмы своего искусственного происхождения, разрывы между ВПК, высокими технологиями, гражданским машиностроением и сельским хозяйством. Короче, он был готов к реформам.

Но как реформировать развитое плановое хозяйство — беспрецедентная в мировой практике задача. Что оно из себя представляет по сути, а не по форме — на этот вопрос принципиального ответа так и не последовало. После вялых теоретических препирательств верх взяли те, кто предложил программу практических мероприятий — технологии МВФ, суть которых в раздаче собственности и развертывании менового процесса. В результате хозяйство стало "осаждаться" на новую для него основу, крошась, теряя целые отрасли, разрывая воспроизводственные контура. Но при этом — продемонстрировало "незапланированную" упругость, готовность работать в долг, ту самую долговую пружину неплатежей, которая и приняла эстафету от разрушенных государственно-плановых констукций.

Параллельно и рядом с обрушающимся социально-производственным комплексом развернулась "вторая экономика", содержащая в своем составе экспортно-импортный сектор с обслуживающей его финансово- банковской системой. Сегодня в результате денежно-валютных манипуляций Центробанка эта "вторая экономика" застабилизирована в своих границах, накачивание ее за счет госвливаний в основном прекратилось.

В точке равновесия этих двух процессов общая ситуация вошла в фазу, которую экономисты поспешили определить, как фазу "депрессивной стабилизации", за которой по всем канонам рано или поздно должны последовать "оживление" и "подъем". Но вот беда, реальных системных признаков оживления никто до сих пор обнаружить не может, если не считать некоторого, обусловленного исключительно внешней коньюктурой, подъема в экологически опасных отраслях первичной переработки сырья.

Фазу, в которую вошла российская экономика, правильнее было бы определить, как "деградационная стабилизация". Это режим, в котором хозяйство хоть уже и не падает, но "скользит", и может так скользить долго, медленнее или быстрее, поддерживаемое в этом состоянии международными кредитами. Будет продолжаться утяжеление производственного профиля, сырьевая переориентация. Долговая пружина не может держать эту тяжесть бесконечно долго, она будет "уставать", перекладывая напряжения с внутрипромышленной сферы на социальную. В конце этого скольжения нас ждет социальный взрыв или медленная деградация, но само по себе оно, это соскальзывание, не остановится. Надежды на то, что "вот дожмем инфляцию и инвестиции пойдут" — напрасны. Не "пойдут"! Когда они "пойдут", когда меновой механизм действительно ляжет в базис, когда экспортно-импортный сектор перетянет на себя все хозяйство и встроит его "в хвост" западной экономики, — это будет уже другая страна, другое население — и качественно, и количественно.

Жестокий эксперимент, произведенный над советским хозяйством, заставляет делать выводы, к которым мы не сумели своевременно придти путем теоретического анализа. Главный вывод такой: меновой базис неорганичен для планового хозяйства, он не родствен ему, здесь невозможна передача эстафеты, это путь не реформ, а катастрофы. Долговая пружина неплатежей, принявшая на себя тяжесть реального сектора, ставшая несущей структурой внутреннего хозяйственного пространства, свидетельствует о том, что мы имеем дело с особым типом хозяйства, который в экономической теории получил название "контрактная экономика". Контрактная экономика отличается от меновой также, как атмосферный циклон отличается от антициклона. В основе нее лежит не движение товаров, не обмен ими, а контракт, формирование портфелей заказов и безусловное выполнение взаимных обязательств. Функцию финансов в такой экономике выполняют не деньги, а долговые обязательства, векселя. Это "долговая" экономика.

Сегодня в реальном секторе стихийно множатся вексельные программы, с помощью которых пытаются расшивать неплатежи на региональном уровне. Минфин вынужден обращаться к этому инструменту, чтобы профинансировать "северный завоз" и зимнее обеспечение энергетиков топливом. Это все примеры вынужденного, компенсаторного характера, но они весьма показательны. Полномасштабное же развертывание вексельного обращения и активизация контрактной экономики требует целой системы поддержек, в частности, требует восстановления культурно-этических основ хозяйства. Требует, наконец, переориентации государственной политики в направлении активизации внутренного хозяйственного пространства. В противном случае от российской экономики в конце концов останется то, что осталось бы от циклона, вдруг решившего "интегрироваться" в мощный антициклон, — грязная лужа.