Читатель, конечно же, ждет, чтобы я протянул линию от Гесиода к Эсхилу, который, будучи величайшим и самым первым древнегреческим трагиком, больше всего сказал о Прометее. Ведь часто говорят, что если бы Эсхил столько о Прометее не наговорил, то и не было бы никакого Прометея как великой смыслообразующей античной фигуры. Конечно же, я буду обсуждать линию, которая тянется от Гесиода к Эсхилу. Но перед тем как провести и обсудить эту линию, я должен оговорить, что она отнюдь не является единственной.

Да, Эсхил сделал Прометея главным героем своих произведений, лишь одно из которых сохранилось в достаточной степени. Но другие древнегреческие классики тоже сообщают о Прометее много интересного. В числе сообщенного ими — те особые священные места, в которых поклонялись Прометею. А то ведь кое-кто говорит, что ему нигде не поклонялись. Дабы опровергнуть это заблуждение, я обсужу сведения о Прометее, сообщаемые великим Софоклом. И уже после этого, нарушив хронологию, вернусь к Эсхилу и всему тому, что тянется от Гесиода к этому великому античному первотрагику.

Софокл сообщает ценные сведения о Прометее в своей трагедии «Эдип в Колоне». Колона — это предместье Афин. Пришедшему туда слепому Эдипу сопровождающая его дочь Антигона сообщает, что с места, куда они прибыли, виден афинский Акрополь.

Антигона:

Отец-страдалец, городские стены Еще не близко, если глаз меня Не обманул. А место здесь святое...

Забегая вперед, скажу читателю, что это святое место, где поклоняются, в том числе, и Прометею. Антигона чуть позже скажет об этом. Вначале же она просто живописует данное место.

Антигона:

Все виноградом поросло оно, Маслиной, лавром; рокот соловьиный Повсюду льется в зелени ветвей. А вот сиденье из живого камня...

Сообщив читателю, что живым называется камень, не обработанный рукой человека, я далее обращу его внимание на то, что это место, священное и не случайным образом подаренное Эдипу в конце его мучительных странствий, находится недалеко от Афин, но не является просто обычной частью этих самых Афин.

Когда Эдип настойчиво добивается от Антигоны сведений о месте, в которое они пришли, Антигона говорит ему:

Афины узнаю я, местность — нет.

Эдип и Антигона пытаются понять, где конкретно находятся, но теряются в догадках. Ясность наступает после того, как к ним приходит страж, требующий, чтобы они покинули священную рощу, в которой ненароком оказались.

Страж, подойдя к Эдипу и Антигоне, уклоняется от прямого ответа на вопрос Эдипа о том, где именно они оказались. «Об этом после», — говорит он. И продолжает:

Ты же рощу эту Оставь. Не место здесь стопе твоей.

Эдип:

Она святая? Кто ж владеет ею?

Страж:

Земли и Мрака грозные исчадья. Никто иной да не войдет сюда.

Эдип:

Но как наречь, молясь, святых богинь?

Страж:

Их Евменидами зовет народ наш, Всезрящими. Но у других людей И имена пристойны им другие.

Евмениды — это богини мести Эринии, которым в римской мифологии соответствуют фурии. Они действительно, по одной из версий, являются детьми Земли, которая родила их из крови Урана. По другой версии, они — дети ночи Никты и мрака Эреба. Версия, о которой говорит Страж в приведенной выше цитате, тоже существует. Эсхил в своем произведении «Евмениды» сообщает о том, что у данных существ женского рода на голове вместо волос — змеи. Эринии (они же Евмениды) у Эсхила отождествляются с богинями судьбы Мойрами. Эти богини упоминаются в «Илиаде» и «Одиссее», у Еврипида, в орфических гимнах и у других античных авторов (Ахея Эритрийского, Эния, Сенеки). Упоминает их и Данте Алигьери.

Наиболее развернуто эти существа участвуют в мифе об Оресте, который убил, по повелению Аполлона, свою мать Кли­темнестру за то, что она, в свою очередь, убила отца Ореста — Агамемнона. Однако убийство матери, согласно древнейшему материнскому праву и тому закону мщения, на место которого в дальнейшем приходит правосудие, является чудовищным преступлением, за которое Оресту должны мстить эти самые Эринии. Да, это преступление Орест совершил по указанию Аполлона. Но Эриниям в каком-то смысле наплевать на Аполлона. Аполлон всего лишь может на время усыпить Эриний, защищая Ореста. Но они просыпаются и гонятся за ним. И тогда Афина Паллада решает смирить гнев богинь, заявив о том, что они будут особо почитаемы в Аттике, если простят Ореста и останутся на ее территории. Эринии соглашаются. И вот тогда их начинают называть Евменидами, то есть милостивыми, благосклонными.

Есть изображения этих существ, на которых создатели изображений наделяют их не только волосами из змей (как мы помним, основной атрибут Горгон, включая знаменитую Горгону Медузу), но и собачьими черными мордами и крыльями — такими, как у летучих мышей.

А есть изображения, на которых эти же существа показаны в виде охотниц с факелами и кнутами, ищущих своих жертв.

Но вернемся к Софоклу. Эдип говорит, что он не уйдет из священной рощи Эриний-Евменид, ибо его привели в эту рощу знамения его судьбы. Узнав об этом, страж смягчает свою позицию.

Страж:

Послушай, странник, без народной воли Тебя изгнать отсюда не дерзну я. Но доложить я должен о тебе.

Эдип:

О ради бога, не презри скитальца! Открой мне всё, что знать мне надлежит.

Страж:

Что ж, спрашивай, я отвечать согласен.

Эдип:

В какое место привели нас боги?

Страж:

Что сам я знаю, всё скажу тебе. Вся эта местность благодатью дышит; Ее владыка — Посидон святой. Здесь чествуют и бога-огненосца, Титана Прометея; место ж это, Что простирается у ног твоих, У нас зовется «медный праг земли»; Оплотом создан он Афинам нашим. В соседстве стогны; здесь Колон-наездник — Вот этот самый — пращуром слывет. Его же именем почтенным всех мы Собща селян привыкли величать. Такой наш край, прославленный не в сказах, А в нашей всенародной вере, гость.

Эдип:

Так эту местность населяют люди?

Страж:

Конечно, соименники Колона.

Главное, конечно, то, что в этом месте, согласно сведениям Софокла, особо чтут Прометея, причем чтут его наряду с Евменидами-Эриниями и неким Колоном-наездником.

Софокл родился в Колоне, поселении, находившемся примерно в километре на северо-запад от Афин, вблизи которого, кстати, находилась знаменитая Платоновская академия. Тут необходима оговорка.

Конечно же, Платон моложе Софокла. Но, во-первых, он все же его современник. А во-вторых, я не утверждаю, что Софокл адресует к академии, которую Платон создал через четверть века после смерти Софокла. Я утверждаю совсем другое. То, что Платон не случайно создал эту академию вблизи того места, о котором Софокл в своей трагедии «Эдип в Колоне» сообщает нам очень много интересного.

Итак, Софокл относится к поселению Колон как к своей малой родине. Он прекрасно знает все предания по поводу этого поселения и подробно — уважительно и с пониманием — эти предания излагает.

То есть он для нас в вопросе о Колоне, который им обсуждается в сочиненной трагедии, не может не быть авторитетом. Что же он описывает?

Во вступительной развернутой ремарке к русскому переводу «Эдипа в Колоне» переводчик Ф. Ф. Зелинский так описывает место, в которое пришли Эдип и сопровождавшая его Антигона:

«Скалистая местность. На переднем плане дорога. За ней справа темнолиственная роща на холме (Зелинский ссылается на 16–18 строки, где действительно сказано, что всё поросло виноградом, маслиной, лавром. — С. К.). Фон образует афинский Акрополь с его зданиями — царским дворцом и храмом Афины (Зелинский ссылается на строку 24 и строки 303–305. — С. К.). Там и сям обломки скал, представляющие собой естественные сиденья (Зелинский ссылается на строку 19 и строки 194–202. — С. К.). Слева конная статуя героя Колона (Зелинский ссылается на процитированные нами строки 59–61, где говорится «здесь Колон-наездник — вот этот самый — пращуром слывет». — С. К.)».

Как мы видим, есть некая конная статуя Колона-наездника, которую отрекомендовывает Эдипу и Антигоне стражник, поясняющий им, в какое именно место они пришли.

В другом переводе (Шервинского) стражник говорит по поводу места, куда пришли Эдип и Антигона:

Окрестные поля Гордятся древним конником Колоном, Их покровителем. Мы имя носим Все в честь него единое — колонцы.

Казалось бы, ответ на вопрос о том, кто такой древний конник Колон, который является пращуром жителей Колона, должен быть однозначным. Однако это не так.

Комментаторы, обсуждающие каждую мелочь в данной трагедии Софокла, не дают по этому поводу никаких разъяснений. Погружаться в специальные изыскания по этому вопросу, конечно, можно, но только а) отказавшись от обсуждения интересующей нас тематики, и б) превратив исследование, посвященное этой тематике, в длинный и достаточно запутанный анализ афинских и сопряженных с ними богов. А также боготворимых героев и так далее.

Поэтому я, вначале изумившись по поводу того, что нет ясного ответа на вопрос о том, кто такой конник Колон, на которого указывает страж в самом начале анализируемой нами трагедии Софокла, в дальнейшем попытался получить справку у современных греков из числа тех, которые очень любят обсуждать темные сюжеты собственной античной истории. Никакой гарантии достоверности сообщенных мне сведений у меня нет. Могу лишь сказать, что бывшего легендарного правителя Колона, о котором страж повествует Эдипу в трагедии Софокла «Эдип в Колоне» эти греки называют возничим. И не просто возничим, а почитаемым в Колоне героем-богом.

Колон — предместье Афин.

Сочетание темы возничего (да еще не абы какого, а героя-бога) и темы Афин адресует нас только к одному, именно афинскому богу-возничему. Причем такому, которого в Афинах особым образом почитают. Этот возничий — Эрихтоний.

Эрихтоний, упоминаемый в «Илиаде» и «Одиссее» как Эрихтей, согласно греческой мифологии, был рожден богиней земли Геей, на которую излилось семя бога-кузнеца Гефеста. Согласно мифологии, Гефест пытался овладеть богиней Афиной, но не сумел, и его семя излилось на землю. Из этого семени родился змееподобный Эрихтоний. Афина, считая себя причастной к рождению Эрихтония, отнесла родившегося ребенка в закрытой корзинке в свое святилище на афинском Акрополе. Она поручила двум змеям сторожить ребенка и запретила своим жрицам, дочерям первого афинского змееподобного царя Кекропа открывать корзину. Дочери нарушили этот запрет в момент, когда Афина направилась в Македонию, дабы забрать оттуда гору и водрузить ее на Акрополь.

Они открыли корзинку и увидели в ней младенца, у которого нижняя часть туловища была змеиной. Об их преступлении Афине сообщила ворона. Богиня Афина бросила гору, находясь уже недалеко от города Афины, и ринулась к своему святилищу. В страхе перед наказанием дочери Кекропа покончили с собой, кинувшись с Акрополя в пропасть (есть вариант мифа, в котором этих дочерей душат змеи Афины в наказание за совершенное преступление).

Афина дала Эрихтонию при рождении две капли крови Горгоны — каплю жизни и каплю смерти. Эти две капли были помещены в кольце. Эрихтония часто изображают в виде змеи рядом с Афиной Палладой.

Афина взяла Эрихтония под свой патронаж, сделала его афинским царем. Эрихтоний первым впряг коней в колесницу и потому является как бы первовозничим. Он первым вспахал землю плугом. Он учредил специальный праздник Панафинеи в честь Афины. После смерти он был вознесен на небо и превращен в созвездие Возничего.

Не правда ли, в интересной компании оказывается Прометей, которому в священной роще Колона поклоняются наравне с Посейдоном? Тут и Эринии, они же Евмениды, существа со змеями вместо волос, такими же, как у горгон. Эти существа, как утверждают специалисты, очень часто оказываются сплетены в единое целое с богинями судьбы Мойрами. В мифологии очень часто имеют место подобные сплетения разнокачественного. Но ведь Прометей силен именно тем, что у него имеется особая связь с Мойрами. Он благодаря этой связи знает тайну судьбы Зевса, а Зевс в эту тайну проникнуть не может. Ибо ее знают только Мойры и Прометей. В этом смысле могущество Прометея намного больше, чем могущество Зевса.

О чем еще говорит Софокл?

О некоем «медном праге земли», который простирается у ног Эдипа, севшего отдохнуть.

И тут я просто вынужден, вместо того чтобы прослеживать связь между Гесиодом и Эсхилом как двумя поэтами, находящимися на минимальном временном расстоянии друг от друга, обсуждать связь между Гесиодом и Софоклом. Или, точнее, между сведениями, сообщаемыми нам Софоклом и явно взятыми у Гесиода. Что же говорит Гесиод о медном пороге, медной двери и так далее?

Повествуя в «Теогонии» о том, в какую именно сумрачную подземную тьму заточил Зевс богов-титанов, Гесиод сообщает, что титаны, которых он называет богами, находятся в страшном месте, откуда не могут выйти потому, что бог Посейдон преградил им этот выход медной дверью:

...Выхода нет им оттуда. Его преградил Посейдон Медной дверью. Стена же всё место вокруг обегает...

Гесиод называет это место за медной дверью — местом,

Где залегают один за другим и концы, и начала Страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут...

Гесиод настаивает на том, что боги боятся этого места, где «жилища ужасные сумрачной Ночи густо одеты черным туманом».

Далее Гесиод упоминает брата Прометея титана Атланта, именуя его сыном Иапета. Говорит о том, что титан Атлант держит на своих плечах небо именно «в месте, где с Ночью встречается День». И описывает, как они встречаются. Переступая чрез медный порог (тот самый, на который оперся Эдип, и который находится в месте, где поклоняются Прометею), Ночь и День могут переброситься между собой словом и разойтись.

Далее Гесиод описывает страшную богиню Стикс, старшую дочь Океана. Он говорит о том, что боги, давшие неверную клятву и испившие воду Стикса, в течение года лежат бездыханными, а потом девять лет не могут находиться на собраниях богов. Место, где обитает богиня Стикс, Гесиод называет «там» и говорит о нем следующее:

Там и от темной земли, и от Тартара, скрытого в мраке, И от бесплодной пучины морской, и от звездного неба Все залегают один за другим и концы, и начала, — Страшные, мрачные; даже и боги пред ними трепещут. Там же ворота из мрамора, медный порог самородный, Неколебимый, в земле широко утвержденный корнями. Перед воротами теми снаружи, вдали от бессмертных, Боги-титаны живут, за Хаосом угрюмым и темным.

Читатель, я надеюсь, понимает, что для меня важно даже не то, почему Эдип оперся на тот медный порог самородный, который описан у Гесиода. А то, почему этот медный порог самородный находится в месте, где поклоняются Эриниям-Евменидам, Эрихтонию, Посейдону — и Прометею. Потому что наличие медного порога в месте поклонения Прометею существенно с точки зрения понимания роли этого божества. А значит, и всего, что связано с прометеизмом, тянущимся из древнейших мифов в интересующие нас коммуно-марксистские — якобы вполне рациональные — построения.

(Продолжение следует.)