Несколько часов назад я вместе со всеми заслушал обращение президента России Владимира Владимировича Путина к гражданам России в связи с пенсионной реформой.

Произошло именно то, чего мы опасались. Владимир Владимирович предлагает некие косметические смягчения пенсионной реформы и при этом говорит, что реформа эта абсолютно необходима потому-то, потому-то и потому-то.

Я прекрасно понимаю, что может быть выдвинуто 150 экономических аргументов. Я уважаю экономистов, я считаю, что экономика — важная часть жизни общества. Но когда возникает экономоцентризм, экономический синдром, то это плохо.

Потому что экономисты, знаете ли, обсуждают всегда вопрос о том, по какой цене я куплю яблоко, что будет со скидками на это яблоко и как меня убедить его приобрести. Но они не обсуждают вопрос о том, нужны ли мне яблоки.

Поэтому все эти экономические аргументы, с моей точки зрения, обсуждать вообще не нужно. Хотя сейчас именно это и будет навязано. Это я не к тому, чтобы принизить роль экономики. Чтобы было образнее, скажу так — [есть у нас разные экономические аргументы:] а вот «сюсю», а вот «мусю», а вот «фюсю», а вот «рюсю». И потому [каждый из этих аргументов] каждое «сюсю», «мусю», «рюсю» — нужно обсуждать.

Вместо того чтобы это делать, я скажу вам, что я не являюсь специалистом по «рюсю», «мусю», «сюсю» и всему остальному, и даже (о, ужас!) по какой-то цифровой экономике. Но я являюсь специалистом по политической стабильности и государственной безопасности. И рассматривать эту реформу я буду именно с этой точки зрения.

А с этой точки зрения происходит следующее. Вот у вас есть машина [демонстрируется игрушечный автомобиль]. Это [для нас сегодня] — замечательная Российская Федерация. И, согласно представлениям таких-то, таких-то и таких-то авторитетных лиц, эта машина должна приехать вот сюда [указывается точка на столе, в которую должен приехать игрушечный автомобиль].

Если она сюда не приедет — конец. Потому, что если она приедет сюда [указывается другая точка на столе] — будет плохо, сюда [указывается еще одна точка] — еще хуже, туда [указывается третья точка] — это вообще возврат в ужасное сталинистское прошлое, а сюда [указывается четвертая точка] — это крах. Она должна приехать сюда [указывается заданная ранее целевая точка]!

А для того, чтобы она приехала сюда, по причинам [которые называются] «сюсю», «рюсю», «мусю», «фусю» и так далее, надо ехать вот так [машинка передвигается к заданной точке] на этой машине. И тогда она сюда [указывается заданная ранее целевая точка] и приедет.­

Вот наш курс. Чем он обоснован? Стратегически — тем, что точка [указывается целевая точка] — эта. Почему эта? Потому, что эта. А тактически — потому, что [есть причины под названиями] «сюсю», «рюсю», «мусю» и так далее, и если туда не приехать, будет плохо.

Так вот, не надо обсуждать все [экономические аргументы под названиями] «сюсю», «рюсю», «мусю» и так далее, индексы и всё прочее. Правильные они или нет — не имеет никакого значения.

Потому что как специалист по государственной безопасности и политической стабильности с большим жизненным опытом я вам говорю, что эта машина поедет и сделает вот так: раз [машинка переворачивается вверх колесами] — и всё!

Она до этой вашей точки не доедет!

Хорошая это точка, плохая... У вас 158 аргументов в ее пользу или 15, все ваши аргументы лживы или правдивы — не имеет никакого значения!

Потому что если эта машина поедет вашим курсом, то она вот так сделает [машинка переворачивается вверх колесами] — и всё!

А тогда я вас спрошу: на чем вы дальше ехать-то будете? На чем?

Пешочком пойдете в эту точку? Телегу поднаймете? Рикш каких-нибудь?

Что вы будете дальше делать? Она [игрушечная машинка, которая играет роль управляющей системы Российской Федерации] не просто опрокинется, она сломается. И на этом всё кончится.

Теперь — от метафоры к реальности.

Эта реформа, сколько ни говори по ее поводу мягких слов жалеющим тоном... что, кстати, крайне неубедительно по интонации. Владимир Владимирович бывает убедительным, когда он твердо знает сам, чего хочет, и когда он от себя говорит. Тогда глаголом жжет сердца людей. А тут это что-то совсем другое... Так вот, сколько ни говори утешительных слов и как ни описывай эту точку, до которой, повторяю, машина не доедет...

Есть общественное мнение. Это мнение уже сформировалось. И, согласно этому мнению, пенсионная реформа — это реформа трех «О». Люди ощущают себя обкраденными, обманутыми и оскорбленными.

Вы десять раз будете говорить с ними самым щадящим тоном и приводить им 150 «сюсю», «мусю», «рюсю». Это — общество! С ним шутки плохи. Общество успело сформировать образ реформы как ограбление, обман и оскорбление. Всё! Это равно ровно вот этому [машинка переворачивается вверх колесами].

Владимир Владимирович имеет большой авторитет в обществе, а имел — еще больше. Он должен был бы обратить внимание, на сколько пунктов еще до этого его обращения упал его рейтинг, за какое время, и экстраполировать это падение.

Ему избираться не скоро, если он вообще намерен избираться. Но одно дело — сопротивляться Западу, который давит и давит, имея лидера с рейтингом, находящимся в заоблачной выси, а другое — с лидером, имеющим слабый рейтинг. Это вот и есть вот это [машинка переворачивается вверх колесами].

Но в ближайшее время [9 сентября] уже будут происходить какие-то выборы. И тут — развилка. Либо уже на этих выборах по одной линии всё пойдет, и будет показано «Единой России», что все, кто проголосовали за пенсионную реформу, не избираемы. Либо как-то изберут...

Даже если изберут... Я не идеализирую современное общество. Люди эгоистичны, апатичны, сильно подвержены регрессу, запущенному сверху и так далее и тому подобное. Они живут в очень специфической социальной среде, они в этой среде соответственно деформируются. Но даже если они как-то это [навязанную пенсионную реформу] съедят... Даже если они это съедят, начнется самое страшное — медленное отпадение общества от государства. Оно не будет носить характер бунтов или чего-нибудь еще. Будет медленное отпадение. Обокрали, обманули, оскорбили — и хотят, чтобы мы умерли побыстрее. Всё! Вы с таким обществом хотите бороться с Западом? Или вы хотите капитулировать (включая сдачу Крыма)?

А если общество отреагирует остро (не латентно, а остро), то уже на первых выборах, еще до того, как заработает эта реформа, «Единая Россия» ничего не получит.

Дальше всё будет развиваться. Потому что человек всё понимает не из газет, не из телевизионных передач и, упаси боже, не из интернета. Он всё понимает на своем кармане. И когда он поймет, что ему горбатиться еще столько-то лет, и что его конкретно обокрали на столько-то, тогда он отреагирует более мощно.

Потом будут выборы в Думу. И на каждом избирающемся кандидате от «Единой России», на партии в целом будет написано: «Я проголосовал за пенсионную реформу». Всё!

Могут сказать: «Вот он тут машинку катает туда-обратно, образами занимается, а что имеет в виду конкретно?»

Ну, во-первых, по поводу образов...

Плохо, когда рассуждают по принципу «после нас хоть потоп». Но гораздо хуже, когда потоп начинается при нас. Или не потоп начинается (как естественное явление), а когда открывают соответствующие шлюзы и спускают воду. Вот это — очень плохо! А сейчас пахнет этим.

Я не один применяю образы. Многие их применяют, правда?

А вот теперь, чтобы перейти от образов к конкретике, я объясню, что имею в виду, когда катаю машинку.

Первое — выборы.

Может быть, процесс пойдет медленно, но тогда он приобретет характер онкологии или гангрены. Люди просто начнут отпадать от государства. Может быть, они на выборах прямо ничего и не скажут. Но они так будут отпадать, что через несколько лет окажется, что это государство им ненавистно: они его рассматривают как ликвидком, как средство уничтожения себя.

Уже сейчас повсюду говорят, что главная задача заключается в том, что есть лишнее население, которое надо уничтожить, и тогда всё будет хорошо, что эти пенсионеры мешают. Уже сейчас говорят о том, что речь идет об уничтожении людей. Завтра это закрепится в сознании. Будет любовь к такому государству? Не будет.

Русский народ — очень государственнический. И в течение одного XX века он два государства разрушил. Почему? А потому, что возникало ощущение нехорошее от этих государств. Нельзя допустить, чтобы оно возникло в третий раз.

Если процесс пойдет медленно, то запахнет этим — отпадением народа от государства. Но тогда, может быть, выборы пройдут еще так-сяк.

А вот если всё пойдет кризисно, быстро, то люди, проголосовавшие в Государственной думе и в других инстанциях за эту пенсионную реформу, никуда не выберутся. Произойдет крах «Единой России».

Сначала он будет еще не совсем очевидный, потому что люди будут раскачиваться. Потом эта пенсионная реформа начнет действовать, и люди на практике, глядя на набор пищевых продуктов, которые они покупают, на тип жизни, который они ведут, убедятся в том, что такое эта пенсионная реформа. И тогда этот протест станет еще острее. А потом им еще помогут с помощью соответствующей политической пропаганды окончательно осознать, что их убивают. И всё это произойдет точняк к 2019–2021 году. В 2019-м реформа начнет действовать, а в 2021-м это всё произойдет. И если всё пойдет по острому сценарию, то «Единая Россия» полетит кувырком. И туда ей и дорога. Каждый человек — кузнец своего счастья.

Но ведь это произойдет не само по себе... это произойдет на фоне резкого падения рейтинга Путина. И — самое главное — на фоне достаточно быстрого нагнетания уличных протестов. Потому что всё, что сейчас произошло, впервые дает оранжоидам и улице «социальную» карту. Протест впервые из какого-то непонятного, полулиберального приобретает социальный характер.

Это я называю пашиняновщиной, проводя армянскую параллель. Потому что там тоже люди выступали со справедливыми социальными лозунгами. Но только вся беда заключалась в том, что дирижировалось это всё из американского посольства.

Тут будет всё то же самое. Тут же! Потому что в процесс вклинятся оранжоиды, у них возможностей будет больше. И именно их — запомните! — будут поддерживать те мятежники, которые находятся в ядре инициативы под названием «пенсионная реформа». Они их же и поддержат. Они им перекинут этот мяч. Им будет отдан пас.

И вот тогда всё приобретет откровенно деструктивный характер. Вот что я имею в виду под опрокидывающейся машиной.

И что тогда будут значить все эти будущие возможности от того, что уменьшится нагрузка на бюджет со стороны пенсионной системы? Нагрузка на бюджет уменьшится еще бог знает когда, а вы уже здесь и сейчас получите отсутствующее государство.

Любые экономические приобретения можно использовать, если есть сильное стабильное государство, а его уже не будет. Не будет народной поддержки, которая лежит в основе сегодняшних возможностей. Не будет! И это произойдет гораздо раньше, чем возникнут какие-то химерические возможности, связанные с пенсионной реформой. Это — первое.

Второе.

Если тем не менее кто-то свято убежден в том, что эта реформа необходима и что без нее, как без воды, «и ни туды и ни сюды», и если этот кто-то — глава российского государства, которого выбрал народ, то пусть глава российского государства в этом убеждает народ прямо. Не в виде сострадательного послания «милые, дорогие, потерпите, что поделаешь», а прямо. Он иногда очень убедителен. Вот пусть он убеждает прямо и выносит вопрос на референдум. Тогда вот этого [машинка переворачивается вверх колесами] не будет. Я считаю, что реформа всё равно будет носить людоедский характер. Но вот этого [машинка переворачивается вверх колесами] не будет. Народ вкусит плодов этого людоедства, если он захочет, но он не вкусит распада государства. А это в 1000 раз хуже, чем любое людоедство. Это хуже. Потому что истребление всего под корень.

Пусть Владимир Владимирович выступает, и на референдум выносится один вопрос — за или против пенсионной реформы. Пусть он выступает десять раз. Пусть все, кто умеет убеждать и относится к его команде, тоже выступают. И — выносите это на референдум. Убеждены в том, что это нужно, — придайте этому характер общенародной поддержки и вперед! Тогда никакого вот этого опрокидывания не будет. Потому что народ проголосовал, на референдуме проголосовал.

А если это [победить на референдуме] не удастся сделать, тогда уходите с честью. Проигранный референдум, отмененная реформа — уходите с честью! Это смелая, рискованная линия, но это не линия на опрокидывание машины.

А сейчас всё происходит точно так, чтобы она опрокинулась к 2021 году. И это прекрасно видят враги России. Если вы думаете, что сейчас этому не аплодируют в Киеве и Вашингтоне — вы заблуждаетесь! А я думаю, что вы знаете, что там этому аплодируют.

Теперь дальше. Дмитрий Анатольевич Медведев, будучи на Камчатке, если я правильно помню, 10 августа сказал, что это «горькое лекарство, которое надо принять».

У меня возникает ряд вопросов.

Больной принимает лекарство свободно? Вот к нему приходит врач и говорит: «Надо принять!» Больной может сказать: «А я не буду»?

Или — чем отличается обычное горькое лекарство от рискованного? «Вы знаете, вам это надо принять, но у вас может быть остановка сердца. Или что-нибудь еще. Я хочу вас прямо предупредить, что это опасно, но иначе ничего не будет. Вы должны сами принять решение. Вы больной. Ах, вы больной в тяжелом положении? Тогда родственники!»

Это же не звери, с которыми можно вести любые эксперименты по принципу «как надо». Это люди. Если свобода лучше, чем несвобода, то эта свобода же существует и у этих людей? Они могут принять это горькое лекарство, а могут не принять — имеют право. Между прочим, еще они имеют право выбирать медиков. Вот один медик предлагает один курс лечения, другой — другой. И пациент говорит: «Я вам доверяю».

Что вы имеете в виду, меня спросят? А я имею в виду следующее: если данное правительство, преследуя определенный либеральный курс и имея определенные установки, не может обеспечить темпов развития России, которые необходимы, то пусть это обеспечивает другое правительство. То есть другой «врач».

Единственное, что может нас спасти в данной ситуации, — это сохранение нынешних параметров пенсионной системы, притом что рост производительности труда и всего остального перекроет все те демографические проблемы, которые есть. Не может данное правительство обеспечить такой рост — нужно другое правительство. Конкурс! Не может нужный рост обеспечить либерализм — пусть будет консерватизм.

Откуда эта фатальность: «Ну вот всё, ну вот придется... вот делать»? Что это за интонация? Это же интонация именно на переворачивание машины! Повторяю: на крах рейтинга, на проигрыш выборов и на соединение новой неустойчивой политической выборной системы с уличным массовым протестом. Который будет перехвачен деструктивными силами с помощью той элиты, которая сейчас организует пенсионную реформу не как пенсионную реформу только (она имеет свой собственный негатив, вполне себе людоедский), но еще и как крах страны. Повторю еще раз: при обрушении государства все издержки будут в сто раз больше тех огромных издержек, которые мы получим в результате этой пенсионной реформы. И ставка-то, конечно, на это.

Я хочу задать несколько конкретных, внятных вопросов.

Первое. Скажите, пожалуйста, если убрать разного рода красивые словосочетания, образы, метафоры и прочую словесную оболочку и рассмотреть вопрос стратегически, стратегически и честно, то скажите, пожалуйста, чем то, что предложено, отличается от внутреннего дефолта? От объявления государства банкротом, не выполняющим своих социальных обязательств? Ну чем?

У вас возникли новые демографические обстоятельства? Ну и что? Вы не можете выполнить социальные обязательства в условиях новых демографических обстоятельств? А если какой-нибудь банкир скажет, что у него возникли проблемы с недвижимостью или где-нибудь еще? Ведь если честно обнажить существо дела, то в том, как это сейчас преподносится, абсолютно ясна дефолтная, банкротная сердцевина. В условиях сравнения с 1998 годом и многих параллелей, которые тут возникают, это на многое тянет, вам не кажется? Только тогда, в 1998 году, результатом дефолта было новое правительство Примакова–Маслюкова, которое начало вытягивать ситуацию. Результатом была полная дискредитация Ельцина, который через полтора года ушел. И, наконец, там была возможность быстро что-то начать поднимать, потому что были еще не разрушенные, а только остановленные заводы, которые в условиях дефолта начали работать. Притом что Примаков и Маслюков делали так, что они смогли работать. Там был быстрый социальный результат, который хоть как-то все это компенсировал. При этом тоже же была катастрофа.

А тут-то результата не будет! А все эти компоненты налицо.

«Мы не выполняем социальные обязательства»... Это и есть дефолт, банкротство или дефолт, внутренний.

Вы обращаетесь к народу с тем, что это дефолт. Объяснимый тем-то и тем-то. Так вопрос не в том, чем объясняется дефолт, а в том, дефолт это или нет! Это — первое.

Второе. Какие группы должны брать на себя издержки развития? Какие группы должны брать? Всё общество? Тогда укажите мне, как оно распределяет эти издержки! И не кажется ли вам, что это напоминает коллективизацию, когда было сказано, что за все издержки индустриализации должно платить крестьянство? Теперь то же самое происходит под некой маской «демократии»? Но тогда-то хотя бы 10 тысяч заводов были построены на некой плановой основе, а сейчас-то хотят возложить издержки не на крестьянство как класс, а на самые обездоленные, самые слабые группы! А это уже попахивает чем-то совсем нехорошим. Неужели вы думаете, что вы скроете этот запах за какими-нибудь пиаровскими ухищрениями?

Несколько слов о себе, о своей позиции — это третье. Единственное, что при колоссальных для меня человеческих издержках дала вот эта новая постсоветская реальность мне лично, — это возможность не уходить на пенсию. Я ненавижу пенсию, не понимаю ее как категорию. Я надеюсь, что умру на работе. Там, в этом доживании, что-то есть для меня лично неприемлемое.

Но я очень хорошо понимаю, чего хотят наши люди, когда думают о пенсии. Они хотят социальной свободы, той самой социальной свободы, о которой говорил премьер, который всё это устраивает. Они хотят побыть без вас в конце жизни, понимаете? Они хотят свободы — от вас, от ваших хорьков, которые их, как коров, доят с постепенным вырыванием вымени. Они хотят этой свободы хотя бы в конце жизни, перед тем как отойдут в мир иной. А вы их этого лишаете. Вы понимаете, что вы делаете? Вы отменяете Юрьев день. Вы обрекаете их на крепостной режим до конца жизни и отменяете Юрьев день. Вы думаете, они это простят? Сомневаюсь.

Что будет через 10 лет? «У нас на 10 лет есть всё, что нужно, а потом, через 10 лет, этого не будет». Но это же всё — предположения либерального правительства! У либерального правительства богом, гуру является Карл Поппер. Что говорил Карл Поппер?

Он говорил, что вот это отношение правительства к народу, к экономике — вроде «мы вас лечим», отношение врача к пациенту — это свойство тоталитарных, авторитарных режимов. Все эти разговоры о горьких лекарствах... И он же говорил, что тоталитарные, авторитарные режимы имеют монополию на будущее, они точно знают, что будет через 10 лет. А либеральные режимы не должны иметь такой монополии, они должны step by step, шаг за шагом двигаться. А все эти планирования, все эти знания будущего, хоть там Гегеля, хоть Платона, хоть Маркса, — вот это и есть, по Попперу, страшное зло.

Откуда мы вообще знаем, что будет через 10 лет? Откуда мы знаем, что будет через 10 лет в условиях наличия той турбулентности, о которой все говорят, когда всё ветвится?

Через 5 лет произойдет что-нибудь неприятное в Америке. Начнется какая-нибудь война. Если не между Америкой и Ираном, то между Америкой и Китаем, или между Америкой и кем-нибудь еще. У нас начнутся какие-то совершенно новые проблемы. Мировой процесс приобретет вообще совсем новый характер. Откуда мы знаем? Откуда вдруг взялось это гипнотизирование будущим в условиях ветвления?

Но уж если вы говорите о будущем, то у нас есть, прошу прощения, две пятилетки, за которые производительность должна вырасти вдвое. И не путем перекладывания всех издержек развития на самые обездоленные, самые слабые группы — вы же это хотите сделать! Это граничит с социоцидом, потому что самые слабые должны оплатить развитие!

Извините, они его оплачивать не будут. Добровольно они это не сделают. А когда их заставят, они отпадут от государства. И всё!

Любой политтехнолог вам сейчас скажет, что удар нанесен в ядро электората «Единой России» и Путина. В ядро! Вот в те группы бьют сейчас, которые являются ядром этой поддержки. Кто-нибудь думает, что нанесение такого смертельного удара в ядро электората допустимо? И приведет к чему-нибудь, кроме краха политической системы?

Кто оценивает здесь приобретения и издержки? Экономисты? Экономисты оценивают прибыль. Они не оценивают ни политических издержек, ни психологических, ни, прошу прощения, морально-экзистенциальных, ни социальных — никаких.

А если все эти издержки таковы, что раньше, чем получим любые результаты, уровень издержек станет больше допустимого, что тогда? Как принимаются самые ответственные решения?

Теперь о том, что это всё означает по сумме факторов.

Происходящее означает победу либерального крыла путинской системы. Это оно победило, взяло реванш за свои предыдущие проигрыши. В течение долгого времени либеральное крыло терпело проигрыши в виде присоединения Крыма, Мюнхенской речи, Осетии и Абхазии, Донбасса, Сирии и так далее. Ему всё более и более осложняли отношения с Западом. А либеральное крыло не существует без симбиоза с Западом!

И казалось, что консервативное крыло оформится, наконец. А это — единственное спасение для России.

Государство, оформившееся после 1991 года, чудовищно по своей социогенетической природе. Это криминальное государство, это государство регрессивное и так далее. Хуже него только безгосударственность. Поэтому, когда был выбор между поддержкой любого, самого ужасного государства и безгосударственностью, мы всегда выбирали поддержку государства. Мы и будем его поддерживать, потому что государство — это единственное спасение народа. Как бы плохо государство ни было, оно лучше, чем безгосударственность.

Пока либеральное и консервативное крылья существовали вместе, государство могло быть только регулятором скорости деградации и краха. Оно могло замедлить скорость сползания в эту бездну, но не остановить сползание и не повернуть в другом направлении.

Потому что либеральное крыло волокло и волочет в сторону интеграции в так называемое глобальное сообщество, а эта интеграция возможна только при смерти России как государства. Невозможно найти России как суверенному государству место в этой мировой глобальной системе.

Единственное, на что мы надеялись, — это оформление консервативного крыла путинизма, что было бы частью мирового процесса. Мировой процесс после краха коммунизма — это отступление коммунизма с авансцены и занятие главных позиций национально-буржуазно-суверенизаторскими группами и глобалистами, которые конфликтуют между собой. И мы тут всецело на стороне национально-суверенизаторско-консервативных групп, которые должны были оформиться. Они не могут оформиться в России. В России не может быть консерватизма при переломанной традиции иначе как с помощью интеграции всей традиции в этот консерватизм, включая советскую. И консерватизм в России при советском прошлом не может не быть социальным.

Социально-консервативные буржуазные силы, делающие ставку на единство традиции — вот чем был и что сулил консервативный путинизм. Он мог спасти Россию. Отсечение либерального крыла и оформление этой, подчеркиваю снова — буржуазной, а не коммунистической силы, могло привести к тому, что в результате борьбы с глобализмом оформится на втором этапе союз левых сил, включая коммунистические, с этими буржуазными. Мы говорили об этом левоконсервативном альянсе. И говорим о нем и сейчас.

На фоне всего этого произошла победа либерального крыла путинизма. Вот что собой представляет пенсионная реформа.

Но победа либерального крыла путинизма не только в том, что будет проведена реформа, а вот в этом [машинка переворачивается вверх колесами].

Потому что либеральный путинизм — это антипутинизм. Это холуйский по отношению к Путину антипутинизм. Он ждет только вот этого [машинка переворачивается вверх колесами]. И ведет только к этому.

Мы оказались в ситуации большой беды. Господа либералы ликуют, и они мастера, они хорошо сработали. Но это еще только миттельшпиль, это не конец игры.

А главное, что если эта игра будет доиграна до конца, и вот это [машинка переворачивается вверх колесами] произойдет, то в этот момент мы не сложим ручки и не делаем hande hoch! Мы будем продолжать борьбу дальше. Уже за другое государство и другую политическую систему.

Но раньше, чем это произойдет, мы будем консолидировать все свои усилия для того, чтобы не допустить этого [машинка переворачивается вверх колесами].

Я продолжаю верить, что объективный процесс — объективный процесс, а не мои слова — в тот момент, когда эта машина накренится, заставит здоровые пропутинские силы оформиться и включить деликатно и корректно механизмы сдерживания происходящего. Это будет сделать чудовищно трудно. И я, конечно, рассчитываю на то, что когда [машинка, играющая роль политической системы России] накренится, то первым, кто это увидит и на это отреагирует, будет президент России.

Я не верил и не верю, что Президент может потирать руки, когда будет рушиться государство и политическая система. Не верю в это! Вот не верю и всё. В чем его убедили, как произошла либеральная победа — не знаю. В одной песенке говорится: «А сейчас поверю я в любую небыль». Вот так и я. Я готов сейчас поверить в любые, самые странные факторы, вмешавшиеся в процесс. Но что бы туда ни вмешалось, реальность остается, и она будет вот такой.

Вот он — момент, когда эта машина накренится, — это 2021 год. Всё. Вот здесь это начнет происходить. Вот в этот момент можно будет еще отыграть назад и поставить машину на колеса, пройдя вот так [накренившаяся машинка становится на колеса]. Но это будет означать, что она должна будет отойти назад на совершенно новый курс. О чем мы и говорим в своем обращении к Путину.

Движение «Суть времени» всеми конституционными законными методами будет бороться за то, чтобы людоедская реформа не опрокинула страну. Мы одни собрали уже сейчас сотни тысяч подписей под письмом к Путину, в котором сформулировано примерно то, что я изложил в этой передаче. Мы будем собирать резко больше.

Мы никогда не войдем в альянс с оранжоидами, которые сейчас нацепят на себя маски защитников прав народа. Мы подозреваем, что ряд сил, которые я не хочу называть, войдут в этот альянс, и тогда альянс с ними для нас так же недопустим, как и с оранжоидами. Как и с теми силами, которые, говоря о том, что они борются против пенсионной реформы, на самом деле подыгрывают ее проведению.

Поэтому действовать мы будем самостоятельно. Мы не знаем, кто сколько собрал подписей и под чем. А мы соберем миллионы! И я призываю своих соратников активизировать свою деятельность по этому направлению.

Мы оставляем за собой право на все законные методы протеста. И мы будем четко соблюдать закон. Мы никогда не станем ни радикалами, ни экстремистами. Но мы будем бороться всеми доступными средствами за то, чтобы это [машинка переворачивается вверх колесами] не произошло. А если это произойдет, то мы будем отстаивать державные интересы России всеми методами, которые будет диктовать нам ситуация.

Мы державники, и мы за державу будем жить и умирать так, чтобы она осталась, ибо без нее народа не будет.

До встречи в СССР!