В сущности, что такое Запад, с которым мы себя соотносим, который кто-то восхваляет, а кто-то отвергает? Согласитесь, что для того, чтобы быть западником или или критически относиться к Западу, надо понимать, что такое Запад. Ведь это не географическое понятие — в противном случае для нас Западом должны быть и Мексика, и Бразилия, и Перу.

Так каково же определение Запада? Мы можем сказать, что Запад — это совокупность высокоразвитых стран, включающая в себя ведущие страны Европы (Великобритания, Германия, Франция и другие) и страны Северной Америки (США и Канада). Но такое определение ничего не раскрывает. И, как мы убедились, сам Запад определяет себя по неким особым античным корням — греческому и римскому. Разве и впрямь может состояться сколько-нибудь серьезный разговор о Западе без апелляции к этим корням? Но как только мы начинаем внимательнее присматриваться к античным корням Запада, без чего нельзя заполучить никакого внятного определения сущности Запада, начинаются большие проблемы.

Потому что выясняется, что внутри этой самой греко-римской античности, которую современный Запад считает принадлежащей только ему, шла фундаментальная борьба. И что тем самым современный Запад просто не имеет возможности объявить себя наследником всей греко-римской античности. Он должен определяться в вопросе о том, в какой именно античности хочет поместить свои корни.

Поскольку современный Запад грезит именно Древним Римом, то ему милее всего римская античность.

Которая, в свою очередь, ищет свои корни в античности троянской...

Которая, в свою очередь, ищет свои корни в античности пеласгической, связанной с Аркадией...

Которая, в свою очередь, ищет свои корни в античности кекропическо-афинской...

Которая, в свою очередь, ищет свои корни уже не в античности, а в наидревнейшем Египте... Потому что есть Саис как наидревнейший Египет, есть особо почитаемая именно в Саисе богиня Нейт, имеющая уже даже не египетское, а древнейше-ливийское происхождение. А эта древнейшая Нейт теснейшим образом связана с Афиной. Причем с той древнейшей Афиной, которая и является кекропической, пеласгической и так далее.

И если кто-то думает, что дотягивание корней Запада до Нейт и Ливии не имеет актуального философско-политического значения, то этот кто-то заблуждается. И доказать сие нетрудно.

Открываем «Иосифа и его братьев» — это гениальное произведение Томаса Манна, виднейшего западного литератора и философа ХХ века. И читаем: «Кто же была эта невеста, супруга Иосифа, и как ее звали?» Выясняется, что супруга Иосифа, которую для него выбрал фараон, была дочерью первосвященника Ра-Горахте. Что она особо хранила девственность, будучи девой из дев, то есть была не просто девушкой, а воплощением девичества. Что (цитата)«лишая ее девственности, супруг, по всеобщему понятию, совершал божественное преступление». Звали эту супердевушку Аснат. Но помимо этого обычного имени у нее было и другое имя. По поводу которого написано следующее:

«Что касается ее имени, которое она писала «Нс-нт», то оно было связано с богиней Нейт из Саиса, города в Дельте; оно означало «Принадлежащая Нейт», и следовательно, «девушка» была явно подопечной этой воительницы, чей фетиш представлял собой щит с двумя крест-накрест пригвожденными к нему стрелами и которая также в человеческом облике носила на голове связку стрел».

Далее обнаруживается, что эту же связку стрел носила на голове и Аснат. Что «ее волосы или искусно стилизованный парик, выделка которого в этой стране всегда оставляла немного неясным, платок это или прическа, были всегда украшены стрелами, либо прикрепленными сверху, либо воткнутыми; что же касается щита, точного образа ее чрезвычайной девственности (чуть позже мы будем обсуждать разного рода щиты — С.К.), то он часто встречался в ее украшениях, которые на шее, на кушаке и на руках изображали этот знак неприступности со скрещенными стрелами».

Далее автор подробно обсуждает проблемы, возникающие в связи с женитьбой Иосифа на египтянке и появлением потомков Иосифа Ефрема и Манассии. Он также подчеркивает, что эта женитьба превращала Иосифа из обычного, хотя и очень высокого, светского египетского чиновника в высокопоставленного жреца бога Атона.

Обсуждается также и свадьба Иосифа и Аснат. Вот как описывается свадебное шествие. Указав на то, что в свадебном шествии участвовали животные — лебедь и конь — автор далее сообщает читателю, что «среди этих тварей имелась и супоросая свинья, к тому же со всадницей — толстой, полуобнаженной старухой самого двусмысленного вида, не перестававшей отпускать бесстыдные шутки».

Просто невозможно не связать это описание со сценой шабаша на Брокене, описанной Гете в «Фаусте»:

Голос

Старуха Баубо мчит к верхушке Верхом на супоросой хрюшке.

Хор

Колдунье и свинье почет. Вперед за бабкою, вперед! Всей кавалькадой верховых, Чертовок, ведьм и лешачих!

Бывают параллели, которые кажутся сомнительными, но эта, согласитесь, достаточно безусловна.

Обсуждая рождение у Иосифа Ефрема и Манассии и параллельное рождение у фараона шести дочерей, Томас Манн далее пишет:

«Если учесть, что во главе солнечного дома всё еще стояла Великая Матерь Тейе; что у царицы Нофертити (теперь читателю ясно, о каком фараоне идет речь — С.К.) была сестра Незенмут; что у царя тоже была сестра, Сладчайшая Принцесса Бакетатон и что к ним с годами прибавилось шесть дочерей царя, то получится картина настоящего бабьего царства, где единственным мужчиной был болезненный Мени (так мать звала фараона — С.К.) и которое как-то не соответствовало его фениксовским мечтаниям о нематериальном отцовском духе света. Невольно вспоминается одно из лучших замечаний, сделанное Иосифом во время Великой Беседы (беседы с фараоном — С.К.), — что сила, устремляющаяся снизу вверх в чистоту света, должна быть действенной силой, мужским началом, а не сплошной нежностью».

Итак, фараон Эхнатон целенаправленно женит еврейского юношу Иосифа Прекрасного, ставшего его первым советником, на жрице Нейт Аснат.

Заметим, что речь идет не о произвольных построениях Томаса Манна (хотя и произвольные построения столь крупного художника и философа Запада были бы существенными), а о достаточно известной библейской истории: «И нарек фараон Иосифу имя: Цафнаф-панеах, и дал ему в жену Асенефу, дочь Потифера, жреца Илиопольского» (Быт. 41:45.)

Томас Манн иронизирует по поводу мидрашей, в которых изощренным образом доказывается, что Асенефа была не родной, а приемной дочерью Потифара. И справедливо замечает, что выдвигаемая в мидрашах генеалогия Асенефы не многое исправляет.

Религиовед и поэт Д. В. Щедровицкий (не путать с методологом Г. П. Щедровицким — С.К.) пишет, что имя жены Иосифа — Асенефа (Аснат) — «означает «служительница богини Нейт», приблизительно соответствующей греческой Афине. Отец Асенефы был жрецом бога Она, т. е. Осириса. Иосиф, таким образом, вводится в египетское жречество и становится причастен к тайнам религии Египта. Очевидно, духовная задача Иосифа была очень сложной и важной: он должен был, не опровергая открыто постулаты египетской религии, заняв положение верховного вельможи и видного жреца, постепенно привести египетский народ к познанию единого Бога. Об этом прямо говорится в псалме: в Египте Иосиф «...наставлял вельмож его по своей душе и старейшин его учил мудрости» (Пс. 104, 22)».

Нетрудно проследить судьбу колен Ефрема и Манассии, убедиться в том, что влияние потомков Иосифа и жрицы Нейт было весьма значительно. Но для меня намного важнее другое — что прослеживание корней той исторической личности, которую мы называем «Запад», выводит нас достаточно быстро за рамки греко-римской античности, вбрасывает в проблематичную стихию пеласгизма, аркадийства, кекропства и в итоге выводит через архаическую Афину на ливийскую Нейт. Причем никаких натяжек в этом нет.

Тут вам и Вергилий, и Аполлоний Родосский, и Платон, и Библия. О чем это свидетельствует? О том, что никакую проблему прослеживания сколько-нибудь фундаментальных корней Запада нельзя решить, оставаясь только в пределах сколь угодно расширенной греко-римской античности. Потому что сама эта античность, прошу прощения, не пуп земли, а один из важных и, может быть, даже важнейших отголосков чего-то неизмеримо большего. Чего-то творящегося в совсем иных, ужасно важных для человечества регионах планеты Земля.

И уж никак мы с этой идентичностью не разберемся, если не погрузимся, причем всерьез, в историю наидревнейшего Египта. Мы же фактически уже туда погрузились, начав говорить о Нейт. Перед нами простая альтернатива: либо развести руками и сказать, что погружение в еще бóльшие глубины истории и исследование еще более проблематичных исторических деталей неосуществимы, либо осуществить это погружение.

Я предлагаю, конечно же, второе.

Это второе требует детального разбирательства вопроса о том, что такое Запад для Древнего Египта. Является ли этот самый Запад для Древнего Египта только географическим понятием, или же это понятие смысловое, а значит, священное?

Ответ очевиден. Для Древнего Египта любое географическое понятие является одновременно смысловым и священным. Но нельзя обнаружить глубинное политико-религиозное содержание древнеегипетского понятия «Запад», опираясь только на Нейт. Нейт имеет важнейшее значение. Но и само это значение может быть выявлено, только если Нейт перестанет быть чем-то самодостаточным.

Так кто они, боги наидревнейшего Древнего Египта, под которым я понимаю Египет первоначально-исторический и протоисторический? При этом и первоначальная история Древнего Египта, и его же протоистория — это корректные научные определения, а не фигуры речи, используемые разного рода фантазерами, ревнителями альтернативной истории.

Так кого мы тут должны обсуждать, кроме Нейт? И какие философско-политические вопросы выныривают из разного рода глубин в ходе такого обсуждения?

Если первое имя, которое мы обнаружили — это Нейт, то вторым по счету, конечно же, является малоизвестное имя Хентиаменти. Так звали одного из древнейших египетских богов. Кто такой Хентиаменти? Это «Предводитель Запада». То есть, обсуждая его, мы и впрямь пытаемся продвинуться дальше в понимании Запада, его глубинных исторических корней, его историософской и философской специфики.

Хентиаменти — это бог с головой шакала. Читателю знаком другой аналогичный древнеегипетский бог — Анубис. Анубис — сын бога Сета, смертельного врага бога Осириса. Вам сходу скажут бойкие люди, как-то освоившие историю Древнего Египта, что Сет — это Верхний Египет, а Осирис (а также победивший Сета сын Осириса Гор) — это Нижний Египет (Египет Дельты). Но давайте откажемся от такой бойкости. И начнем подробно разбирать данный вопрос. Поскольку нас, в отличие от многих, интересует не только Верхний и Нижний (то есть Южный и Северный Египет), но и другие два Египта — Западный и Восточный. А вот о них говорят гораздо реже.

Итак, есть наидревнейший бог с головой шакала, которого называют Хентиаменти. И это предводитель наидревнейшего египетского Запада. Того Запада, который существовал еще до объединения Нижнего и Верхнего Египта. Я, кстати, совершенно не отказываюсь обсуждать и проблему этого объединения, и сущностные характеристики Верхнего и Нижнего Египта. Более того, я считаю это абсолютно необходимым. Но категорически недостаточным. Потому что коль скоро мы стали говорить о египетском Западе, то мы должны поговорить и о египетском Востоке.

А также о том, что отличает этот Запад от этого Востока. И почему представительница древнеегипетского Запада Нейт, теснейшим образом связанная с наидревнейшей античностью, в которой ищет свои истоки именно Древний Рим, оказалась так важна для Томаса Манна, канонической библеистики, для библейской, а значит, и христианской истории.

Итак, Хентиаменти и Анубис.

Анубис — это и сын Сета, и особо важное лицо в царстве мертвых. Он был проводником умерших в загробный мир. Он был покровителем некрополей и кладбищ. Он был одним из судей в царстве мертвых. И, наконец, он был хранителем ядов и лекарств.

Будучи сыном Сета, Анубис не был одним из его наивернейших сторонников. Напротив, в знаменитом цикле Осириса говорится о том, что именно Анубис помогал богине Исиде в поисках частей тела Осириса. (На всякий случай напоминаю не слишком сведущему читателю, что Сет разорвал на части тело Осириса, что жена Осириса богиня Исида это тело собрала, совершила с этим телом магическое соитие, родила бога Гора, который наказал бога Сета. И воскресила своего мужа Осириса.)

Об Анубисе рассказывает Плутарх в своем произведении «Исида и Осирис». Его же упоминает Страбон. Но более всего Анубис нас интересует в связи с Вергилием. Потому что именно Вергилий, причем по согласованию с величайшим древнеримским политиком императором Августом, связал окончательно и наипрочнейшим образом а) Древний Рим с Энеем, б) Энея с пеласгами, в) пеласгов с Аркадией, г) пеласгов же с наидревнейшими Афинами. А Аполлоний Родосский, связь которого с Вергилием тоже достаточно очевидна, добавил ко всему этому — д) связь древнейших Афин с древнейшим Египтом и Ливией.

Так что же говорится в «Энеиде» Вергилия о древнеегипетском Анубисе, когда-то имевшем определяющее значение для прото-Египта и именовавшемся тогда Хентиаменти (то есть «Предводитель Запада»)?

В «Энеиде» Вергилий подробно повествует о доспехах Энея. Эти лучезарные доспехи Энею дарит его мать богиня Венера, которая убеждена, что сын, облачившись в эти подаренные ею доспехи, сможет осуществить свою миссию. Повествование Вергилия об этих лучезарных доспехах очень напоминает гомеровское повествование о доспехах, которые бог-кузнец Гефест выковал для Ахилла по просьбе его матери Фетиды. В каком-то смысле данный сюжет с доспехами, выкованными для Энея богом Вулканом (а это буквально тот же самый Гефест) просто повторяет гомеровский сюжет. Впрочем, Вергилий и не скрывает, что он хочет стать римским Гомером. Причем таким римским Гомером, который переиграет Гомера греческого и за счет этого утвердит превосходство Рима над Грецией.

Итак, у Вергилия Венера дарит Энею волшебные доспехи и говорит ему:

Вот он, обещанный дар, искусством создан Вулкана, Можешь ты вызвать теперь из надменных лаврентцев любого Без колебаний на бой, не страшась и отважного Турна.

Турн (по другой версии — Тиррен) — это царь рутуллов, с которым Энею пришлось столкнуться в Италии. Чтобы укрепиться на италийской земле и начать возведение Великого Рима, Энею надо было завоевать благоволение царя Латина и жениться на его дочери Лавинии. Но женихом Лавинии был вышеназванный Турн. Это породило конфликт между Энеем и Турном. Для того чтобы Эней мог победить Турна, ему нужны были волшебные доспехи. Те самые, которые раздобыла своему сыну Энею его мать богиня Венера. Сказав при этом, что теперь он может не страшиться даже «отважного Турна».

Молвив так, обняла Киферея (то есть Венера — С.К.) любимого сына И положила пред ним под дубом доспех лучезарный.

Обратим внимание на то, что богиня положила этот лучезарный доспех именно «под дубом». В очередной раз речь идет о мистерии (а чем может являться встреча с богиней, приносящей дары, как не мистерией?), осуществляемой именно в священной дубовой роще. Одно только обсуждение этой темы могло сильно нас продвинуть в исследовании, но пока я предлагаю читателю сделать всего лишь заметку на полях и продолжить чтение текста Вергилия.

Вергилий описывает, как именно Эней смотрит на подаренные ему доспехи:

Смотрит и смотрит Эней, и очей не может насытить, Вертит подолгу в руках и со всех сторон озирает С грозной гривою шлем, и с клинком, как пламя, горящим Меч, роковой для врагов, и прочный панцирь из меди Алой, как свежая кровь иль как туча на небе закатном, В час, когда солнца лучи раскалят ее блеском пурпурным. Легкие он поножи берет из чистейшего сплава Золота и серебра, и копье, и щит несказанный.

Вот вам уже и щит Энея, описанный Вергилием с той же подробностью, с какой Гомер описал щит Ахилла. Становится совсем уж очевидным, что Вергилий просто воспроизводит один к одному гомеровский сюжет со щитом Ахилла. С той лишь разницей, что на щите Энея бог Вулкан (повторяю, он же — Гефест) выковал не то, что тот же самый Гефест выковал на щите Ахилла.

Напомню читателю, что у Гомера на щите Ахилла выкована земная твердь, имевшая, как считали современники Гомера, форму щита со срединной горой (она же — так называемый пуп земли). Этот «пуп земли» имелся на щите Ахилла, на котором были изображены небо, звезды и многочисленные эпизоды из городской и сельской жизни.

Что же касается щита Энея, то на нем была пророчески изображена великая история Рима. Да-да, того Рима, которого еще не существовало в реальности. Но который уже был выкован на щите. Так что мы имеем дело со значительным развитием политической мысли. В эпоху Гомера, повествующего о щите Ахилла, она сведена к минимуму и очень существенным образом разбавлена мыслью космогонической и, если можно так сказать, бытовой.

А вот в эпоху Вергилия всё сконцентрировано только на политической мысли. То есть на власти. Рим — это безумный концентрат власти как таковой. И именно об этом говорится в описании щита Энея. Оставим даже в стороне то, что это описание именно пророческое, что речь идет о будущих деяниях, а не деяниях уже свершенных. Установим главное — что все эти деяния — политические. То есть властные.

Ведь на щите Энея бог Вулкан/Гефест выковал... Впрочем, здесь уместнее просто процитировать «Энеиду»:

Бог огнемощный на нем (на щите — С.К.) италийцев и римлян деянья Выковал сам, прорицаний не чужд и грядущее зная: Был там Аскания род до самых далеких потомков, Были и все чередой сраженья грядущих столетий. Вот волчица лежит в зеленой Марса пещере Щенная; возле сосцов у нее играют без страха Мальчики — два близнеца — и сосут молоко у мохнатой Матери; нежно она языком их лижет шершавым, Голову к ним повернув, и телам их расти помогает. Рядом виден и Рим, и цирк, где похищены были В пору Великих игр беззаконно сабинские девы, Из-за которых войной на дружину Ромула тотчас Старец Татий пошел, владетель Курий суровых...

К сожалению, я не могу привести читателю всё замечательное описание римских деяний, которые роду Энея еще предстоит совершить. Скажу лишь, что речь идет о череде войн и побед. В том числе изображается и сражение за Египет, куда Антоний приводит войска. Говорится буквально о нечестии Клеопатры («жены-египтянки»), о морском бое, на который против римлян, покоряющих Египет, перетянувший на свою сторону Антония, идут египетские чудища-боги и... «псоглавый Анубис с оружьем».

Итак, Анубис заслужил-таки особое внимание Вергилия. Мало ли какие египетские боги могли противостоять восхваляемому Вергилием императору Августу! А ведь именно он боролся с Марком Антонием и Клеопатрой, призвавшей против Августа не только разного рода земные воинства, но и египетских богов. Но не будем чрезмерно преувеличивать внимание Вергилия к Анубису. Укажем только на то, что Анубис действительно изображен у Вергилия в числе прочего, выкованного Гефестом/Вулканом на щите Энея. И что мы просто не имеем права не зафиксировать этот факт.

Укажем также, что Вергилий описывает весьма патетически то, как именно римляне разбили Египет, что он описывает и то, как горюет побежденный Нил, и то, как велик триумф победившего Августа. Что всё это выковано на щите. Равно как и многое другое, касающееся именно политической истории Древнего Рима, истории наращивания данным государством своего господства над большей частью человечества.

Видит всё это Эней, материнскому радуясь дару, И, хоть не ведает сам на щите отчеканенных судеб, Славу потомков своих и дела на плечо поднимает.

Поскольку нам пришлось развернуто обсудить то, что касается присутствия Анубиса на щите Энея, то давайте уж заодно обсудим и важную информацию, содержащуюся в том же описании щита Энея и не касающуюся напрямую Древнего Египта. Нам эта информация всё равно пригодится постольку, поскольку речь идет об осуществляемых Вергилием сопряжениях Рима с наидревнейшими временами.

После передачи Венерой своему сыну лучезарных доспехов к врагу Энея Турну послана Ирида с тем, чтобы побудить Турна к немедленному нападению на дерзкого троянца, который не желает угомониться. Кто такая Ирида? Это богиня радуги и вестница богов, которая является прислужницей супруги Зевса Геры. Гера делает Ириду своей посланницей так же часто, как Зевс делает своим посланником бога Гермеса. Говоря о том, что Ириду послала некая дочь Сатурна, Вергилий имеет в виду именно богиню Геру, продолжающую злоумышлять против Энея.

Итак, к Турну послана Ирида. Турн опять же сидит «в долине священной», «там, где предка его Пилумна роща шумела». Ирида сообщает Турну, что Эней покинул спутников, город и флот. И потому крайне уязвим. Сообщается также, что Эней с умыслом покидает всё, что его защищает. Что он отбывает «в царство, где старец Эвандр с Палатина аркадцами правит».

Вот-вот, аркадцами! Ну никак не может Вергилий обойтись без постоянных напоминаний читателю по поводу тех или иных связей Рима с пеласгической Аркадией и всем, что тема Аркадии неминуемо обнажает.

А обнажает она — тему наидревнейшей Афины, а значит, и богини Нейт.

Обратив внимание на это новое возвращение к теме Аркадии и на то, как такое возвращение сочетается с изображением Анубиса на щите Энея, я возвращаюсь к теме Анубиса.

Этот самый Анубис приобрел свое каноническое — наиважнейшее второстепенное — значение уже достаточно поздно. Называя это значение Анубиса одновременно наиважнейшим и второстепенным, я имею в виду роль Анубиса в период после утверждения культа Осириса. В этот более поздний период Анубис тоже очень важная фигура. Он взвешивает сердца мертвых на весах истины. Он является проводником мертвых по загробным землям, они же земли Запада.

Но все-таки он в период после утверждения культа Осириса подчинен Осирису. А вот до утверждения культа Осириса Анубис был правителем загробного мира. И именно в этом качестве именовался Хентиаменти.

Продолжение следует.