Реальная политика последних месяцев внесла существенные коррективы в идеальные геополитические конструкции, выстраиваемые новым правительством Германии к моменту прихода во власть в октябре 1998 года. Широко афишированная командой Шредера ориентация на Англию подразумевала активное привлечение "скептика Евросоюза" к процессу евроинтеграции, который с введением в 1999 году новый валюты обещал перейти на более высокий уровень. К тому же финансово объединенная Европа со своей "евро" готовила себя к сражениям с долларовой Америкой, и перетащить на свою сторону крупного союзника, эксплуатируя принцип общих "новых социал-демократических и лейбористских ценностей", было для "розово-зеленого" правительства Германии целью заманчивой. И уже во время первого после выборов зарубежного визита во Францию Шредер заявляет идею союза в рамках "политического треугольника" Бонн-Париж-Лондон.

Английская ориентация правительства Шредера вызвала, мягко говоря, большое беспокойство в рядах правых партий Германии (ХДС, ХСС) и французских правых во главе с президентом Шираком. Еще бы! Была подвергнута сомнению фундаментальная позиция концепции Евросоюза — франко-германские отношения, на которых в 1962 году выстраивали интеграционную политику де Голль и Аденауэр. На ось Бонн-Париж делал ставку и Г.Коль за 16 лет своего канцлерства. Для чего понадобилось разбавлять крепкий франко-германский "политический коктейль" английской составляющей? Тайна такой "кухни" находится скорее всего не в сферах различных "идеологических построений", а в более приземленной среде.

И одной из причин данной рокировки, несомненно, является прикрытый шантаж Франции и желание потеснить ее на поле контроля за финансовыми потоками в рамках реформирующегося и расширяющегося Евросоюза. Тем более, что конфликты в отношениях между Германией и Францией, возникающие в ходе подковерной борьбы за рычаги управления финансово-денежной политикой ЕС, выплескивались наружу неоднократно.

В результате этой борьбы Германии удалось существенно укрепить свои позиции — Европейский центральный банк разместился во Франкфурте-на-Майне. Президент Бундесбанка Г.Титмайер прямо заявил, что "марка и федеральный банк в решающей степени определили основную конструкцию Валютного союза и "евро". Единственно "слабым местом" Германии оставалась система контроля (Еврокомиссия никому не подотчетна в расходовании средств ЕС), — при том, что более половины бюджета ЕС вносится немецкими налогоплатильщиками. Правительство "розово-зеленых" решительно стало наводить здесь порядок. На смену тихим закулисным переговорам Г.Коля о ревизии общей системы евробюджетных платежей пришли жесткие заявления Шредера на двусторонних встречах и заседаниях ЕС.

Параллельно Германия инициирует громкий скандал о неэффективных растратах бюджетных средств ЕС. На протяжении последних нескольких лет фиксировались огромные суммы "неоправданных перерасходов" Еврокомиссии на целевые программы. Осенью 1998 года, в преддверии своего председательства в ЕС (с 01.01.99), правительство Германии "дало отмашку" беспрецендентной кампании. Счетная палата ЕС, возглавляемая германским представителем Б.Фридманном, подготовила доклад о коррупции среди членов Еврокомиссии, ведущих программу ТАСИС — помощь России, Украине, Литве, Болгарии, Словакии и Венгрии в совершенствовании реакторов АЭС. До поступления доклада в Европарламент из него в журнале "Шпигель" были опубликованы самые скандальные места: из 1,5 миллиардов марок, отпущенных на программу, при почти нулевой эффективности работы, по назначению была использована лишь треть суммы.

Большинство коррупционеров оказались приближенными комиссара ЕС по делам науки и образования (в ведении которого и находится программа ТАСИС), француженки Эдит Крессон, занимавшей ответственные посты в правительстве Миттерана. Нецелевые растраты были обнаружены и в другом финансовом проекте ЕС — "Эко", связанного с гуманитарной помощью странам бывшего соцлагеря. Общая сумма перерасходов в 1998 году составила 5 миллиардов марок. Крессон сразу заявила, что "мутит воду" главный донор ЕС — Германия, чтобы на волне "коррупционного скандала" изменить практику распределения субсидий в бюджете Евросоюза. Сразу добиться этого правительству Шредера не удалось, но был достигнут очень важный для него результат — согласие на создание независимого арбитража, способного контролировать Еврокомиссию.

Но это лишь небольшая часть германской "политической кухни". Заявляя свою английскую ориентацию, правительство Шредера прорабатывает и другую очень важную компоненту "новой Европы" — ее систему безопасности. (Что это за капитал, который не умеет себя защитить?!) Надо сказать, что при абсолютном бездействии созданного в 1955 году Западноевропейского союза (ЗЕС) — как считалось тогда, инструмента безопасности "Старого континента", — в Европе стремительно развивалась военно-промышленная кооперация. При многочисленных завязках на континенте правительство Шредера в нескольких крупных проектах сделало ставку на ВПК Великобритании, опять-таки в ущерб франко-германскому сотрудничеству. Вероятно, этот жест (среди прочих) и сделал Лондон более чутким к геополитическим новациям германских социал-демократов и сговорчивым в вопросах переориентации "всего комплекса проблем европейской обороны на промышленные возможности стран ЕС".

На ноябрьской сессии Совета министров стран ЗЕС в Риме, где были одобрены идеи создания Европейского агентства вооружений и целенаправленной бюджетной поддержки национальных ВПК, Т.Блэр впервые заявил, что Великобритания "снимает свое вето с европейской оборонной политики". В принятой тогда же "Римской декларации" зафиксированы основные пункты новой концепции европейской безопасности, которые окончательно дорабатываются к юбилейному апрельскому 1999-го года саммиту НАТО. По инициативе Франции, Германии и Италии принято положение о трансформации ЗЕС в некое "агентство" Евросоюза, имеющее собственные "силы быстрого реагирования" для самостоятельного разрешения кризисов и осуществления миротворческих операций на "Старом континенте". Высказано пожелание провести серию встреч с натовскими верхами с тем, чтобы договориться об использовании структур НАТО для "европейских операций".

Здесь же, в Риме, Германия первый раз "сломала зуб" о крепкий "англосаксонский орешек". Сняв табу на участие в строительстве "европейской обороны", Англия отстаивала свою трактовку роли ЗЕС в новых условиях. По заявлению Т.Блэра, все военные операции по-прежнему должны находиться в компетенции НАТО, а европейцы образуют в рамках альянса своего рода пул, отстаивающий их общую позицию. В блоке создаются два полюса — европейский и американский при возрастании роли Западной Европы.

Похоже, что здесь германские иллюзии по поводу "лейбористско-социал-демократического братства" начали слегка рассеиваться. Еще большему испытанию эти иллюзии подверглись при ознакомлении с Программой совершенствования стратегической концепции Североатлантического блока — "НАТО в XXI веке", предъявленной в ноябре США на 44-ой сессии Североатлантической Ассамблеи. Среди обновленных принципов деятельности альянса возникло "право НАТО осуществлять военные операции, в том числе за пределами зоны ответственности блока, без резолюций ООН и ОБСЕ"! Великобритания была одной из первых, кто поддержал нововведение не только теоретически, но и практически, что ярко подтвердили бомбовые удары по Ираку. Своей программой поднятия статуса НАТО, которая также должна быть принята на апрельском саммите 1999-го года, США явно пытались упредить неизбежное изменение роли ЗЕС на фоне еще большего сплочения Европы с момента введения единой валюты.

Германия усмотрела в этом шаге посягательство на права Большой Европы и решила "дать бой", пойдя на беспрецендентный шаг. Надо сказать, что чувство вины за вторую мировую войну очень долго мешало Германии активно выявляться на военно-политическом поле. Подспудную борьбу с американским монополизмом в делах НАТО вела в основном Франция. Лишь в 1996-ом году Германия Г.Коля присоединилась к лозунгу "европеизации НАТО". Правительство Шредера сразу повело себя более свободно, призывая покончить со "старыми комплексами". Более того, оно выступило фактически с альтернативной концепцией НАТО в XXI веке. Опираясь на принятую при создании "розово-зеленой" коалиции программу, где одним из пунктов значится "обязательство добиваться мира без ядерного оружия", глава МИД ФРГ Й.Фишер выступил с инициативой: после окончания "холодной войны" НАТО может отказаться от ядра своей стратегической доктрины — права превентивного ядерного удара. Для Германии, не обладающей ядерным оружием, это означало бы умаление роли "ядерного фактора" в деле разрешения конфликтов в горячих регионах и, соответственно, повышение ее политического статуса на европейском военном поле.

Почти от всех членов блока (кроме Канады) Германия получила резкую негативную реакцию за "легкомысленные выходки". Более того, к декабрьской сессии министров обороны стран НАТО США подготовили специальный доклад о роли ядерного оружия в обеспечении безопасности стран альянса. Но и этим все не закончилось. На встрече в Потсдаме Ж.Ширак достаточно ясно дал понять Шредеру, что Париж не только отклоняет ядерную инициативу Бонна, но и намерен впредь обсуждать эту проблематику исключительно на уровне НАТО. Франция также отвергла требования "зеленых" Германии о сворачивании ядерно-энергетических программ, способные нанести огромный ущерб тесной атомной кооперации двух стран.

Демонстративно отвернувшись от Бонна, буквально через пару дней Ж.Ширак подписывает с Т.Блэром "Декларацию Сен-Мало", где говорится, по сути, о создании единой системы обороны Западной Европы, но с небольшим нюансом. Подписывая документ, британский премьер заявил: "Мы являемся двумя ядерными державами, и общепринято, что именно мы представляем собой основу союзных европейских вооруженных сил". Еще более конкретно высказался в Париже министр обороны Великобритании Д.Робертсон: " Ни Комиссия ЕС в Брюсселе, ни Европарламент в Страсбурге не должны определять политику в области европейской обороны. "Ядерная солидарность" оказалась посильнее идеологических конструкций германских социал-демократов. Становится очевидно, что ось Париж-Лондон скорее всего не "дружба с", а знак "дружбы против" — против военных амбиций Германии. Правительство Шредера жестко поставили на место, ясно очертив границы его "геополитической компетенции".

Получив второй раз "по зубам" от потенциального союзника, германские политики ушли в уже хорошо освоенную ими область финансового стратегического проектирования и сделали на днях крупный ход. По инициативе Бонна 11 стран "зоны евро" потребовали участия своего представителя в совещаниях "семерки". Фактически была предприняла попытка получить для новой "сверхдержавы" в лице Большой Европы новые финансово-экономические возможности. А если учесть, что к участникам встреч предлагалось добавить представителя страны, председательствующей в "зоне евро", то речь шла о получении этих возможностей в первую очередь для Германии. Против инициативы выступили США, Канада и Япония, но европейцы надеются получить до первой в этом году февральской встречи "семерки" право полноправного участия в работе G-7 главы Центрального европейского банка и представителя Еврокомиссии.

Похоже, что германское правительство перешло в Европе от построения хрупких геополитических конструкций к созданию более приземленных и надежных геоэкономических моделей. А для геополитики избраны другие направления. И вряд ли следует считать случайным недавний намек Шредера на то, что экономическая помощь России может обсуждаться лишь в контексте "выработки новой внешнеполитическо-экономической стратегии взаимоотношений между Европой и Россией".

Поэтому уже сейчас нам не лишне задуматься: какие здесь могут быть предложены нашей стране "стратегические возможности", и по какой цене. И не окажется ли, что другие геополитические интересанты, и прежде всего США и Китай, уже очень скоро станут ожесточенно торговаться с Германией за эти возможности на российский территории и за наш счет?