12 сентября -- Специалисты утверждают, что у армии в Чечне не было четкой политической цели ни в декабре 1994 года, ни сейчас.

18 сентября -- По мнению многих экспертов, кавказская война из Чечни может перекинуться и на другие регионы. Возрастает напряженность вблизи Чечни, в том числе в Дагестане и Ингушетии.

20 сентября -- Начальник штаба чеченских сепаратистов Масхадов получил въездную визу во Францию для участия в открывающейся 23 сентября в Страсбурге Парламентской ассамблее Совета Европы.

23 сентября -- Предполагается поездка президента самопровозглашенной республики Ичкерия в Москву. В руководстве РФ допускают, что Яндарбиева примет премьер Виктор Черномырдин.

С принятием "миротворческих инициатив" А.Лебедя и началом вывода российских войск из Чечни пришел к завершению большой этап противостояния "Центр — автономии". Тревожные симптомы роста сепаратизма в Татарстане, Башкирии, Якутии с очевидностью показывают, что пример Чечни будет действовать на автономии все более негативно. Мало сомнений и в том, что победившая Чечня будет специально поддерживать нестабильность в Дагестане, Северной Осетии, Ингушетии с целью объединения их вокруг себя на антироссийской платформе (давняя идея генерала Дудаева о "кавказском доме" под лидерством Чечни, прототип которого — Горская республика в 20-е годы). Теперь, после поражения России, неутешительные итоги войны и еще более неутешительные перспективы "мира" начинают констатировать даже те российские аналитики, которые ранее придерживались совсем иных взглядов.

Но это — аналитики. А "сильные мира сего", причем не только на уровне самой власти, но и в более широком "узком круге" тех, кого называют "элитой", реагируют на шок утраты государственной целостности крайне неадекватно. Эта "элита" сейчас, похоже, пребывает в смутно-двойственном состоянии, среднем между "не дали додраться" и "не чересчур ли я продешевил?" Ей для учета потерь России в войне потребуется не только длительное время, но и коренное изменение сознания, иначе неминуем "слив" всей этой элиты в ходе очевидно нарастающей катастрофы. Пока "элита" только-только начинает (запоздало, мягко говоря) подозревать, что лебедевский "мир" угрожает не только достаточно безразличным для нее государственным интересам, но и всему тому "шкурному", к чему она, как мы знаем, страстно привержена.

Но можно ли строить блокирование катастрофических процессов, запущенных Лебедем, только на "шкурных" рефлексах псевдоэлитных групп? Конечно, нет. Противопоставить поражению можно только его тотальное отрицание с позиций иного типа, строящихся на ценностном, а не "хватательном" отношении к Отечеству (хотя и им нельзя пренебрегать, если оно готово лечь на нужную чашу весов). И все же приоритет — за подлинным отрицанием и одновременным беспристрастным анализом поражения, стремящимся извлечь из него уроки, даже самые горькие. Не задаваясь целью проанализировать все аспекты сложившейся ситуации, жестко ограничимся оценкой только одного из них — военно-политического.

Из нескольких рецептов, применявшихся российским руководством до начала и в ходе чеченской войны, к военно-политическим можно отнести два, хронологически следовавшие один за другим. Первый — попытка столкновения между собой Дудаева и чеченской оппозиции.

Применение тактики "разделяй и властвуй" возможно лишь при двух одинаково важных условиях: если склонен к разделению тот, "кого" разделяют (объект) и если един тот, "кто" разделяет (субъект). В случае с Чечней оказалось, что эти условия присутствовали "с точностью до наоборот" — субъект (Россия) вовсе не был единым, а объект (Чечню), несмотря на видимую кланово-конфессиональную борьбу, сумели интегрировать в ходе борьбы против России.

Поначалу казалось, что условия для выбора такой тактики были налицо: нелегитимный режим Дудаева, по сути являющийся диктатурой и пришедший к власти при поддержке определенных политических кругов Москвы и руководителей некоторых влиятельных чеченских тейпов, к весне 1994 года трещал по швам. К поддержке оппозиции, представляющей весь спектр чеченского общества, стало склоняться большинство жителей республики. Главным центром оппозиции стал Надтеречный район как средоточие враждебных Дудаеву тейпов, а его глава У.Автурханов первым высказался против отделения Чечни от России. Бывший мэр Грозного Б.Гантемиров укрепился в своем родном Урус-Мартановском районе, а Р.Лабазанов, бывший начальник личной охраны Дудаева, занял третий по значению город республики — Аргун. Был создан Временный совет, консолидировавший антидудаевские силы, провалилась объявленная Дудаевым всеобщая мобилизация.

На следующем этапе требовалась еще большая поддержка своих сторонников и раскол противников. Однако, этого не могло произойти из-за борьбы между кремлевскими партиями "войны" и "мира", в которой "партия мира" не чуралась поддержки антироссийских сил. В этих условиях решали воля, консолидированность, готовность идти до конца. Дудаев это все проявил, закрепил раскол в Москве и стал раскалывать своих противников в Чечне. Его атака объединила колеблющихся чеченцев, ранее державших "вооруженный нейтралитет", а силовая операция устрашения "подвисла" из-за борьбы все тех же сил в Кремле. При помощи московских и зарубежных союзников Дудаеву удалось инспирировать внутритейповую вражду в оппозиции (по линии "чистый — нечистый" род) и одновременно связать своих противников накаленным религиозным антироссийским пафосом.

Если явственным становилось растущее единство "объекта", то о политическом и военном единстве "субъекта" — России — говорить не приходилось. В ней по чеченской проблеме активно противоборствовали различные "группы" и "партии", представленные лидерами страны. Так, премьер Черномырдин спустя полгода после начала войны охарактеризовал ее как "кровавую бойню", которую нужно прекратить. Президент последовательно то подтверждал целостность страны (и тогда военные действия возобновлялись), то заявлял о моратории или вообще о выводе войск. "Объединенная группировка федеральных войск" оказалась вовсе не объединенной — в Чечню одновременно направлялись силы Минобороны и подразделения МВД, что вызывало конфликты и разжигало традиционную неприязнь между ними. Постоянная оглядка руководства страны на реакцию международного сообщества, перетасовка командующих группировкой с представителя МО на представителя МВД — дополнительные свидетельства той же тенденции.

Введение войск и вооруженная борьба против части собственного населения является для любого государства испытанием, к которому оно должно готовиться в течение длительного времени не только в военно-экономическом, но также в политическом и морально- психологическом отношении. Это неизбежно требуется от государства в момент подготовки к конфликту, но десятикратно необходимо в ходе его проведения. Именно так ведут себя Великобритания в процессе решения ирландской проблемы, Испания — баскской, Турция — курдской и т.д. Так же вела себя Россия в XIX веке в войне против Шамиля.

"Кавказ, — говорил Ермолов, — это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого. Так поведем же осаду!" Кавказская война продолжалась более 50 лет с переменным успехом, хотя велась талантливейшими Ермоловым и Воронцовым во главе покорившей Европу и не потерявшей суворовских традиций русской армии, с применением против винтовок и кинжалов горцев артиллерии, при новаторской стратегии и тактике, при продуманной местной политике (заселение Кавказа русскими, создание "этнической чересполосицы" из враждебных друг другу племен, охрана границ казачьими поселениями). Почему же не был учтен этот опыт?

Тактика боевых действий федеральных войск изначально была нацелена скорее на запугивание самим фактом ввода войск, нежели на реальное противоборство. Подготовка отличалась большой поспешностью. Руководство страны не имело или не оценило информацию о готовности к сопротивлению дудаевских формирований, а также о состоянии собственных вооруженных сил.

Чеченцы же были хорошо мотивированы в морально-идеологическо отношении, пронизаны религиозной нетерпимостью и изначально действовали в расчете на длительную войну с применением нетрадиционных и негуманных средств. Имеющие боевой опыт чеченские формирования дополнялись многочисленным ополчением, воевавшим с упорством и решимостью. Избрав крупнейшие чеченские города и села опорными пунктами военного сопротивления, руководство сепаратистов сделало ставку на то, что разрушение жилищ огнем авиации и артиллерии федералов и неизбежная гибель множества мирных жителей приведут к массовому притоку людей в их формирования. И успех этой ставки — скажем прямо — был обеспечен также и некоторыми провокационно-предательскими обстоятельствами штурма.

К совокупности причин, из-за которых штурм был принят как главный тактический прием, можно отнести и до сих пор бытующее в СМИ утверждение о явном превосходстве федералов в тяжелых вооружениях, которое, де-мол, должно было обеспечить мгновенную победу, если бы не бездарность Грачева, продажность и т.п. Оставим в стороне теневые моменты чеченского конфликта, хотя разболтанность, коррумпированность и двусмысленность интересов сыграли немаловажную роль. Укажем на то, что утверждение о "гарантированности победы при применении тяжелых вооружений" абсолютно ложно. Современное оружие (за исключением ядерного и высокоточного) дает возможность даже немногочисленной сплоченной армии успешно защищаться от превосходящих сил. Если же учесть особую тактику действий чеченцев, их подготовленность к долговременной обороне и к городской партизанской войне, а также постоянную помощь вооружениями и опытными добровольцами из исламских и антироссийски настроенных стран, то значимость фактора превосходства вооружений приближается к нулю.

Чеченская война, как оказалось, вовсе не отвечает формуле о продолжении политики другими средствами, на что надеялось российское руководство. В силу множества причин она из "вещи в себе" превратилась в символ борьбы против России, более того, вылилась в форму этнополитического и конфессионального противостояния между Россией и заинтересованными как в ее ослаблении, так и в самоконсолидации государствами, слагающими пока разрозненный и мозаичный исламский мир. Именно силы, стремящиеся в ходе чеченской войны превратить свою мозаичность в целостное цивилизационное единство, во многом сделали из сегодняшней Чечни "передовой отряд в битве цивилизаций". Использовав все ошибки, неумение и бестолковость российского руководства, России пытаются навязать выбор: признание поражения, уход из Чечни и дальнейший распад — либо противостояние исламскому миру в предрекаемой рядом зарубежных теоретиков "войне цивилизаций". И авторы этого "выбора" хорошо понимают, что оба его варианта — для нас смертельны.

Задачи российской элиты, если она действительно элита, просты и одновременно неимоверно сложны.

1. Преодолеть противоречия идеологического, политического и корпоративного характера, создав целостное общество, готовое ответить на вызов, брошенный России в Чечне.

2. Жестко сдержать силы "конфедератов", пропагандирующих дальнейшее расчленение России по модели Лебедя.

3. Изменить логику хозяйствования в соответствии с национальными интересами, выдвинув и реализуя идею "сильный капитал — сильное государство".

4. Изменить психологическую атмосферу в обществе, вернуть ему образ России, обладающий мобилизирующей силой.

5. Максимально интегрировать пророссийские чеченские силы в элиту многонационального Российского государства.

6. Предельно расколоть антироссийские силы путем экономической, информационной, организационной войны.

7. Добиться необходимой позиции мирового сообщества.

8. Победить в Чечне и на волне этой победы строить заново Большую Россию.

9. На фоне решения этих задач преодолеть навязанную нам нашими недругами дилемму войны с исламом как конца России или политику уступок как тот же конец России.

Тупиков в реальности нет. Они есть лишь в мозгу у политиков. А что касается конца России, неоднократно провозглашаемого уже много столетий, вспомним Высоцкого: "Конец — это чье-то начало..."