4 сентября — В статье в "Уолл стрит джорнел" отмечается, что сегодня российские губернаторы обладают такой властью, которая и не снилась губернаторам американских штатов. На горизонте — новая битва за будущее России между Кремлем и регионами.
22 октября — Губернатор Краснодарского края и бывший глава администрации президента Н.Егоров сказал, что Ельцин не способен контролировать ситуацию в стране, и призвал к назначению досрочных президентских выборов.
25 октября — М.Шаймиев заявил, что кампания Москвы против неплательщиков налогов обречена на провал и ни к чему не приведет без заключения соглашений с региональными администрациями.
28 октября — З.Яндарбиев вновь подчеркнул, что независимость Чечни не может быть предметом торга и компромиссов, и потребовал от России выплаты Ичкерии компенсаций военного ущерба в размере 150 млрд. долл.
29 октября — По данным проведенного в Нижнем Новгороде социологического опроса, после президентских выборов жить стало хуже, а власть действует в основном в интересах мафии. Мнения о настоящей власти в области: губернатор или мафия — разделились поровну.
31 октября — В.Черномырдин с нескрываемым раздражением прореагировал на демарш Селезнева против Березовского и Чубайса. Он заявил, что "стране нужно единство, а не непотребные политические игры".
— Администрация Ямало-Ненецкого округа заявила, что округ не будет участвовать в выборах губернатора "чужой" Тюменской области.
— Ю.Лужков во Пскове вновь утверждал, что приватизация "по Чубайсу" сравнима с величайшими мировыми катастрофами в экономике.
1 ноября — В.Черномырдин на заседании правительства назвал ситуацию со сбором налогов критической.
— С начала октября почти не прекращается пикетирование Дома правительства в Москве. Ученые, шахтеры, врачи, педагоги, военные требуют выполнения обязательств власти по выплатам зарплат.


В России — региональные выборы... Событие, казалось бы, закономерное, но — с непредсказуемыми последствиями. Они идут в очень двусмысленной политической и очень скверной психологической обстановке. Они идут на фоне экономической катастрофы, предуготованной всем предыдущим десятилетием и нагнетаемой сегодня, возможно специально, паники. Эти выборы определят лицо будущей России, хотя кандидаты сплошь да рядом неотличимы один от другого или "условно отличимы". Что есть очевидный парадокс ситуации.
Собственно, что такое губернские выборы после приобретенного только что опыта президентских? Это прежде всего деполитизированные выборы. "Близнецовость" программ кандидатов в губернаторы повторяет такую же "близнецовость" платформ недавних кандидатов в президенты. А нынешнее трогательное единство КПРФ и власти только подтверждает неслучайность тех совпадений и видимую бессмысленность ориентации избирателей на идеологические "лейблы". (Отметим вскользь, что в единстве самом по себе нет греха, но хотелось бы иметь его на путях государственного строительства, а не развала).
Далее — предвыборная кампания, финансируемая коммерческими структурами. Факт, вошедший в сознание "бывших советских людей" как нечто неизбежно сопутствующее демократической процедуре и вызвавший в этом сознании сильные подвижки. Масштабы и мотивы финансирования, широко обсуждавшиеся прессой, а также множественные недавние разоблачения — не оставляют "бывшему советскому" лазейки для психологической адаптации. И мы имеем то, что имеем — низкую явку как свидетельство отторжения новых "правил игры" частью населения, активное деятельное приятие их другой частью и изменение портрета общества в целом. А что такое Россия для этого измененного общества? И как далеко зашел процесс изменения после знаменитого "берите суверенитета сколько влезет" и Чечни? А главное — после той "промывки мозгов", которой общество подвергали и подвергают до сих пор?
Идущие сейчас выборы должны закрепить и легализовать не только новые формы отношений регионов с центром, по сути — юридически и психологически открепив их друг от друга, но обосновать правомерность нового — регионального — сознания. А может ли оно быть иным, если преобразования последнего десятилетия шли под знаком стремления к "лучшей жизни" (в единственном смысле — более сытой)? И толку ли, что каждый год становился все более голодным для большинства! Ведь именно большинство, даже когда оно не принимало лозунгов и лидеров Перестройки, изначально приняло ее глубинный пафос — стремление к КОМФОРТУ. Проповедь комфорта легла на благодатную почву "застоя", и тут-то уж никто никого не "совращал" — "чечевичная похлебка" пришлась очень ко времени, и именно большинству!
Уже в прошлом — то устройство страны, когда все регламентировалось из Центра (помните, знаменитое: "централизация — это когда свозят в Москву, а оттуда — "авоськами"). Теперь — и региональные законы, подчас входящие в противоречие с Конституцией и, главное, совместное с федеральным центром природопользование, подтвержденное 72-й статьей этой Конституции.
Оно бы и хорошо, и справедливо в чем-то, но, спрашивается, зачем Тюмени Россия? И, более того, зачем Ханты-Мансийскому или Ямало-Ненецкому округу Тюмень, в которую они административно входят? И вообще, если можно выгодно дружить с "цивилизованными скандинавскими соседями", зачем поддерживать невыгодные "родственные связи" с этой русской обузой? Пока что — вопрос риторический. Но легко представить, что скоро он перестанет быть таковым. А этнографические фестивали угро-финнских народов, на которые съезжаются прибалты, норвежцы, финны — уже стали "доброй традицией" и визитной карточкой "возрождающегося" тюменского Севера.
Когда-то советский поэт писал, опровергая непреложную истину марксизма:
Под развернутым красным
знаменем
Вышли мы на дорогу свою,
И суровое наше сознание
Диктовало пути бытию...
"Суровое сознание" исподволь подтачивалось все застойные годы, а его окончательное разрушение привело к подлинному торжеству низкого материализма. Жвачное "бытие" стало фетишем и, может быть, впервые в русской истории "определило сознание". Если для достижения (или повышения) КОМФОРТА жителей стране следует рассыпаться на мелкие куски — отчего бы и нет? Для постсоветского человека единство России — не догма (и уж совсем не "руководство к действию"). Это то, что еще требует доказательств. И хотя резоны, казалось бы, лежат на поверхности... рациональность никогда не была сильной чертой русских. Если прежде отсутствие рациональности компенсировалось жесткой идеологией и приверженностью традиции, то теперь... что теперь может противостоять инфантильным представлениям о благе "в отдельно взятом куске" и средствах его достижения? Общинная традиция, доживающая свой век по деревням? Добродетели городского обывателя, которые он и внукам-то бессилен передать?
Противостоять могло только одно — неразрывность исторического сознания, опирающегося на великую русскую культуру. Но эта опора — выбита масскультурой. Попытка же заполнить брешь, сделав масскультуру "национальной", — заведомо и еще более губительна. Вы видели рекламу "национального бестселлера" в вагонах метро? Строки "пришло время русских героев" — наполнили вас оптимизмом? Вот он, выразитель будущего ПЛЕМЕННОГО СОЗНАНИЯ — "Волкодав" — в шкурах и с топором!
Неправда ли, впечатляющая дистанция отделяет его от другого русского героя с топором, Раскольникова? Достоевский задал тот накал нравственной сшибки между необходимостью насилия и подлинностью его отторжения, который предопределил ход русской революции, не дав ей скатиться в тотальное упоение бесчинством. Этот накал был подхвачен Шолоховым и Платоновым, и именно он позволил русскому обществу выйти, по большому счету, неповрежденным из испытаний двадцатого века. Что удержит наше общество от самоуничтожения теперь?
Но оставим высокие политико-культурологические материи и перейдем к скучным предметам нашей действительности. Зададимся вопросом: что такое Центр для регионов?
Это, во-первых, вороватое, заедающее чужой век федеральное чиновничество. Чего стоит одна из последних историй — неожиданный запрет лова минтая у камчатских берегов "Дальрыбе" с передачей этого права коммерческим структурам, работающим на заграницу и, соответственно, дающим валютные отчисления торчащему в Москве Министерству рыбного хозяйства! А ведь таким историям несть числа во всех ведомствах, и они любви к Центру не способствуют.
Это, во-вторых, "бездарное кремлевское руководство", в очередной раз вознамерившееся финансировать "независимую Чечню" в ущерб голодающей русской провинции.
И это, наконец, собственно Москва — Москва как понятие — жирующая, как и прежде, когда из нее возили "авоськами", но теперь — еще более ненавидимая. Эту Москву представляет Лужков, активно пытающийся наработать себе имидж на псевдоимперском декоративном государственничестве. Убеждает ли оно кого-нибудь? Бог весть! Не утерявшие чутья на подлинность "бывшие советские люди" вряд ли с восторгом наблюдают взрыв "скульптурного беспредела" в Москве. Выросший к юбилею российского флота посредь Москва-реки "колосс (или фаллос?) Родосский" — завершенное свидетельство разнузданности власти. Что он там делает — этот уродливый псевдо-Петр? Почему московские жители должны быть заложниками комплексов любимого скульптора мэра? А растерянные приезжие — сомневаться, куда их занесло: не в Воронеж ли или Азов?
Видимо, по извращенной логике претендующего на высший пост в стране Лужкова, сей памятник подтвердит право Москвы на централизацию власти и укрепит великодержавный дух россиян. Но он ошибается, наш наивный мэр! Конечно, государство держится символами, но целая серия грандиозных подделок не может заменить и метра развороченной ради цирковых представлений брусчатки Красной площади — действительного символа великой России. Запоздалые протесты градоначальника вряд ли "зачтутся" в тех сферах, где правит дух... Да и то сказать, днями позже московского появился липецкий Петр, и... еще больших размеров! Так что на уровне монументальной пропаганды "московская карта" бита... Что очень симптоматично и вряд ли можно считать случайностью.
Вообще, декоративный стиль царит в нынешней российской политике. И не только на площадях. Вот, скажем, Дума и прин-ци-пи-альнейшая позиция, занятая ее спикером в вопросе о назначении зама секретаря Совбеза. С чего такая "страсть в клочки" по поводу "несвоего" вопроса? Понятно, что г-н Березовский может быть лично несимпатичен г-ну Селезневу, понятно и то, что предусмотрительный г-н Селезнев, ввиду близящейся операции Ельцина и связанной с этим политической неопределенности, может желать заявить публично о своей антипатии к врагам г-на Лебедя. Но почему такой надрыв, хлопанье дверьми, "стулья-то зачем ломать"?
Смысл и назначение шумовых эффектов стали прозрачны через два дня — когда усталая от эмоционального выплеска Дума вдруг с необъяснимым покорством согласилась на правительственный бюджет. То есть формально не совсем еще согласилась, но — в комитетах и Согласительной комиссии уже его принимает! А ведь казалось, что это невозможно. И нардепам — еще попомнится! И они в здравом уме и трезвой памяти не стали бы этого делать. Но... взбаламутить, отвлечь внимание и под шумок провести нужное решение — старый испытанный прием, которым еще Горбачев и Хасбулатов баловались.
Кстати, а так ли уж наверняка "попомнится"? И так ли, как прежде, иные партийные фракции остерегаются быть замешанными в непопулярных действиях исполнительной власти? Так ли, как прежде (о, кощунственная мысль!) — держатся за тяжкое право заниматься законотворчеством? Или, поддержав "своих" кандидатов в регионах, обеспечив таким образом прочные позиции там, уже готовы действовать по отношению к Кремлю, исходя из знаменитого "чем хуже, тем лучше", с тем, чтобы в дальнейшем "пересесть на новую лошадь"? Коли уж все равно этот "центр" — не жилец?
Скверные мысли. Более того, напраслина. Хочется верить — парламентарии были и есть государственники и смогут стать той реальной силой, которая, на фоне очевидно наметившейся самоизоляции регионов, сумеет дать отпор регрессивным тенденциям и не допустит распада России. В том, что Совет Федерации будет совсем иным после губернаторских выборов, сомневаться не приходится. Уже сейчас — что ни день, то новые подтверждения региональных амбиций.
В областях введены цензы оседлости для кандидатов в губернаторы, что находится в грубом противоречии с Конституцией РФ и, по сути, устанавливает особое "областное" гражданство. Все больше разговоров о том, что Договоры о разграничении полномочий и предметов ведения — есть лишь первый шаг на пути передачи властных и экономических полномочий из Москвы на места. Все громче звучат заявления влиятельных сенаторов, что с налогами в своих регионах они будут разбираться сами, и никакие ВЧК им не указ. И, наконец, характер заключенных регионами прямых экономических соглашений с зарубежными государствами уже недвусмысленно свидетельствует о том, что у них появляется собственная, кардинально отличная от московской, внешняя политика.
Но и губернаторам не стоит предаваться иллюзиям о перспективах собственного вокняжения — есть ведь законы о местном самоуправлении! И кое-где уже налицо фактическое их воплощение (неважно, законное или нет) в лице так называемых Комитетов спасения, которые добровольно, но весьма решительно берут в собственные руки контроль за местными администрациями, расходованием местных бюджетов и прочие отнюдь не игрушечные функции. Возможно, сторонникам советской власти и греет душу восстановление сельсоветского всевластия, но рискнем предположить, что ни порядка, ни зарплаты, ни тепла в домах от этого не прибавится. А скорее даже вовсе наоборот. Столь отчетливые симптомы нарастающего властного бардака, снизу доверху и "от Москвы до самых до окраин", уже слишком стремительно выбивают почву из-под ног обессиленного государства.
Добавим, что инфраструктурный кризис и нарастание вероятности технологических катастроф налицо, а состояние власти таково, что даже масштабная эвакуация населения из зон бедствия завтра может оказаться не по силам. И тогда зачем регионам Центр, который не способен даже на это?
Конечно, нагнетаемая нынче паника по поводу экономического краха и грядущего в регионах комреванша — во многом просто политическая дубина против больного Ельцина и замещающих его "коллегиальных правительств". Но дело не в коммунистических или антикоммунистических губернаторах, кои сегодня почти все, в общем-то, одного цвета — воровато-рабочего. Дело в действительном отстутствии властной государственной вертикали, которую ведь все равно придется восстанавливать. И чем позже — тем тяжелее и мучительнее.

М. МАМИКОНЯН