С.Кургинян ПРИЗНАЕМ, ЧТО ТУПИК – НАЙДЕМ ВЫХОД

Наверное, кто-то еще помнит фразу Ю.Андропова: "Мы не знаем общества, в котором живем". В начале 80-х эта фраза читалась как особое зашифрованное послание. Если Путин в начале 2000-х видит себя хоть в чем-то наследником Юрия Владимировича (а лично я ничего плохого в этом не вижу), он должен тоже начать с этой отправной точки.

Точнее, он должен был сделать это гораздо раньше. Но если справедлива поговорка "лучше поздно, чем никогда" – то хоть после начала своего второго срока он мог бы все-таки это сделать. Конечно, это поздно. Но если не сделать этого хотя бы поздно – то "Никогда" придвинется ко всем нам вплотную. И, конечно, прежде всего, к Путину. Ему платить по счетам.

Но в конце концов – поднимет ли эту тему сам Путин или. Не поднял бы тему Юрий Владимирович в начале 80-х, она что, не возникла бы чуть позже и в другом исполнении? Конечно, важно, когда возникнет эта тема, и "под каким соусом". Но помимо "когда" и "как" – важно еще и само Это. Тема. То есть – то, что когда-то и как-то явится на всеобщее обозрение.

И на этот раз данное явление главного вопроса произойдет не в виде шифрованного (как бы марксистского, а на деле поди еще разберись, какого), птичье-языкового месседжа.

Нынешнему времени не нужны эти шифры, не нужен птичий язык. Вопрос этот не будет стучаться в дверь наподобие разодетого Санта-Клауса: "Подарочки, пожалуйста, получите!" Нет, он ввалится в наш Дом, как пьяный взломщик, которому надо добрать недостающие триста грамм. До зарезу надо, но уже не на что...

И это – главный вопрос, на который должен ответить сам себе не только профессионал-политолог, но и просто любой человек, планирующий жить не на Антибах и Санта Фе, а в России. Такие люди есть. Вот я, например, могу жить и на Антибах, и в Санта Фе. И даже загадывать, на какой месяц этой красивой жизни я начну всерьез планировать тот или иной суицид.

То есть? То есть в России я жить могу, хотя и с огромными издержками самого разного рода. А вне России для меня и издержек нет, и жизни. И почему я должен считать, что я один такой? Наверняка не один.

То есть существует оно, то "Мы", к которому этот вопрос явится. И чем дольше мы будем откладывать рандеву, тем страшнее оно будет – отвратительнее, безобразнее, беспощаднее. Так если хотим жить, да еще и здесь, – чего тянуть-то? Зачем рандеву откладывать?

Еще когда было сказано, если помните: "Русский человек на рандеву". Что? Про другое говорилось? А вы перечитайте – фактически ведь про то же самое. С поправкой на всевозможные смягчения, которые сопровождал это же рандеву век девятнадцатый, "железный, воистину жестокий век".

Теперь-то видим, что никакой не жестокий. "Как посравнить да посмотреть век нынешний и век минувший".

Ну, так добро пожаловать! Рандеву так рандеву, чего тянуть-то, чего юлить?

Итак, знаем ли мы общество, в котором живем сейчас? И можем ли, исходя из этого знания, что-то предвидеть, на что-то повлиять или хотя бы к чему-то предуготовиться?

Знаем ли – и хотим ли знать? Потому что, захотев знать и добившись знания, – нам еще и ПРИзнать кое-что придется.

Что же именно?

Да этот самый, как его, бишь, ТУПИК.

– Кто ты?

– Я твой ТУПИК.

– А почему ты такой толстый?

– Я не толстый, я полный.

Есть люди, которые тупик не хотят признавать. Мол, какой тупик? Золотые запасы растут! Стабилизация ширится и углубляется! Вертикаль власти стоит колом! Население трепещет от предвкушения новой фазы все той же стабилизации и валом валит на выборы! Триумфальное шествие реформ сметает все преграды, стоящие на его пути!

Я знаю людей, которые шпарят нечто подобное на огромной скорости и демонстрируя завидный темперамент. Я даже предполагаю, что эти люди имеют для подобной болтовни более серьезные мотивы, нежели демонстрация верноподданичества. В конце концов, времена еще не совсем крутые. И кол, которым стала власть в своей незыблемой вертикальности, - это еще не пушкинский кол, про который сказано в бессмертном "Борисе Годунове":

"Что толку в том, что явных казней нет,

Что на колу кровавом, всенародно,

Мы не поем канонов Иисусу,

Что нас не жгут на площади, а царь

Своим жезлом не подгребает углей?."

А дальше персонаж задает главный вопрос:

"Уверены ль мы в бедной жизни нашей?"

Тому, кто думает, что я затеваю некую вариацию на тему о Михаиле Борисовиче Ходорковском и чекистских происках, – могу прямо сказать: "не уважаешь"! И не в том смысле, что я такой смелый и вообще ничего не боюсь. Кое-чего я очень даже боюсь. Я, может, больше боюсь, чем все те, кто начал лихорадочно планировать свал после ареста данного милейшего нефтяного магната.

НО Я ДРУГОГО БОЮСЬ.

Что встреча с прокурором – по сравнению с тем самым рандеву, о котором речь?

Что может быть страшнее этого рандеву? Да только та дурная бесконечность, в которой ты сидишь и ждешь рандеву, а тебе впаривают и впаривают про колоссальные достижения и полный стабилизец.

И этак бойко-бойко тараторят! На высококультурной экономической фене! И даже глаза закатывают! Причем ведь не на партсобрании, а почти один на один! И ведь все же, действительно, – никто канонов не поет, никто угли не подгребает. Нет его, этого страха перед Лубянкой, чтобы так тараторить только по принципу "чур меня!".

Но когда какой-нибудь высокопоставленный "юноша бледный со взором горящим" этак тараторит и тараторит, то вдруг ловишь себя на ужасной мысли: интересно, думаешь, а если его сейчас крепко-крепко ухватить и больно-больно ущипнуть – он с этого автомата речевого все-таки соскочит или не соскочит?

И понимаешь – "этот" не соскочит. "Этот" так же будет шпарить, не остановится.

Но "этот" – в меньшинстве. "Этот" сегодня уже так же смешон, как смешон был в начале 80-х годов какой-нибудь совсем замшелый лектор ЦК КПСС, говоривший о триумфальном шествии развитого социализма.

Был анекдот про такого лектора. Где-то в провинции, в судорогах очередного дефицита, пропали бритвы и женское белье. Приехал лектор ЦК КПСС, и начал говорить, что никакого дефицита нет, просто народ закупает продукты в магазине, чтобы кормить свиней. Вот откуда все перебои. Из зала голос: "А свиньи что, бреются и бюстгальтеры носят?"

Один за другим проносятся перед моим мысленным взором новые лекторы нового ЦК. И каждый очередной образ такого лектора отбивает охоту спорить. Потому что спорить не о чем. Потому что тупик очевиден. Потому что угар проходит!

И медленно, не на ОРТ и РТР, а в других местах, оговаривается, проговаривается и выговаривается нынешняя ситуация. Так же, как предыдущая оговаривалась, проговаривалась и выговаривалась на кухне. Теперь возможности другие. Проработка идет быстрее. Правда, и угара больше. Но. Но проработка фактически завершается. И говорить сегодня об отсутствии тупика – уже не модно.

Все говорят о тупике. Каждый по-своему. Все, за вычетом новых начетчиков от новой ортодоксии. А они всегда не в счет.

Почему, спросят меня, не в счет? Люди бойкие! И с этим, как его? Административным ресурсом!

А потому, что ресурс – ресурсом, а жизнь – жизнью.

В этом смысле – с большим любопытством прочитал я статью Даниила Дондурея "Новый официоз: попса и зона" ("Известия", 29 ноября 2003 года). И многое для себя почерпнул.

Если следовать логике данной статьи, то получается следующее.

Рыночные реформы – в общем-то, удались. И есть огромные достижения. Но – на телевидении, в газетах и прочих разных местах укоренились агенты злых сил, которые вместо всех этих достижений демонстрируют только криминальные сериалы. Агенты эти внедряют в общество язык и образы криминальной зоны, запугивают криминалом. И выполняют волю каких-то совсем злых сил, видимо, чекистов. При этом замыливаются все достижения свободного рынка. Злонамеренно не показываются все передовики капиталистического производства.

Это что значит, в переводе на язык прошлых лет? Это тот самый Кочетов ("Чего же ты хочешь?"), над которым люди типа господина Дондурея издевались, как только могли. А почему издевались? Потому что негативы, предъявляемые обществу сколь угодно несовершенными творцами культурной моды, – все равно не артефакты, а ОТРАЖЕНИЕ РЕАЛЬНОСТИ. Жизни, то есть.

Конечно, отражения плохие. Конечно, зеркала кривые, уродливые и беспомощные. Конечно, царит вопиющая безвкусица и антихудожественность. Но если данная безвкусица, кривизна и антихудожественность никак не будет ОТРАЖАТЬ И ВЫРАЖАТЬ ЖИЗНЬ – у этого всего просто не будет аудитории.

В эпоху Кочетова еще можно было говорить, что зловредная "пятая колонна" в ЦК и КГБ ("Ясно, какая! Ясно, что антирусская!") пропихивает злопыхательские псевдошедевры и навязывает их директивно, пользуясь нерыночной средой.

Но если реформы удались, то есть рынок. А если рынок есть, то все эти криминальные сериалы и криминальные программы, криминальные слэнги, криминальные ценности и т.п. – все это РЕЛЕВАНТНО. То есть отражает жизнь, и потому приобретает спрос. Если же это не так – то в чем успехи реформ?

Еще раз – есть два сценария.

Сценарий # 1 – Заговор (версия Дондурея). Заговорщики, обладающие невероятными возможностями, тратят миллиарды долларов на то, чтобы вопреки воле людей (знающих, что жизнь удалась) НАВЯЗАТЬ ОБРАЗ НЕУДАВШЕЙСЯ ЖИЗНИ И СТРАНЫ, КАК КРИМИНАЛЬНОЙ ЗОНЫ.

Сценарий # 2 – Жизнь. Нет никаких Заговорщиков. Есть Ее Величество Жизнь, которая не удалась. В том смысле – что произошло РЕАЛЬНОЕ СПОЛЗАНИЕ В ЕДИНУЮ КРИМИНАЛЬНУЮ ЗОНУ (что и было предсказано, смотри, например, книгу "Постперестройка").

Поскольку сползание произошло, то Жизнь есть Зона. А поскольку Жизнь есть Зона, то живущие хотят отражения своей жизни в художественных и псевдохудожественных произведениях. Поскольку живущие – "зонифицированы", то их представления об этом отражении тоже "зонифицированы". То есть, пошлы, элементарны, банальны, патетичны, слюнявы и жестоки одновременно. И по большому счету антихудожественны. Но в этой антихудожественности и есть художественность антиэпохи.

Вы верите в сценарий Заговора? Я – нет.

То есть я вообще-то в заговоры вполне верю. Но как системщик. Я понимаю, что любые вынужденные колебания (они же заговоры) все равно должны учитывать собственные колебания системы, то есть Жизнь. Должны препарировать ее противоречия, продвигаться на волне всего, что ее отражает и выражает. Иначе никакой заговор не будет успешным.

Грузины знают о том, как они живут, не благодаря проискам грузинской интеллигенции, которой Сорос заказал неправильный образ эпохи Шеварднадзе. Они знают это из других источников. Иначе говоря, люди не только смотрят телевизор, кино и читают книжки. Они еще и живут. Ходят на работу, не получая зарплаты, лихорадочно пересчитывают лари у рыночных прилавков, мерзнут в неотапливаемых домах.

Они не пиаром занимаются, эти люди. Они имеют-таки объективную реальность в НЕПОСРЕДСТВЕННЫХ ощущениях. А всякие там художники хуже-лучше, качественно или некачественно ОПОСРЕДУЮТ то, что люди из Жизни получают в качестве НЕПОСРЕДСТВЕННОСТИ, то есть не-ОПОСРЕДОВАННОСТИ.

И в этом есть ответ на все вопросы этой самой политологии. А именно – ответ на вопросы о ресурсе нынешней стабильности, о героях второго президентства Путина, о Кремле как субъекте политики.

Я верю в это. А также в то, что любой нормальный организатор тайной операции (то есть заговора) будет все это мониторить, во все это вчувствоваться и всматриваться, все это упаковывать в нужный формат. Все это затачивать, так сказать. Если, конечно, он профессионал.

Если не профессионал – тогда будет раз за разом пропихивать И.Гиоргадзе. Почему будет пропихивать? Потому что не понимает, что Грузия объективно сегодня самая антироссийская страна из СНГ. И Гиоргадзе, как откровенный ставленник Москвы, там пройти не может. Что такую тайную операцию не провернешь.

Говорят, правда, что если нельзя, но очень хочется, то можно. Но это что означает? Что надо бросить гигантские средства на то, чтобы реальность изменить, на то, чтобы превратить Грузию из самой антироссийской страны в самую пророссийскую. И тогда впаять Гиоргадзе.

А это уже не тайная операция. Это большой Проект. Здесь операциональное мышление спецслужб буксует. Здесь начинается сфера собственно политического, стратегического мышления. А это совсем другое.

Словом, я верю, что грузин, которого затачивают на Шеварднадзе, черпает свой негатив из реальной жизни. А даже если кто-то эту жизнь и отражает с определенным прицелом, он все равно отражает жизнь. Что без этого подкрепления реальными живыми рефлексами, без этой жажды соответствия между отражаемым и отражающим, никакой заточки не будет. То есть, она может быть, но будет очевидно неэффективной. А очевидно неэффективные заговоры – это не заговоры, а дурь.

Вот во что верю я.

А Дондурей верит в другое. В то, что посреди хорошей российской рыночной жизни злодеи могут вбить в голову населения, что эта жизнь отвратительная. Что население, вкусившее свободы и имеющее собственные головы на плечах, будет искать не соответствия между жизнью и образами, а обратного. Что злодеи подмяли все – и волокут в свою сторону.

Могу я и такую веру понять. Я только не могу понять, почему это значит, что все хорошо? Потому что если есть такие злодеи и такое население, то это Антисистема, и все равно аут.

Если Дондурей в такой заход действительно верит – то какой триумф (скрываемый злодеями) того, что можно назвать нормальной, здоровой жизнью по здоровым рыночным правилам? Какие положительные образцы? Заговорщики вели в Антисистему – и привели.

Привели ли заговорщики в Тупик, и теперь всесильно вколачивают неплохо живущим нормальным людям образ ужасной жизни? Чуете противоречие? Вколотить этот образ вопреки жизни можно только дегенератам. И так далее.

Словом, имеет ли место этот Тупик как жизнь, а не как образ?. Тут, конечно, важно знать, Заговорщики или Жизнь. В любом случае, надо признать Тупик, а не говорить, что "монетаристские свиньи носят бюстгальтеры, и потому бреются пять раз на дню". (Сравни: "Верю, что человек произошел от обезьяны – И ПОТОМУ все люди братья").

Пора, пора выходить на рандеву с Тупиком. Пора сказать себе, что мы не можем познать окружающую нас реальность с помощью лживых схем, выдающих эту неблагополучную реальность за сплошное благополучие. В чем, кстати, и был смысл фразы Андропова.

Признает ли Путин по отношению к России-2004 то, что Андропов признал по отношению к СССР-1983? Повторяю, это весьма существенно.

Но еще существеннее – другое. То, что мы должны это признать. И самим таким признанием образовать это самое "Мы". То есть не только признать, но и собираться далее вокруг признанного ради поиска выхода.

Признаем, что Тупик – найдем выход.