17 июня -- Б.Ельцин назначил А.Лебедя секретарем Совета безопасности и помощником по национальной безопасности. 20 июня, ночь -- НТВ и ОРТ в специальном выпуске объявили об аресте Лисовского и Евстафьева "с целью срыва второго тура выборов".

-- А.Лебедь дал короткое интервью на Красной площади по поводу "события".

20 июня, утро -- А.Лебедь представлен Совету безопасности. -- Б.Ельцин поочередно принял В.Черномырдина, А.Лебедя и А.Чубайса. — — Объявлено о снятии А.Коржакова, М.Барсукова и О.Сосковца.

20 июня, день -- Пресс-конференция Чубайса с разъяснением произошедшего как победы демократических сил над силами зла.

21 июня, вечер -- телепередача, разъясняющая благотворность для России гайдаровских реформ.

22 июня, утро -- телепередача с героем — Е.Гайдаром. 23 июня -- показан фильм об убийстве президента Кеннеди.

Как и в любую "эпоху перемен", в публике и "аналитическом сообществе" бурлит очень сложное варево из гипотез, сценариев, версий, прогнозов политических событий.

Наиболее громкий и поверхностный пласт обсуждения — "рейтинговый", или публично-выборный. Первый тур в очередной раз явственно продемонстрировал ту расколотую неустойчивость общества, тот пресловутый "баланс сил", о котором грамотные социологи говорят с 1993 года. Сужение выборного "меню" до двух главных фигур поставило задачу самоопределения не только перед остальными кандидатами, получившими значимую общественную поддержку. Оно поставило эту задачу и перед избирателями этих кандидатов, и перед выборными штабами, и перед всей грандиозной машиной обеспечения выборного процесса.

Остались в прошлом "полеты фантазии" претендентов на трон о массовой (но до поры не проявленной) любви российских граждан именно к ним и ни к кому другому, сразу забыты залихватские заявления о возможности или даже неизбежности победы в первом туре. Начался очередной спешно-судорожный подсчет "электоральных ориентаций", прямые и косвенные переговоры с потенциальными союзниками, планирование публичных акций и непубличных спецопераций. А заодно — истошные вопли социологов о том, что изощренный "электорат" нагло обманывает опрашивающих, тщательно скрывая свои ориентации.

Но между тем множество социологических замеров показывает, что "электората" тех или иных политиков в общепринятом западном понимании в России почти нет. Есть избиратели в расколотом и хаотизированном обществе, комплекс мотиваций и ориентаций которых практически не имеет честной и внятной артикуляции в виде идеалов и интересов, выраженных Программой, Партией и Лидером. Предпочтения при голосовании в этом случае отдаются тому или иному кандидату либо по социальной инерции определенного заявленного политического символа (что более характерно для Зюганова), либо, "на безрыбье", публичному имиджу, т.е. тому, кого красивее и убедительнее предъявят СМИ (Ельцин, Лебедь). А в сегодняшней ситуации, когда (что свойственно всем кандидатам), политический символ и публичный имидж явным образом противоречат друг другу, то или иное голосование (или неголосование) колеблющихся и "замороченных" избирателей становится воистину малопредсказуемо. Осознание этого непреложного факта большинством крупных политических игроков заставляет их уделять повышенное внимание неэлекторальным технологиям власти. Спектр аналитических версий в этой области более, чем широк.

Самая явная и публично озвученная в виде "руководящего мифа" — версия о том, как некие нехорошие ГКЧПисты сначала из армии (Грачев и его пресс-секретарь Агапова при поддержке некоторых генералов), а затем из спецслужб и правительства (Коржаков, Барсуков и примкнувший к ним духовный падре Сосковец) — дважды пытались попрать конституцию, отменить второй тур выборов и силой удерживать власть, но были остановлены решительными совместными действиями Президента и новоназначенного секретаря Совета безопасности. Заметим, что подобная "спасительная решительность" проявляется Лебедем при Ельцине во второй раз с 1991 года.

Следующая версия — о том, как ряд близких к Президенту людей, понимающих, что хлеба на всех не хватает, а зрелище выборов ввиду своей длительности и безыскусности может потерять слишком много зрителей, написали сценарий и поставили спектакль на тему (либретто первого акта смотри выше). Далее мнения расходятся: ограничиваются ли цели сценаристов только эстетико-электоральной сферой, или же художественными игровыми средствами решаются более серьезные задачи перераспределения власти-собственности. Расходятся и мнения о характере пьесы: куда и когда должны лететь "боги из машины", будут ли прощены и водружены на престолы падшие ангелы, каких очередных разоблачений ждать от тени отца Гамлета, надолго ли восстал из праха "бедный Йорик" и кто закопает могильщика.

Наиболее циничные версии предполагают, что режиссер, обидевшись на наглый политический шантаж со стороны объединенного лобби вышедших в тираж "старых мастеров" политической сцены и возомнивших о себе молодых экономических примадонн, даст им вволю доиграть до финальных фанфар второго тура, а затем (при помощи преданного и проверенного костяка труппы) "по-свойски разберется" с обидчиками в гримерной.

А самые "крутые" версии утверждают, что пьеска-то — постмодерная, с тройным дном. В первом акте, мол, Президента от супостатов "спасли", но заодно из-под него главные силовые опоры выбили, а вместо них — новый костыль подставили, да чужой и не по ноге. Потом — скетч на тему ГКЧП "почти по образцу 91 года" разыграли (но уже совсем как фарс), потом "демократическую массовку" на сцену выпустили привычные "песни ранней перестройки" поголосить — и все это, дабы рейтинг Президента уронить пунктиков, эдак, на 6-8.

А тогда Президенту останется либо заболеть, чтоб выборы отложить (но долго в Завидово не залежишься, когда на хозяйстве всякие разные ГКЧП устраивают), либо — опереться на новый костыль, чтоб всех враз напугать. А костыль-то новый вспомнит, как обещал, что он есть орел и главный гарант конституционной передачи власти, и вместо пужания — всех граждан к урнам пригласит. Потом — будут выборы, на которых выберут не Президента, а Кандидата. А уж при нем и премьер другой будет — только что единодушно избранный лучший хозяйственник, и орел взлетит высоко, чтоб все силовые ведомства одним взором окидывать — как говорится, "от моря и до моря", и многие другие ожиданные неожиданности произойти могут.

Очень разные аналитикам сны снятся. Известное дело — свободного полета люди, без тормозов, без почвы под ногами. Иной раз в сияющие горние выси заносит, иной раз и о землю приложит. Но почему-то чаще всего в холодном поту просыпаются.

А если всерьез, то ситуация, прямо скажем, для всех аховая. Во- первых, последние смещения в команде действительно поставили Ельцина в весьма двусмысленное положение. В сочетании с "медвежьей услугой" слухов о ГКЧП они сразу адресовали к известной с 1991 года ситуации с недальновидным и наивным Президентом, пригревшим у себя на груди целый "клубок змей" потенциального госпереворота. Они сделали Президента в глазах значительной части избирателей слабым в его главном (с учетом действующей Конституции) качестве подбора команды. Они одновременно сделали его в глазах части избирателей ненадежным в отношении преданных многолетних соратников, которых он "сдал" с такой легкостью.

Во-вторых, отставка силовиков не только резко проблематизировала личную безопасность Ельцина, гарантией которой был прежде всего парадокс их личной преданности Президенту при острейшей взаимной неприязни. Она, кроме того, дополнительно расколола в преддверии выборов армию и спецслужбы, вообще поставив под вопрос устойчивость и дееспособность силовых структур государства. Далее, затягивающаяся пауза с назначением новых глав (не исполняющих обязанности) наиболее мощных силовых ведомств — порождает, с учетом хорошо известных антагонизмов и конкуренции между этими ведомствами, искушение воспользоваться предвыборной ситуацией для "перетягивания одеял", опять-таки вовсе не укрепляющего политическую стабильность и военную безопасность страны.

В-третьих, отставка Сосковца существенно нарушила и так достаточно хрупкий баланс интересов ТЭК, обрабатывающей промышленности и ВПК в верхних эшелонах власти, что, как минимум, означает сохранение на ближайшую перспективу нефтеэкспортной ориентации России, а как максимум — перспективы нового крупного передела собственности. Конечно, этот баланс мог бы быть нарушен старым или новым Президентом после выборов в процессе назначения нового Кабинета. Но тогда это было бы уже после выборной нестабильности, что лишало бы смысла огромную часть политических игр для властно-корпоративных групп, связанных с данными секторами экономики. Сейчас же нестабильность, что называется, "дает шансы" и создает азарт, деструктивная направленность которого может принести массу неприятностей для России.

В четвертых, в диалоге между Президентом и региональными лидерами после первого тура появились новые тревожные интонации. Сквозь соболезнования "обеспечивших нужный процент" глав краев и областей и монаршие разносы "подведших" президентов национальных республик и губернаторов — проглядывает опасная реальность дальнейшего ослабления федеральной власти. Уже достаточно ясно, что любой победивший Президент РФ будет Президентом меньшинства россиян и почти нигде не наберет такого процента голосов, какой получают на выборах главы местной власти. Психологически его легитимность окажется ниже, чем у них, что неизбежно будет де- факто трактоваться не в пользу Москвы при всех коллизиях недоопределенного "раздела полномочий".

В-пятых, хорошо известно, что в структуре власти в СССР и России всегда немалую роль играла корпоративность региональных групп. Понятия Южнороссийского, Днепропетровского, Ленинградского, Московского, Свердловского и т.д. кланов — не являются пустыми вымыслами досужих "советологов". События постперестройки уже несколько раз сильно изменили регионально-групповой рельеф центральной власти. Выборы мэра в Санкт-Петербурге и последние отставки в этом смысле отнюдь не безобидны еще и потому, что происходят в ситуации беспрецедентной общей политической неустойчивости, связанной с выборами Президента и социальным расколом.

В-шестых, крайне важным и отнюдь не игровым фактором ситуации оказывается постоянно маргинализуемый в борьбе между "коммунистами" и "демократами", но вновь и вновь выходящий на политическую сцену протестный национализм. Многолетний раздрай и склоки в этом лагере — окарикатуривали политические проявления, но не похоронили идею. Жириновский как его эпатажная публичная ипостась — по-сути, был использован как инструмент привыкания к явлению, но одновременно — как инструмент "стебного" опровержения старого тезиса нашего бывшего соотечественника А.Янова о "Веймарской России", которая из постсоветской ситуации стремительно скатывается к фашизму.

Но в условиях социальной усталости от многолетнего бесплодного "бодания" между бывшими и нынешними коммунистами, демократами- атеистами и демократами-христианами, и т.д., и т,п, в условиях расколотого общества и почти тотального небрежения государственными интересами, в условиях нарастающей разрухи и преступности, в условиях откровенного нежелания основных политических игроков договариваться об общих державных целях — все отчетливее тяга к "сильной руке" пока не бывавшего во власти национализма. Становится все более вероятным, что эта тяга исподволь начнет переводить российский национализм из мягких протестных форм в радикализм, из опровержения тезиса Янова в его доказательство. Сегодняшние заявления Лебедя — крайне далеки от этой опасности, но время и ситуация меняются к худшему... Фантазии на тему "мягкого и ручного" национализма хороши при социально- политическом благополучии, но становятся чистой маниловщиной в национальной катастрофе.

А прошедшие выборы, при любом их исходе, неизбежно и жестоко приземлят любые полеты фантазии. Отмыв со столбов и афишных тумб следы предвыборных плакатов и позабыв свои предвыборные обещания, политики будут сдавать реальности очень строгие экзамены. Одним из самых близких и тяжелых — станут осень и зима, когда скажутся на полную катушку и безумные по масштабам затраты на выборы, и сужение производственной и ресурсной базы, и ожидания населения, которые возбуждены невыполнимыми предвыборными обещаниями будущего Президента, кто бы им не оказался.

Фантазии, монологи-обещания, экспертно-аналитические изыски, "боги из машины" и прочий выборный реквизит — будут забыты. Останется Россия. С чем она останется?