Смыслы в советской культуре Опции

[Tapa]

Вадиму, Умнику и всем, кто хочет присоединиться к разговору.
Итак, было предложение о кино говорить отдельно. Нет вопросов. Развивать дальше тему советского кино на ветке «разрушителей» - неверно, поскольку, хотя она появилась там отнюдь не случайно, но тут же стала обрастать животрепещущими для каждого подробностями. То есть приобрела характер самозначимой и «перетягивает на себя одеяло». Только предлагаю чуть шире сформулировать - «Смыслы в советской культуре».
И еще. Мне кажется, тема чрезвычайно важна - не для того, чтобы обмениваться впечатлениями по любимым и нелюбимым фильмам, а чтобы понять, как именно произошло со страной то, что произошло.
Может быть, отношение к самому факту произошедшего, как к трагедии своей страны и собственной трагедии - единственное, что нас объединяет. А все остальное: культурные предпочтения, идеологические пристрастия, жизненный опыт (профессиональный, социальный, экзистенциальный), тип эмоционального восприятия - скорее разделяет. Или, точнее, затрудняет диалог.
Но я уверена, что при всех трудностях диалога, он может быть продуктивным.

Спасибо за приглашение!
Хочется сразу уточнить тему разговора: - "о культуре" или "о искусстве" в "советской культуре"?
Если - о искусстве = профессиональном мастерстве искушения публики некоторыми отрежессированными идеологическими образами, то это тема: "манипулирования сознанием советских граждан художественными средствами".
Если предлагаемый разговор о культуре = сумме приобретений и утрат жизненного, личного и социального опыта граждан России и СССР в период 1917-1991 г.г., то искусство займет в нем лишь определенный сектор Смыслов.

Надеюсь, что Вы имели в виду собственно культурный опыт, который можно классифицировать по нескольким направлениям (по восходящей):

1. Опыт организации бытового самообслуживания.
2. Опыт ведения сельскохозяйственных и иных работ, обеспечивающих определенный уровень благосостояния работников (работа на себя).
3. Производственный опыт работы по найму или принуждению в структурах и организациях, обеспечивающих функционирование социальной, промышленной и военно-технической сферы.
4. Социальный опыт построения, сохранения и прекращения партнерских, семейных, дружеских, конфликтных, вражеских и пр. отношений.
5. Социальный опыт взаимоотношений с соседями, родственниками, сотрудниками, руководителями, государственными и общественными органами и структурами.
6. Опыт произвола, подчинения, влияния и учета законодательных норм, личной и гражданской инициативы.
7. Опыт участия в решении государственных и социальных проблем, инициирования политических, социальных и благотворительных движений и акций в составе социальных групп.

Это далеко не полный список, но даже он дает представление о масштабности и сложности проблемы однозначной оценки влияния советского периода на культурный потенциал народа.
По моим обобщенным оценкам:
Наибольшие приобретения относятся к военно-технической, промышленной и градостроительной сфере, а наибольшие потери - к сфере социальной психологии.
Меня такой вывод не радует.
Владимир. WFKH@mail.ru

[%sig%]

[Tapa]

Уважаемый WFKH (если не ошибаюсь, Владимир?), Вы хотели уточнить, что имеется в виду под «смыслами в советской культуре» и выразили надежду, что речь не об искусстве как таковом? Должна разочаровать: данная ветка форума была заведена как раз для того, чтобы обособить слишком разросшуюся и «погрязшую в подробностях» дискуссию о кино. Думаю, Ваше предложение обсуждать здесь другие аспекты понятия «культура» - не целесообразно. Зачем «класть весь творог в один вареник» и «растекаться мыслью по древу»?
То, что Вы перечислили, наверное, можно рассмотреть и обсудить, но пусть уж тогда Админ откроет новую ветку.
С уважением. Тара.

[Tapa]

Итак, дабы не вводить в заблуждение пассивно-присутствующих, вернемся к нашему спору о кино, начатому на соседней ветке.
Фильм «Интервенция». Напоминаю, все началось с того, что в ответ на мое утверждение, что к 70-м годам был исчерпан «язык революции» и «красные» смыслы, а заныривать на глубину ради их обновления желающих не было, Умник сказал, что это не так. В пример привел «Интервенцию», назвав ее «предельно коммунистической». Я, поскольку убеждена, что глубинное неблагополучие советской системы и отражалось в явлениях культуры, и подпитывалось ими, стала показывать те несостыковки, которые доказывают, что «Интервенция» - плохой пример. Точнее, пример, подтверждающий мою, а не умникову правоту. Говоря, что данный фильм никак не «предельно коммунистический», я обращала внимание на его неслучайный жанр. Мои же партнеры по диалогу такую характеристику, как жанр, просто отбрасывают, для них обоих, как я чувствую, определяющим является сюжет - о чем фильм, какие герои положительные, а какие - отрицательные. И, наверное, так же думают и смотрят фильмы многие.
Но мы же не впечатления от кино собирались обсуждать. Разговор был о крушении социалистической идеи, о том, что она к какому-то моменту изжила себя в СССР. Во всяком случае, культура - это моя позиция - уже не способна была утверждать коммунистические ценности. Это, в общем-то, естественный процесс - старение и переоценка ценностей в ходе истории. Ведь жизнь всегда расшатывает идеал. Если же кто-то хочет некий идеал восстановить (или укрепить), это возможно. Однако не легкой ценой. Да и не гарантировано. Как там было?
Когда потеряют значенья
Слова и предметы,
На землю для их обновленья
Приходят поэты.
Полагаю, «голгофский» подтекст этих строк понятен.
Так вот, моя-то мысль была в том, что для реанимации коммунистической идеи необходима была работа по ее ГЛУБОКОМУ переосмыслению. ДООСМЫСЛЕНИЮ. Это могли делать художники (литература, театр, кино), а марксистско-ленинские философы просто обязаны были делать. Но именно на этом направлении общественную мысль прессовали особенно сильно во все годы. А в 70-е возник консенсус между творческой интеллигенцией и властью. Творческая интеллигенция, переболев в «оттепель» последними детскими болезнями «левизны» и получив дозу касторки, занялась собой и «вечными проблемами» (а отнюдь не проблемами социализма). Время от времени выполняя заказ на «тематику», но в строго ограниченных рамках. Консенсус же был в том, что обе стороны делали вид, что это для них серьезно, но серьезно не было.
Это была общая ситуация эпохи. В Курчатовском институте напротив бухгалтерии сотрудники вывесили плакат: «Если вы думаете, что вы нам платите, то можете считать, что мы работаем». Все смеялись. Ну, как же, «физики шутят»! Чуть позже, правда, кое-что, сделанное в этом институте, кое-где рвануло...
И это, как и то, что «рванул» Союз, по большому счету - и в высшем смысле! - не случайность.
Так вот, возвращаясь к «Интервенции». Подать революцию как всеобъемлющее варьете - очень в духе времени (Бахтин и т.д.). Нельзя о ней (революции) говорить серьезно. Она - картонная, это все - декорации. А о чем можно? Например, о себе, о творческом человеке, стоящем перед выбором. «Гул затих, я вышел на подмостки...», - тот же Высоцкий в «Гамлете».
Так что я полностью отвергаю трактовку фильма как «коммунистического», но принимаю доводы о возможной неслучайности приглашения Высоцкого на роль. Если же изначально и не было такой задумки (давать полномасштабного героя посреди балагана), то коли уж так «масть легла», никакой вменяемый режиссер ломать хорошее не станет. Высоцкий - находка. Режиссер ведь не планомерно заговор осуществляет, а снимает фильм в русле смеховой культуры. Но, может быть, это действительно продуманное решение, и Полока изначально вел к такому концу.
Вот только про что этот конец? Про революцию? Это драма революции? Оставьте. Это - ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ драма. Революционный сюжет - повод, декорация, на фоне которой можно сказать о человеческом выборе, о выборе художника, о СИТУАЦИИ ВЫБОРА. И уверяю, для режиссера в 1967 году такая экзистенциальная проблематика была куда актуальнее, нежели какая-то там набившая оскомину «р-революция!». А хороший режиссер всегда будет снимать про то, что греет душу. Если нельзя сказать напрямую, то эзоповым языком. Также и хороший актер всегда будет играть про то, что он знает, «подкладывая» свое личное, выстраданное, под вымышленную ситуацию.
Итак, после нашего плодотворного обсуждения мой «вердикт» :)*. Режиссер говорит: «Вам хочется песен? Их есть у меня! И для вас, идиоты, и про себя, любимого. Которого вы, суки, пытаетесь загнать в строй, прельщая «пляжами и вернисажами». Но я - художник и Человек, и я, кажется, все-таки выберу «деревянные костюмы», то есть скажу вам все это, и пусть фильм лежит на полке!».
_________
* «:)» относится к самому слову «вердикт».


Теперь, что касается фильма «Свой среди чужих...».
Ну, что, Вадим, пересмотрела. Напрасно Вы меня ввели в сомнение. Я подумала, не снобствую ли и - надо поглядеть. И что? Да ничего. Правильнее всего было бы на этом и закончить. Но, «раз уж у нас такой культпросвет пошел» :)...
Разумеется, вестерн. Нормальный, классический в смысле жанра. Не первого разлива - все ходы взяты напрокат. Естественно, есть советская специфика. А как Вы хотели - «дикий запад» один к одному?
Вы говорите, что не вестерн, т.к. у героя есть идейная платформа, и он предъявляет ее в неких диалогах? А с каких это пор вестерн - только стрельба? Когда только стрельба - это плохой боевик. Все классические вестерны несут в себе изрядный заряд идеального, идеологического.
Возьмем каноническую «Великолепную семерку». Герои не только защищают слабых, но еще ведут мировоззренческий спор: стоят ли эти «слабые», эти покорные крестьяне того, чтобы за них умирали? Честно сказать, они решают философский вопрос довольно высокого ранга (в отличие от положительного героя Богатырева, чуть снисходительно изрекающего прописные истины перед героями менее положительными). Лишь один из «семерки» воюет в расчете разбогатеть. И когда он, умирая, просит, чтобы ему открыли «тайну»: дескать, погиб он не за какую-то там грязную деревню, а за золото, ему говорят: «Да», - из сострадания говорят, но тем самым лишь подтверждают осознанность своего, не корыстного, мотива. Так ведь?
Когда другой герой компании «выбывает по любви», остается с деревенской девушкой, что говорят ему товарищи? Что-то в том смысле, что это на самом деле здорово - простая жизнь, жена, дети... То есть, что есть некая тайна жизни, некий идеал, может быть и более высокий, чем то, чему они себя посвятили. Для них не доступный. Но ради которого они готовы погибать. Потому что они - это американский вариант странствующих рыцарей.
Вестерны - воспевание героического этапа американской истории. Ну, или его конструирование, как хотите. Американский кинематограф в создании этого национального миф преуспел, и декаданса тут не проглядывается.
Что у нас? Аналогичным героическим этапом советской истории являлась для культуры революция (гражданская война). От «Оптимистической трагедии» и далее, со всеми остановками. Т.е. от героического жанра через психологический, романтический - к вестерну. Как-то так. В такой цепочке в принципе не заложено понижения. Но на деле оно происходило: фильмы о революции становились все более выхолощенными. Были и исключения. Например, «Белое солнце пустыни» - вестерн, не только блестящий по форме, но и абсолютно не пустой по содержанию.
Вы, Вадим, утверждаете, что фильм Михалкова войдет в «золотой фонд». В Ваш личный - сколько угодно. Но уже в мой - нет. И я могу объяснить почему, отталкиваясь от Ваших же доводов. (Ну, не зря же я его посмотрела! :) ).
Итак: советский вестерн и в нем герой говорит о марксизме - это нормально. О чем он должен разговаривать, как не о марксизме? Это же про революционную борьбу, должно быть идейно выдержано (и был бы Михалков не Михалковым, если бы поперек батьки в пекло лез), однако, на мой взгляд - никаких «шаг вправо - шаг влево» и уж тем более вглубь со стороны режиссера.
Вы указываете на два марксистских «внушения», которые герой делает по ходу сюжета. Но я вижу, что режиссер скользит по поверхности. Когда действительно хотят затронуть тему, ее не так затрагивают. Герой Богатырева (не помню имени) изрекает некую банальность по поводу «баев» (это могло бы быть и не банальностью, но сделано так... небрежно...), а «дыкий человек»-Райкин в это время прыгает и гримасничает в зарослях конопли, изображая азиата... Это серьезно? Это молодому Райкину нравятся собственные гримасы, он так понимает мастерство и рвется его продемонстрировать. А Богатырев считает, что он так обаятелен, что может просто проболтнуть некий текст - и уже «в дамках». И режиссер так считает, потому что ему по-феньке вся эта идейность, от которой Вы, Вадим, так балдеете. Он уже снял старую карету, катящуюся в овраг и воображает себя конгениальным Эйзенштейну с его коляской, катящейся по лестнице. (И, кстати сказать, потратил несметно кино-времени на эти первые беззвучные кадры, а надо еще столько красивых лошадей, красиво скачущих по степям, отснять... и снова карету...ну, чего тут развозить кашу по грязному столу, сойдет и так!)
Вот это и есть небрежность, показывающая, что именно важно, а что - нет.
Вторая из названных Вами сцен, тоже мировоззренческий спор о богатстве. Богатырев и Кайдановский. Что-то там Богатырев бросает про «даже Бога», который «не любит жадных@«@@ На мой взгляд, это за рамками серьезного обсуждения. Потому что плоско, элементарно по мысли и не о-своено, не о-внутрено актером. Мысль - сама по себе (вне подачи) - вообще редко работает. Это должна быть тогда уж экстраординарная мысль, взрывающая сознание новизной. Если же она заезжена (а кто в СССР не знал, КАК надо относиться к богатству?), если она уже, повторяю, прописная истина, она требует переосмысления, Брехт говорил - «остраннения». Сделать привычное, то есть почти не воспринимаемое - странным, новым, заставляющим задуматься.
Сказать, что фильм обновил смыслы, которые к тому времени были затасканы, никак не могу. В результате я, зритель без нравственных перекосов (т.е. не считающий, что богатство для избранных, «деньги на одного» - это правильно), тем не менее, ЗАПОМИНАЮ не хорошенького Богатырева, а более личностно-убедительного Кайдановского. Когда он кричит: «Господи, ну почему..!». Кайдановский не может переубедить этой «своей правдой» - экспозиция мала, никто ему не предлагает развернуться на данной теме (да и не хочет этого режиссер, нет такой задачи),вообще идет игра в поддавки - но в память-то западает именно этот актер. А положительный герой - мил, но не интересен. Возможно, Вам - интересен, а мне - нет. И я повторяю, почему именно. Потому что тут все предсказуемо. Я-зритель уже поняла по тому, как все построено и играемо, что герой Богатырева - ну очень положителен, безвинен как Авель и одержит верх во всех схватках, в том числе - идеологических.
Идейно - идет игра в поддавки, т.е. следить я могу только за мелькающими кадрами: ограбление поезда со скачками вперемежку, банда по классическому (нашему, а ля Махно) образцу, обрывы и стремнины, стрельба из тяжелого оружия от пуза, нехороший герой, бегущий с саквояжем сокровищ под мышкой... Все известные ходы, все штампы налицо - вестерн, советский, но...
Кстати, позиция, высказанная ротмистром-Кайдановским (насчет того, что поделить богатство на всех - все равно невозможно и глупо) стала чрезвычайно модной как раз в середине 70-х. Михалков как бы никакой фиги в кармане не держит, никаких подкопов не осуществляет, идеологически все выдержано (хотя выдержано - еще не значит сильно и убедительно, и сразу возникает «почему?»). Однако такие легкие, но запоминающиеся вбросы, ложась на подсознание, потом перекликаются с услышанным в беседе, с собственными наблюдениями над жизнью...
Я, конечно, не хочу стать записным разоблачителем и надругаться над чистотой зрительского восприятия, но все же вынуждена зафиксировать, что я лично ни на грош не верю во всю эту михалковскую романтику. В ее искренность. Может быть, потому что твердо помню, что в то время невинность могли еще сохранять зрители, но никак не создатели фильмов. И «белая» тема уже явно и очевидно манила творцов.
Что еще сказать (какую гадость :))))? Обратило мое внимание, что Михалков даже не трудится сделать убедительной и психологически развить заявленную тему: «свой среди чужих, чужой среди своих». Название звучное, но «нерва» этой темы нет, она проходит таким уж пунктиром, что дальше некуда. Я лично не увидела, что герой стал «чужим», и не поняла, как это он оказался «своим».
Да, друзья допытывают его об обстоятельствах, и один очень громко мучается, демонстрируя неверие. Потом якобы его везут расстреливать. Я и в это не успеваю поверить, как герой осуществляет свал. Так что версия о расстреле - на его совести. А через день уже все знают, что он невинно оклеветан, и «чужим» для своих он не является. Оказавшись в банде, он что спрашивает у ротмистра? Про «их» человека в ЧК. И грозится убить. А тот, что отвечает? «Нет, ты меня теперь беречь будешь, потому что только я знаю, кто наш человек у ВАС в ЧК». То есть однозначно, что ротмистр понимает, что именно делает герой в банде. Да и брат-негодяй, по-моему, не заблуждается на сей счет. То есть небезынтересной коллизии со «своим - чужим» всерьез нет, а есть лишь обозначение. Но для вестерна сойдет - были бы погони.
А вот что есть, что действительно убедительно играют актеры (прекрасные актеры!) - тема дружбы. Причем, той, которую уже нельзя вернуть, которая осталась в неком былинном времени Гражданской. Это им удается. В фильме, на мой взгляд, две очень интересные актерские работы (кроме, и даже более, Кайдановского) - это Солоницин и Пороховщиков. Ими очень точно сыграна тема «под подозрением каждый» - как зародыш коллизии будущей, сталинской, эпохи. Причем буквально двумя штрихами. Герой Пороховщикова сообщает, что сам ночью был в кутузке, где убит свидетель, после чего идет к бочке - умыться. Нагнувшись над водой, чертыхается сквозь зубы, - казалось бы, ничего, но вдруг становится однозначно ясно, что не он - убийца и предатель. Мы, зрители, это уже поняли, а нач.ГубЧК (Пороховщиков) еще нет - он еще НЕ кинул коробок, НЕ проверил друга на леворукость. И он УЖЕ НИКОГДА не будет доверять своему человеческому чутью.
Ну, и напоследок, дабы не создалось впечатления, что я все предаю поношению, могу сказать, что «Пять вечеров» того же Михалкова считаю замечательным фильмом. Вот он может войти в «фонд».

P.S. Кстати. Вот тут у нас на киноклубе был просмотр фильма «Колыбель будет качаться» Тима Роббинса. Может, вы его видели, а если нет - то сейчас это не проблема. Было бы интересно Ваше, Вадим, впечатление, поскольку фильм о классовой борьбе (хотя американский и с задействованием мюзикла). Мнения левой аудитории после фильма разделились. Можно пообсуждать на форуме киноклуба. А идея смотреть в ближайший четверг «В огне брода нет» просто-таки появилась в связи с нашими здесь спорами. Мы задумались, как теперешними глазами будет смотреться то, что некогда было (для нашего поколения) буквально художественным открытием в теме революции. Выяснилось кстати, что наша молодежь вообще этого не видела. Так что, присоединяйтесь и к этому.
Всего хорошего. Тара.

[Василий Щерба]

"Интервенция" - ужасный фильм, яркий пример того, что в большинстве своем, "полочные" фильмы и были на своем законном месте - полках.
Что касается символизма в кино, то во всех кинематорграфах мира, само "кино" рождалось сначала в "исторических" фильмах. Именно, в историческом кино и только там, где почти невозможно провести грань между историей и мифом... А дальше символы: взрослеют, мужают и идут в современную жизнь, оказывая на нее воздействие. У нас же изначально такого исторического кино почти не было(разве что"Александр Невский") и что прискорбно, и сейчас нет. В США - Голливуд вырастает из вестернов. В СССР, была прекрасная возможнсоть найти свой оригинальный ответ "вестернам" и Голливуду: начинал рождаться жанр, условно можно назвать "истэрнов". Хорошо помните: "Белое солнце пустыни". И это был реальный шанс. В наши дни подобным толчком мог бы стать и ожидалось, что станет -"Волкодав", но... Столько шума, помпы.., а его даже критиковать не за что! Нет фильма, а есть набор плохо связанных между собой полуклипов - кадров. Вы, конечно, предлагаете обсуждать символизм Советского кино, но такое вступление, думаю, необходимо. Просто Советское кино начало мифологию новейшего времени, и прекрасно начала: "Чапаев", "Коммунист"... Но дальше произошло смещение с границ мифологии на более реальную территорию: Отечественная Война и послевоенное время. Символы стали доступны любому и были в зоне досягаемости даже для плевка...и здесь началось торможение, а дальше ступор. Отдельные удачные находки, скорее подтверждение правила, чем исключение из них.
Сейчас же проблема еще в более худшем положении из- за кастовости мира киноискусства, из - за его династийности... Нам предлагают "семейное" кино.Тупик.
Кино - лозунг сегодняшнего дня: - Даешь историческое кино! В котором и следует акцентироваться на мифологии нашей новейшей истории - на разломе в период 10-20 годов, прошлого века. В нашей земле спят столько мифологий! столько демонов!(славянских, русских, тюркских, финно - угорских, армянских..). Бесценный клад для любого символизма.
Прошу прощение за малограмотность.

[Tapa]

Вадим, спасибо большое. Очень тронута.

[Валерий Рокотов]

ДЕТИ АРБАТА


В Москве есть памятник глупости. Он расположен на старом Арбате, рядом с «Му-му», что совсем не случайно - история обожает такие шутки. Раз в году вокруг памятника собираются вполне симпатичные с виду люди. Они дарят цветы своему бронзовому кумиру и, томясь, ждут волшебного мига, ради которого оторвались от текущих дел. Этот миг настает: кто-то расчехляет гитару, ударяет по звонким струнам, и общий порыв наконец-то находит выход. И вот несется по древней улице: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке!..» «Когда безумный наш султан...» «Мы крылья белые свои очистим!..»
Прохожие цепенеют, ищут взглядом кепку, чтобы бросить мелочь, но не находят - поющие пришли сюда не за милостыней. Они собрались на молебен.
Бывало, слышишь это вдохновенное пение и вдруг понимаешь: как же им было комфортно жить, этим «детям Арбата». Им все было ясно. Наверху - «он», султан, тиран и убийца. Внизу - «мы», сама нравственность, белые и пушистые. Ни в чем не участвуем, поем, сохраняем себя. Ничего не понимаем. И не надо.
У тех, кто пел эти гимны в восьмидесятые, есть железное оправдание - тогда никто ничего не понимал. Но потом же была война - новая страшная война, информационная, с применением современных пиар-технологий, и тот, кто хотел понять, зачем эту войну развязали, стал читать, разбираться. Тогда многое разъяснилось. Стало ясно, что борьба за «либеральные ценности» - это бесстыжее прикрытие атаки на твою страну, когда под флагом свободной торговли разрушают экономику, под флагом разрядки громят армию, под флагом парламентаризма насаждают коррупцию, под флагом уважения прав личности растлевают общество, под флагом региональной самостоятельности ослабляют центральную власть, под флагом борьбы с тоталитаризмом разрывают историческое время, изымая целый век нашей актуальной истории, под флагом освобождения от идеологического рабства уничтожают живые смыслы.
Но эти певцы не поняли ничего. Они собирались и пели хором, испытывая коллективный экстаз. Они не желали ни в чем разбираться, потому что это было трудно и неприятно, это грозило обрушением системы ценностей, крайне удобной для жизни. Они во что бы то ни стало хотели остаться собой - маленькими людьми, тешащими свое огромное самолюбие.
Шли годы, война информационная органически продолжилась войной огнестрельной. Слова обратились в свинец. Гибли солдаты, взрывались дома, захватывались больницы. А эти все про султана. Наверное, если на Арбат упадут баллистические ракеты, его уцелевшие «дети» выберутся из-под обломков и, припав к обугленному кумиру, из последних сил запоют свою песню.
Иногда даже зависть разбирает. Тут уже мозги дымятся от осознания сложности мира, и душа разрывается между симпатией к Западу и омерзением к нему как к твоему грядущему палачу, а эти только гитарные струны дергают рядом с «Му-му».
Иногда кажется, что «арбатство, растворенное в крови» - это наркотик, вызывающий некий особенный кайф. Ширнулся этим «арбатством» и - хорошо. Сразу тепло разлилось по организму, прояснилось сознание, пришло счастливое спокойствие и понимание того, что все вокруг суета, что все эти государственные интересы, политические баталии, народные муки, только повод для ржачки. Есть только ты сам, великий в своей отрешенности. По этой причине на «детей Арбата» даже обижаться нельзя, как нельзя обижаться на того, кто под кайфом.
И ничто не способно их отрезвить. Они морщатся, когда слышат о планах ядерного уничтожения твоей страны, о гедонистической атаке на смыслы, об экстремизме, питаемом родниками ненависти к России. Они сразу объявляют вас сторонником теории заговора. Они точно знают, что никто нам не угрожает, поскольку мир в руках мудрых и добрых людей, которые отстаивают человеческую свободу. Если надоедливый оппонент выкладывает на стол горы устрашающих фактов, говорящих о том, что красивые лозунги тотально противоречат реалиям, а процессы разложения твоей страны рукотворны, «дети Арбата» делают рожи - вздыхают, кривят губы в усмешке, всем своим видом давая понять, что это, конечно же, бред. Вообще спорить с «детьми Арбата», в чем-то убеждать их бессмысленно, поскольку они, как страусы, чуть что - голову зарывают в песок, а дискуссия с задницей однозначно лишена перспективы.
Иногда «дети Арбата» прорываются в эфир. Их можно часто слышать по радио, они же певучи. И на всю страну разносится знакомая лирика: «Чины, полиция, войска - какая все это тоска!» Или: «Ну, а мы рожаем дочек, чтобы не было войны!»
Кое-кто давно понял, как это вкусно. Либеральные лисы позаимствовали у «детей Арбата» маску благодушия, маску «арбатства», и обрели преданную паству. Но это - к слову. Важнее другое. Кто же они, «дети Арбата»? Что проповедуют? И чего хотят?
Очевидно, что это далеко не вся наша интеллигенция, а лишь ее часть, взращенная песнями Окуджавы и романами Рыбакова. Это те, кто в советскую эпоху присягал слову порядочность, и понимал эту присягу не как начало жертвенной работы по изменению общества, а как замыкание в себе. Слой, который они нарастили вокруг себя за долгие годы, оказался фатально непробиваемым. Реальность всегда существовала сама по себе, а они сами по себе, в своей церкви - Клубе самодеятельной песни, в своем Братстве Гитары.
А потом как-то неожиданно выяснилось, что порядочность у этих певчих в большом дефиците, и вообще там вызревает что-то поистине жуткое. Ведь не случайно в известном фильме «Плюмбум» была показана типичная семейка, поющая про «крылья белые свои». Папане это не мешало браконьерствовать, а сыну - упиваться властью, которую давала принадлежность к милиции. И в итоге сын с чистой душою сдавал отца.
Через пять лет после выхода фильма Окуджава признался, что ловил кайф, когда палили по Белому дому. И стыдился песни «Девятый наш десантный батальон», торопливо оправдываясь, что сочинил ее ради денег.
«Дети Арбата» стесняются героического. Для них это - пафос. Конечно, ради денег или ради приличия можно разок-другой изменить принципам - настроиться на героическую волну и написать, но для души... Душа требует иных, подлинных песен.
Эти подлинные арбатские песни обладают странной двойственностью. Не сразу поймешь, о высоком люди скучают или наоборот? Вроде убежденно поют, но, если вслушаться, славят приземленность, тихую жизнь, безгероическое. Они исполнены какой-то высокой тоски по покою. Боюсь ошибиться, но, мне кажется, именно в этом суть Визбора, Галича и их многочисленных двойников.
Есть еще одно общее во всех этих песнях - в них нет огня. Они заряжены отрицанием, но поскольку энергия почти на нуле, сквозь строки виден не огонь разгорающегося, пусть протестного, но живого чувства, а дым угасания. От них отдает могилой. Это всегда с виду за здравие, а на деле за упокой.
И ясно, что всеми этими песнями-проповедями ребята мостили и продолжают мостить дорогу из своего уютного мирка к дверям мира иного, заоблачного. Одному двигаться по ней страшновато, поэтому лучше взяться за руки, «чтоб не пропасть поодиночке». То есть чтобы пропасть сразу всем - в один прекрасный день собраться на старом добром Арбате, этом символе доисторического спокойствия, и, взмахнув своими белыми крыльями, отправиться в желанную даль, куда давно упорхнули кумиры.

[Tapa]

Вадим, мелкие вопросы и уточнения.
1. Ваш сарказм понятен, но аутентичный текст:
"Я все равно паду на той,
На той единственной гражданской..."
Что потребовало от автора особой изворотливости при поздней перетрактовке: якобы, речь о белом офицере, над которым склонились гады-комиссары... представьте себе!
2. Кто такой Борат? (Хотя, в общем-то это не важно, черт с ним).
3. Кто такие "восьмидесятники"? Апелляция к гражданской была как-то актуальна в шестидесятые, в восьмидесятые большинству было бара-бир. Разве что десятилетним детям... :) Но и это важно лишь постольку-поскольку.
Существеннее, что механизм предательства детьми отцов (не всегда троцкистов) - не маловажная штука. Об этом уже писал spbspectator.
Коли Вы, Вадим, верите в будущее ("Освободившуюся нишу заполнит НЕЧТО НОВОЕ. Оно уже рождается."), неплохо бы заранее подумать и об этом.
С уважением ко всем. Тара.



Валерий,

[Валерий Рокотов]

НАЛИВАЙ!


В памятные закатные годы советская культура напоминала прилавок винного магазина. Перед глазами ряды бутылок с красным и белым, наверху, под мигающей лампочкой - запыленные коньяки, под ногами, в грязных тарных ящиках - бормотуха. Бывало, топчешься в смутных желаниях и не можешь определиться. Вроде и того охота, и этого, но денег мало и здоровья не хватит на все.
Из красного имелось сухое - это советская классика, десертное -кинобоевики, юбилейные романы и пьесы, ну и «чернила» пошлые - ярмарочный лубок.
Белое было как сухим, благородного сорта - культурный посев Михаила Булгакова, так и сладким столовым - агитки, рожденные воспаленным антисоветским умом.
Была, конечно же, водка. Это творения почвенников, родниковый продукт: Белов, Распутин и другие задумчивые творцы из гущи народной. Был кагор, вино церковное - творчество Ильи Глазунова. И не надо говорить, что Глазунов - это мадера белая высокоградусная. Это кагор - магистральное православие, где большевики это сила бесовская.
Шампанского было, помнится, хоть залейся - «Юнона и Авось», Набоков, «Аквариум», театр Виктюка, «Соломенная шляпка» и все, что ярко сверкало гранями пофигизма. При этом все развлекухи шипучие были в разной ценовой категории - для эстетов и для лохов.
В особом ряду стояли благородные марочные вина из дореволюционных запасов, разные по цвету и крепости - русская классика, опора сознания. По соседству горделиво и отстраненно толпились вина из-за границы, сухие и сладкие. Это западный культурный прорыв: Ремарк, Феллини, «Эммануэль» на кассетах.
Имелась наливка, тягучая и приятно пьянящая - Стругацкие. Ну и разные настойки горькие от перцовки до мухоморовки - диссидентское творчество от Александра Солженицына до Ерофеева Вити.
Как-то отдельно и одиноко стоял скромный «мерзавчик» с пахучей жидкостью - Венедикт Ерофеев, кумир пьющей интеллигенции.
В то далекое время эстеты, как правило, потребляли коньяк - Тарковского, Параджанова, Питера Брука. Народ попроще лакал портвейн - истории об одиночестве, мужской неверности, женской доле, рассказанные безымянными авторами.
В общем, ассортимент имелся богатый, на любой вкус. Выпьешь, бывало, красного и вспомнишь, ради чего все начиналось. Кровавое воскресенье помянешь, военные поражения и Гришку Распутина. И как-то остро поймешь, что большевики были правы, поскольку угнетали же, суки, народ!
Хлебнешь белого и затоскуешь по чему-то ясному, правильному, по какой-то нормальной жизни. Нехотя вспомнишь про счастье былое, а вслед за этим - про красный террор, лагеря и колхозы, и вот уже закрадывается в душу справедливая мысль: вырезали же, суки, генофонд!
Потом вздрогнешь. Получается, что и там суки, и здесь. Как со всем этим жить? Выход один - смешивать. Откушаешь красного и тут же белым запьешь, или наоборот, и сразу хорошо делается - чувствуешь, как и снаружи, и изнутри розовеешь. Прямо на глазах оба конца счастливо соединились, и все устаканилось. И сразу поднялось настроение, и пробудилась уверенность в завтрашнем дне. Тут ведь сколько ни пей, не упадешь - имперский стержень удержит.
Шампанское утверждало в мысли, что жизнь коротка. От него хотелось лишнее из головы выбросить и «раскумариться наглушняк».
Благородные марочные вина пробуждали чувство стыдливости - будто ты стоишь на мощном фундаменте, но сам ростом-то невысок. Заграничное, дешевое или дорогое, счастливей тебя не делало - все это было умно и мило, но не про нас. Наливка «стругацкая» вызывала приливы странного смеха и высокомерия. Казалось, что ты значительно умнее других. От настоек диссидентских хотелось выть. «Мерзавчик» наполнял странной надеждой. Вокруг, свинство, конечно, неописуемое, но сам же ты не такой - ты внутренне лучше. Коньяк, как правило, дарил встречу с прекрасным. Сидишь, бывало, в кинотеатре и наслаждаешься. Двое в зале - ты и Тарковский, остальные давно ушли. Картина кончилась, а вы с режиссером еще долго рядом идете и разговариваете - о душе и ее странных метаниях. Портвейн порождал мысли о том, что в жизни все как-то неправильно, что все и у всех через жопу.
В общем, кто чем хотел, тем и грелся, и каждому было по-своему хорошо. Бывало, человек только рот откроет, и сразу видно, чего бухнул. В расчете на убежденных трезвенников работал только Театр на досках. Но поскольку страна сильно пьющая, широкие массы обтекали его стороной. У нас вообще непьющих не любят, и ясно, почему. Ребята эти в трудных вопросах без бутылки разобраться хотят, а это как-то не принято. Душа же томиться и сказок просит. Поэтому давай, наливай!

[Tapa]

Вадим, кажись, я видела минут пять этого «Бората». Там какая-то супервуман приезжает вытаскивать из казахского исправительного учреждения для каких-то великих дел какого-то супермена? Это? Да, ужас. Даже «ужас-ужас-ужас». А чего делать-то будем? Вы пишете: «...в восторге самые различные слои украинской молодёжи». То есть одичали все слои молодежи? Ну, это диагноз... Нет, я не к тому, что Вам не верю. Когда глянешь иногда в чужие форумы - дух захватывает. Как оказывается быстро можно превратить человека в дебила. Всего-то 15 лет «реформ»!
А мы все: «Индустриальный марксизм!.. Мобилизационный проект!..@«@@ Тут ведь все - не понятно. И ЧТО, и КАК, и С КЕМ.
Давно у нас возникает то там, то сям тема «отцов и детей». Ее затронул, в частности, некто spbspectator. Никто ему тогда не ответил. Я вот все собираюсь. Вы-то, что думаете?

[MMM]

4 июня НТВ сообщило, что "сегодня исполняется 35 лет со дня поворотного для всей отечественной и мировой культуры события".
Что бы это, думаю, могло быть, столь эпохальное?!
Оказалось - отъезд из России за бугор И. Бродского.
Тут я "впал в ничтожество", как писали в журнале Сатирикон 100 лет назад. Надо же, не знал, что именно явилось поворотым событием всей мировой культуры!
Честно говоря, по мне так один черт, где именно он писал о себе, любимом. Ан нет, оказывается. Ну, не дано мне понять такое...

[Paix]

В разделе координат театра Сатиры на сайте данного театра сообщается: «Театр Сатиры - это большой серый дом, который стоит на Триумфальной площади города Москвы. Честно говоря, он стоит на площади Маяковского, что на пересечении улицы Горького и Большой Садовой, но после всех переименований он оказался почти на углу Тверской и Триумфальной. Посреди Триумфальной площади стоит испуганный Маяковский и боится, что его переименуют в Бродского». Ребята, конечно, хохмят на невеселую тему, но, согласитесь, не без точного попадания в суть эпохи. В разгул «демократии» иногда казалось, что у Маяковского осталось больше поклонников на Западе, чем среди тех, кто могут читать его на родном языке. И, действительно, именно Бродского определили на роль «чести, ума и совести» диссидентской эпохи. Однако какой бы протест и омерзение все это ни вызывало, МММ, согласитесь, не следует перегибать палку и в обратную сторону. То, что у Бродского стихи, в основном, личностного содержания, не умаляет его как поэта. А то, что он пишет только «о себе, любимом» - просто неправда, почитайте, к примеру: «Мне говорят, что надо уезжать». Там не только о себе любимом. Обстоятельства и мера выражаемого несогласия с порядком бывает разная - это еще не значит, что человек был плохим гражданином или мечтал о судьбе перебежчика. В общем, хотя нашим демократам этого бы и хотелось, ни Бродский, ни Мандельштам, ни Пастернак отнюдь не были ни сахаровыми, ни солженицинами.

[Alipov-ml]

Все-таки Мандельштам был. Чуть-чуть.
"Мы живем, под собою не чуя страны.
Наши речи за десять шагов не слышны.
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца"

А из Пастернака не получилось Солженицына - у него слишком большой литературный талант обнаружился. Не прошел по конкурсу.

[Tapa]

Алипову-мл.
По-моему, Вы чуть-чуть путаете. Вряд ли имелось в виду отсутствие гражданского нерва. У Пастернака с его литературным талантом он, кстати, тоже был. Но каждый отзывался на эпоху в соответствии со своим видением оной. Вот видения были разными. Но даже самое обостренное неприятие художником действительности может не переходить черты, о которой речь. За которой художник, грубо говоря, меняет профессию. Хотя и это - вопрос тонкий. Маяковский готов был абсолютно слиться с эпохой, даже «наступив на горло собственной песне». Однако и у него не вполне получилось. Потому что - художник. Не в том смысле, что не утерял лирического голоса. А в том, что именно как художник не мог не услышать определенную фальшь в голосе эпохи.
Вообще в русской культуре разделить Поэта и Гражданина трудновато. Традиция! Традиция штука сильная.
Тот же Мандельштам:

«Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим
Ни хищи, ни поденщины, ни лжи...»

В чем разница между этой традицией и позицией (а в результате и ролью) Солженицина и Сахарова? Казалось бы - суть одно. Но есть трудно артикулируемая и ясно ощущаемая грань. Она в том, про что брехтовский «Кавказский меловой круг». Есть такие методы борьбы за любимое (в нашем случае, конечно же, речь о праве на свое видение блага страны), когда это, вроде любимое - страна - идет под нож.
Но Бродский... он-то был довольно далек от политики. Только выпихнув, его можно было наделить политической ролью, сделать знаковой фигурой, наглядным пособием по «невозможности творческой жизни» в «этой стране». Это - чистой воды артефакт. Чье-то рукоделье. И конечно возникает вопрос, кому сие было выгодно? Сегодня, пожалуй, уже риторический (выигравшие очевидны).

[Alipov-ml]

Я имел в виду несколько иное. В том и дело, что талант Пастернака был достаточно велик, чтобы не соблазниться иными средствами популяризации себя помимо собственно художественной литературы.
Конечно, какой-то вызов власти он сделал - отказался же писать поэму о хлебе (а зря, между прочим, хорошая была бы, наверняка, поэма, подарок хлеборобам Советского Союза). Но не более того. Конфликт с властью не превращался в конфликт с народом и страной.

А Мандельштам - это, как мне кажется, другое, уже немного другое. Там было слишком много слабости, какого-то декадентства. Тоже не хватило до полного даже не Солженицына, а Окуджавы - но тут, в отличие от Пастернака, дистация не была "огромного размера".

[Tapa]

Алипову-мл.
Не, ну не надо мерить таланты... Опасное дело. Вот уже - договорились до каких-то сопоставлений Мандельштама с Окуджавой!
И где Вы там декадентство нашли, мил-человек? Конечно, каждый имеет право на собственное восприятие и даже личную терминологию, но все же, верно ли называть слабым человека, способного на конфликт с властью? Причем со столь сильной властью, т.е. - без надежды на выживание.
Прикиньте, кстати: при таком употреблении понятия «слабость», не придется ли на следующем шаге сказать, что и висящий на кресте - тоже «слаб»?
Но в целом я Вашу позицию поняла.

[Alipov-ml]

Так он оказался неспособен к этому конфликту. Это как раз состояние подпольных эпиграмм, разговорчиков на кухнях и прочего, и прочего, и прочего. Надежда на то, что господин любит талантливых и позволяет им фрондировать (верней вонять иногда помаленьку). Так что я здесь скорее не таланты меряю, а формы самореализации. Излагая схематично, - Пастернак подобных эпиграмм не писал, а Окуждава был ходячей кухонной эпиграммой.

А относительно креста можно ответить, что здесь слышится сравнение куда сильнее моего, вы не находите? Глаза и разум даны человеку, чтобы он не делал шагов в пропасть.

[Tapa]

Я не нахожу. По одной простой причине - сам тип сравнения (уподобление) не мной выдуман, он имеет огромную традицию. Каноническая формула «сила слабости», Вы это наверняка знаете, адресует к Христу прямо и недвусмысленно. Перечислять построенные на этом произведения нет смысла - слишком их много. Типичный пример - «Восхождение», его недавно смотрели на киноклубе (Вы ведь ходите). Сильный Рыбак и «слабый» Сотников. В предыдущем посте я всего лишь отозвалась на фразу «слишком много слабости». Вне всякого желания торпедировать здание Ваших предпочтений, но напомнив, что «слабость» - в принципе плохой критерий.
И уж тем более у меня нет никакого желания противопоставлять кого бы то ни было Пастернаку. Поскольку это мой любимый поэт. Однако, повторяю, «каждый отзывался на эпоху в соответствии со своим видением оной. А видения были разными».
Но если фраза: «Надежда на то, что господин любит талантливых и позволяет им фрондировать (верней вонять иногда помаленьку)», - относится к мало ценимому Вами Мандельштаму, то это очень, мягко говоря, странное понимание данного автора. Его движущих мотивов, внутреннего мира. Вы перечитайте повнимательнее. Причем не «эпиграмму», а все в целом. Может быть, сложится иной взгляд.

[Paix]

Роман, а что общего между Солженицыным и Мандельштамом, кроме того, что оба были в лагерях? Мандельштам разве врал о количестве репрессированных или писал с «адресацией на Запад», играя на создание собственной репутации в ущерб интересам страны?!

Обязанность интеллигенции вроде бы состоит в том, чтобы исправлять возникающие в обществе проблемы или уж хотя бы напоминать власти и обществу о них, в идеале - осуществлять «смычку» между властью и народом. Мандельштам, напоминая власти о «разночинцах», как уже отмечала Тара, как раз осуществлял свой гражданский долг. «Эпиграмму» он, конечно, писал уже не для власти, а для той весьма узкой части интеллигенции, которая еще имела смелость ее выслушать (причем исключительно под не допускающий подслушивания уличный шум). То есть, как кажется, речь тут шла вообще не о «революции» и не о «кухне», а о дорого обошедшейся Мандельштаму вспышке гражданского гнева.

Или вы тоже считаете (такое популярное сегодня мнение!), что Сталин был идеален, и не видите его страшных ошибок? Или вам понравилось бы жить «под господином»? Или - следовало бы поступить «умнее»?! А как, позвольте узнать?

Кстати, это вы всерьез, что в 1934 г. написать «Тараканьи смеются усища, / И сияют его голенища» - можно было с «надеждой на то, что «господин любит талантливых и позволяет им фрондировать»?! А вот Пастернак, Ахматова и сам Мандельштам расценивали это изначально как «самоубийство». К тому времени Мандельштам не состоял (по комплексу стилистических причин, которые вы расценили как декадентство) в «общепризнанных величинах». Как известно, чтобы узнать мнение поэтической общественности о его таланте, Сталин звонил Пастернаку. В результате была найдена средняя мера - ссылка с последующей, уже убившей Мандельштама, каторгой.

В промежутке Мандельштам написал «под заказ» прославляющие вождя стихи, отчасти даже весьма искренние, отражающие рефлексии на тему того, что, видимо, это он все-таки виноват: не может же ошибаться народ, избравший себе такого вождя. Но ведь в этом же была проблема и у декабристов. Они тоже, почти поголовно, под давлением «охранки» саморазоблачались: действительно, нехорошо как-то получилось, вышли на площадь против батюшки-царя, это, вроде как, то же самое, что и против Отечества... Так можно или нет «выходить на площадь», спрашивается?! Почему, начав с Мандельштама, не осудить и декабристов?..

Еще менее проглядывается общего между Мандельштамом и Окуджавой. Последний, во-первых, критиковал власть куда более, так сказать, «в общих чертах». Во-вторых, во времена, когда каторга за это уже не полагалась. В-третьих, поэтического таланта как такового не имея, в основном, именно на данной тематике сделал политико-поэтический «гешефт».

[Alipov-ml]

О популярных сегодня мнениях - могу ответить Вам, Paix, что я придержиюсь мнений не потому, что они популярны сегодня или когда-либо еще. Я придерживаюсь их исходя из моей исторической, семейной памяти и предпочтений в области государственного устройства.
Вопрос об идеализации Сталина был рассмотрен в другой теме - где я показал, что демонизация одной стороны конфликта дает мне право идеализировать другую. Разумеется ошибки надо признавать, надо стремиться, чтобы следующий мобилизационный режим действовал менее топорно. Но это уже другой вопрос. Другие времена - другие нравы.

Также отвечу о том, что бы мне понравилось. Нравится нам это или нет - мы должны подчиняться определенному диктату - в жизни, в политике, на работе.
В жизни - это отец.
В политике - это человек, которому доверяете.

В работе - это начальник.

Если для Вас, Paix, такого диктата не существует, из этого не следует, что его не существует для других.

Смею Вас заверить, что государства строятся людьми, которые повинуются этому диктату, а не теми, кто его оспоривает. Я подчеркиваю - диктату. Когда диктата нет, а есть лишь его жалкое, развращенное, слабое подобие образца царской власти конца XIX века - не будет и подчинения диктату.

Потому к чему тут "нравится-не нравится"? Когда человек хочет своей стране высоты - он будет служить ей. Служение не исключает критики - но критика должна быть "по делу". А когда человек дела не знает - какая может быть критика? Что мог критиковать Мандельштам? Режим цензуры? Что он знал о мотивах этого режима?
Служение также не исключает борьбы с гоподином - если доверие к диктатору утеряно. Но это борьба, а не "выражение своей гражданской позиции" или "защита прав человека".

На этом эмоциональную часть завершаю.

По сути вопроса, Tara, вероятно, я подошел к вопросу о сравненях слишком поверхностно, за что прошу меня извинить. Тем не менее моя оценка Мандельштама для меня принципиальна - я не могу согласиться с Вашим сравнением. Это не сила слабости - там силы не было вообще! Даже как правды не было. Интеллигенция была отстранена от дел - она не могла понимать сути происходящего. Поэтому к чему тут упоминание декабристов, сделанное Paix, - не очень ясно. Декабристы не только вышли на ту площадь, убивали и умирали за свою правду. Потом они каялись, потом.