капитализм и проект модерн, капитализм в прошлом и настоящем Опции

[Ratan]

Ризома западничества в России. Часть 2.
Общие замечания (повторно). Социогенез, т.е. становление общества и человека, не является процессом завершенным. Он продолжается (занимательно, что современный постгуманизм де-факто признает этот обстоятельство, когда ставит задачу изменить траекторию человеческого развития). Как уже было отмечено, драйверами социогенетического процесса являются развитие предметной деятельности (техника, технологии, человек как субъект деятельности) и символического (культурного) поведения. Стремление тех или иных глобальных организованных групп, возомнивших себя богами, изменить человеческое развитие, обращено прежде всего к изменению человеческого поведения. Это обстоятельство обнажает важность исследования процессов формирования человеческого поведения на конкретных этапах социогенеза. Общество всегда имеет определенную организацию, которую условно можно назвать устойчивой воспроизводимой структурой. Внутри структуры происходят поведенческие мутации и модификации, меняющие его лицо. Мы называем эти модификации культурным развитием, воздействие которых на структуру, изменяющую ее, показывает, что структура суть оболочка самоорганизующейся системы, реагирующей на «ризомные толчки». Механизм такого взаимодействия проявляет себя в таком частном явлении как русское западничество – эта системная болезнь общества, изжить которую не смог даже советский период, казалось бы, решительно порвавший с траекторией европейского капитализма.
Суть западничества. О сути западничества уже приходилось говорить. Но, как говорится, повторение есть мать учения. Западничество как ментальная установка начиналась не с Чаадаева. Оно, как полагает В.О. Ключевский, родилось в конце 17 века. Возникало оно не в народной среде, а в среде царско-боярской. Историк указывает на причины его появления. Они скрывались в неспособности царского двора найти стратегию общественного развития. Ретроспективный взгляд на этот процесс позволяет указать принципиальную проблему, с которой столкнулось русское общества, именно, вызов промышленного развития, который шел из Европы. Это вызов системный, его принятие требует фундаментальной перестройки общества. Разумеется, перестройки не одномоментной, но неизбежной, распределенной во времени. Непосредственно этот вызов обнаруживал себя в технологическом, в целом, в торгово-промышленном отставании России. Ощущалась этот вызов прежде всего в отсталости средств, которыми государство обеспечивает свою безопасность и осуществляет внешнюю политику. Отсталость армии, ее растущая неспособность противостоять противникам. Новый военный строй и новое оружие, для которого нужно развитие металлургии, а также необходимость выхода к морям, открытым мировому океану. Решение проблемы виделось правящему двору в заимствовании европейского опыта, европейских технологий и европейского образования. При Алексее Михайловиче начинается строительство армии по европейским канонам, идет приглашение иностранных специалистов и коммерсантов. При нем обретает в Москве новую жизнь немецкая слобода. Собственно, обучение у других народов и стран, заимствование их опыта процесс естественный и в ряде случаев совершенно необходимый. Но в ходе такого заимствование происходит то, что Ключевский назвал влиянием: «Влияние наступает тогда, когда общество его воспринимающее, начинает сознавать превосходство среды или культуры влияющей и необходимость у нее учиться, нравственно ей подчиняться, заимствуя у нее не одни только житейские удобства, но и самые основы жизненного порядка, взгляды, понятия, обычаи, общественные отношения». Внешним выражением такого подчинения своего образа мысли влияющей стороне стала погоня московской знати за европейским комфортом (балы, красавицы, лакеи, юнкера, и вальсы Шуберта и хруст французской булки – эмоционально адекватное отображение в исторически недавнем шлягере «расцвета 90-х»). Но увлечение комфортом, европейским театром и пр. суть внешняя сторона начавшегося процесса. Его сущностным содержанием был «отказ от старины», в данном случае это пренебрежение собственной историей, отказ от попыток искать в ней основания для решения актуальных проблем, соблазн легкости этого пути подражания, названного в свое время Шпенглером псевдоморфизмом. Внутренней причиной такой установки сознания было чувство «национального бессилия» (Ключевский), толкавшее на путь заимствования, подражания и копирования при сознании превосходства европейской культуры. Так или иначе, ризома западничества (вирус, модификация) вошла в общество через его верхний эшелон и начала постепенно разрастаться, проникая в те социальные группы, которые оказывались благоприятной почвой для ее роста. Отрицательный характер ее воздействия на общество заключался прежде всего в том, что она закрывала путь к поиску собственных исторически обусловленных средств развития. В таких условиях решение задач государственного строительства нередко принимало характер ситуативного реагирования. Под таким углом зрения можно видеть и реформаторскую деятельность Петра Ⅰ, принесшую ряд стратегических успехов в деле государственного строительства, но и оставившего после себя столь сложный комплекс проблем.
Западничество и образовательный процесс. Одной из социальных ниш интенсивного прорастания ризомы западничества, сохраняющейся и сегодня, стала сфера образования. С одной стороны, обращение к европейскому просвещению была необходимо для России, она должна была взять уроки естественно-научной, технологической и общественной мысли у более продвинутой на этом пути Европы. Однако, строго говоря, общественная мысль Европы могла дать России скорее отрицательные уроки. Речь идет не столько о самой возможности светского сознания, сколько о его содержании, которое должно было критически осмысливаться русским сознанием. Ключевым элементом европейского сознания эпохи восходящего модерна являлось привлекательное представление о самоутверждающемся индивиде, утверждающемся посредством разума, познания и практического действия. Оно до сего времени придает романтический ореол эпохе кругосветных плаваний и великих географических. Европейская философия давала глубокомысленное обоснование этому воззрению, поставив в фокус своего внимания познающего субъекта, взаимоотношение его разума и природного мира (космоса). Реакция на эту антропологию, на европейское учение стала столь же важной составляющей для русского мышления, осваивающего европейскую науку. Характерны в этом свете размышления А. Кантемира («Письма о природе и человеке»), называемого одним из первых русских просветителей 18 века. Это светские размышления человека, приобщающегося к европейскому (французскому) Просвещению и строящего для себя картину мира, в который он помещает себя на определенных условиях. Заметим, что ориентир на самоутверждающегося индивида, вносимый в русскую культуру, не соответствует ее архетипу, основанием которого общинное сознание и общинная личность, ограничивающая себя ощущением связи с целым. Этому самоутверждению европейского индивида можно задать вопрос: куда восходит человек? Что есть высшая мотивация такого восхождения? Ответ на этот вопрос эпохи Просвещения, предстает как разноплановый и многоцветный. Одна из причин «плюрализма» подобных ответов в том, что ста