Стиляги Опции

[Maja]

Еще до просмотра "Стиляг", я на сайте Эха Москвы прочитала посвященную фильму ветку. Народ на сайте собирается довольно зубастый, и уже после просмотра, я поняла, что фильм обсуждали по принципу «не замай» любимое. А любимым многими запахом ненависти к советскому несет от творения Тодоровского сильно, даром, что мюзикл.

Гармаш едет с фронта распевая веселую песенку «Человек и кошка плачут у окошка...» со всеми последующими моментами - «человеку бедному мозг больной свело@«@@ «доктор едет, едет, порошок целебный людям он везет». И, в общем, человек и кошка порошок тот примут, и «печать отступит и тоска пройдет».
Во всем фильме - это единственное грубое несоответствие песни тому, что происходит в кадре, но Тодоровскому виднее, зачем сопровождать сцену возвращения с фронта наркоманской песней. Такая невинная шалость, которую, кстати, на полном серьезе обсуждают как дефицит подходящей музыки.

В одной из первых сцен комсомольцы идут расправляться с оторвами-стилягами. Априори понятно, что положительные герои фильма - стиляги. Но КАК их показывает режиссер! Причем тут ограничение для просмотра детям до 14 из-за «Камасутры»? В первой же сцене показано подобие дешевого борделя в котором скачут девки, задирающие ноги так, что видно трусы. Это ТАКИМИ должны быть положительные герои? Ради ЭТОГО надо было снимать всю эту белиберду?

И главная героиня, кстати, про которую весь фильм говорилось, что она «ни с кем...» ну и так далее рожает в результате от любимого (белого) мальчика... негритенка. Объясняя это встречей с инопланетянином из США. Странное все же объяснение, особенно учитывая, что именно положительные герои задают «нормы» зрителям.

Недоумение вызывает сцена возвращения бывшего стиляги из Америки. «Там нет стиляг!» - объявляет он своему другу, немедленно впадающему в шок от этого известия. Режиссеру следовало все же как-то подготовить зрителя к такому развороту событий. Ведь к концу фильма уже сложилось устойчивое ощущение, что стиляга - это тот, кто хочет «пить, курить, по-турецки говорить». Какое ему, в общем, дело до Америки? Или в советское время все же были правы: джаз, а дальше родина? А Тодоровский радуется, что это и было правильно, стиляги хотели стать мировым (западным) авангардом (ну, не важно, что на самом деле отрепьем), а им не давали, вставляли палки в колеса (палок, правда, в фильме показано мало).

В общем, вот она культурная Африка (спасибо Герману-мл.) воплоти:

Скучный, затянутый мюзикл.

Положительные герои как младенцы радуются возможности предаваться разврату (минус интеллектуальные беседы, которые ведут похожие герои в фильмах Хуциева и др.).

Отрицательные герои - все советские люди. Похожи они на серые куклы, место которым в дешевом фильме ужасов.

Зрителям предлагается бурно радоваться тому, что с «тоталитарным» прошлым покончено.

Вот только, интересно, чему конкретно должны радоваться те, кто в советское время жил? Или все, по мнению, режиссера, должны хором проассоциировать себя со стилягами?

[Dimkos]

Вот теперь на все наше общество в предновогоднее празднество излили это действительно многослойное и действительно неоднозначное действо.
Впрочем, неоднозначность его понятна интеллектуалам, а «товарищи без рефлексии» должны увидеть только одно: серые одежды и такие же серые лица людей, у комсомольцев так и лишенные напрочь всяческого индивидуального содерджания.
Это называется «постмодернистское письмо»: для посвященных и для тех, кто посвящен не был…

Мне кажется, что по другим основаниям у Тодоровского два адресата. Во-первых, либеральная интеллигенция и в особенности те, кто были стилягами. Во-вторых (и это в каком-то смысле самое важное), молодежь современной России, «страны, пережившей коммунизм». Именно для этого адресата фильм сдобрен соответствующей музыкой: "Восьмиклассница", "Человек и кошка", "Шаляй-валяй" и т.д. Привлечение внимания этого адресата.
Молодежи, в конце итогов, предлагается выбор: с кем быть? С серой массой строителей коммунизма или с яркими, индивидуальными, незашоренными, самовыражающимися, ищущими себя в этом сером мире милыми «дивчинами и парубками».
Проще сказать, Тодоровский ставит вопрос: кто вам милей – коммуняки (показанные специальным образом как частички мегамашины Мемфорда) или стиляги.
Коммунизм или гламурное шмотье? – вот в чем вопрос.

И этот стук партами, и уличающая песня "Скованные одной цепью, связанные одной целью".

Это по-моему Тодоровский приемчик слямзил у фильма «Стена» с саундтреками группы «Pink Floуd». Да и не только это использовал – вся эта серая масса людей, движущаяся в больших потоках народа – прием, адресующийся к достаточно большой киношной традиции.
Справедливости ради надо сказать, что фильм «Стена» критиковал не советскую диктатуру, а западную. Диктатуру развитого западного демократического общества…

Так что мне кажется, что фильм очень не однозначный...

Ну я уже сказал. Фильм с многомерным письмом (постмодернистским). Интеллектуал и впрямь видит и цепляет неоднозначность, он умеет ее читать, он располагает ннеобходимыми матрицами прочтения, а не-интеллектуал (простой молодой работяга с завода или студент ПТУ или даже какого престижного провинциального вуза) будет прочитывать иначе.
С неоднозначностью-то, о которой Юрий говорил, я вполне согласен. Более чем. Но она встроена в многоадресное постмодернистское письмо. И это уже в чем-то более серьезное оружие, чем если бы это был прямой и отвязный какой-то наезд на "бараки и коммуналки".

И любопытно, что хотел сказать Тодоровский фразой, вложенной в уста отца Фреда, перед отправкой сына в Америку: "Я хочу чтобы ты понял, это не увеселительная поездка, это ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ ПОСВЯЩЕНИЯ"

Первая ступень посвящения…
Инициация? Тогда в кого? Видимо, в того, кем в итоге Фред становится. Он предает мир стиля ради поездки в США и дипломатической карьеры. Отец его покупает через предложение этой партии сыну.
Так обеспечивается посвящение в тайны того, что стиляги – это полное фуфло, нужное для разбазаривания своей энергии, на ее диссипацию из содержательного русла в формальное (стилевое, стильное). Посвящение в азы управления обществом элитой? Может быть…
Посвящение в новую власть… Не дворово-бродвейскую (власть над стильным бродвейским, но все же плебсом, падким на все заграничное), а в политико-игровую… В участие в политической игре. Ведь едет парень не на Кубу, а в США, и это уже много. На таком развороте начинать карьеру – это да. Яковлев в Канаде посольствовал, а что значило состоять при советском посольстве в США?
Это было ведь сопряжено с возможностью участвовать в большой игре между США и СССР.
Чтобы сесть за этот стол большого преферанса, Фрэду нужно было избавиться от этих мальчишеских комплексов хождения по Бродвею и эпатированию рабочей публики…
И это посвящение открывает перед ним новые тайны. Черт его знает, сел ли он за стол большой политической игры, или только подавал бумажки и чернила на третьесортных переговорах, но какое-то новое знание он обретает - Фред говорит Мэлу: там нет стиляг…
Мэл недоумевает: Но мы-то есть…
Они-то, конечно, есть, но они – это постмодернистский мусор, это симулякр того, чего даже и нет. Это очень крупный симулякр. И этот симулякр московскую элиту и московскую интеллигенцию внутренне подтачивал.