Apocalypto навсегда Опции

[petr]

Макс Рокатански по прозвищу Безумный оказался не так прост, да никогда таким и не был. Я всегда чувствовал некую недосказанность в том образе. Мне всегда хотелось его усложнить, и я видел в нем не простого парня, мстящего за убитую семью, но героя, в котором, видна некая осведомленность о прошлом и будущем, скрытое, мучительное порой для его обладателя, знание. Безумный здесь есть синоним харизмы, знания и их бремени. Даже намека на это, пожалуй, не было в других работах Гибсона. Все его герои были прямолинейны, если не сказать туповаты, поверхностны и были каким-то образом вписаны в окружающий мир и спасали в нем себя и других. А прием с гибелью семьи и последующей местью был многократно использован отчего потерял свою напряженность.

Мэд Макс же как будто и не хочет спасаться или ввести за собой людей, да он и не знает куда; точнее он знает, что куда не приведи все кончится тем же; он знает нечто, что заставляет его не дергаться, а уныло созерцать и доверять лишь своему оружию. И Макс Рокатански не просто герой-одиночка, спасающийся в экстремальных обстоятельствах, чтобы выжить. Нет, декорации совершенно другие и они меняют все. Он выброшен в некий пост-мир, где для человека нет места и он уподобляется животному: сбивается в стаи или как может выживает в одиночку; где экстремальные обстоятельства - это все вокруг; где царит хаос и каждый сам за себя; где он и пытается выжить и притягивает к себе, совершенно к этому не стремясь, таких же выброшенных людей. А разрозненные фрагменты, артефакты погибшей цивилизации терзают людей догадками о их прошлом и будущем. И тот, кто еще помнит картины прошлого, становится здесь прорицателем и вождем, ключом к будущему.

Тайна прошлого, тайна катастрофы - вот, что проходит красной нитью через все части Мэд Макса; и эта тайна такова, что совладать с ней могут лишь сильные духом, такие как герои Гибсона, но, открывшись им, она словно губит их для мира людей и гасит в них всякий свет и всякую надежду, лишает иллюзий и грез. И ее Гибсон как будто пытается приоткрыть своей последней режиссерской работой.
Для меня своим фильмом Гибсон пытается сказать, я снова Макс Рокатански и я расскажу вам о прошлом, и, возможно, о будущем. В фильме в сценах в Городе даже промелькнет милая цититатка из Безумного Макса - карлик за спиной у здоровяка.

Вряд ли стоит говорить о достоверности изложения в фильме. Однако, использование Гибсоном в своих фильмах оригинального языка и отказ от приглашения звезд говорят о непростом авторском замысле и выгодно отличают его режиссерские работы от разных голливудских сказок по мотивам исторических событий.

Хочу рассказать о привлекших мое внимание моментах и эпизодах фильма Апокалипто, предполагая что читатель смотрел картину.

Начало фильма представляет собой идиллическую картину жизни деревни и ее обитателей. Все - так, как должно быть: мужчины охотятся, их жены рожают детей, старикам почет и уважение. Все очень красиво, дружно и весело; они одна большая семья. Царит гармония, мир, счастье и во всем этом есть и правильность, и подлинный смысл. Все идет своим чередом. И в этом есть действительно и правда, и красота, понимания которых подчас и не встретишь у современных племен (я здесь про нас с вами). Все они красивые, уверенные, что так и должно быть, если не сказать счастливые, и кто совсем этим спорит.
Но все это слишком хорошо. И Гибсон говорит, что они потеряли чувство опасности, чувство страха, слишком поверили в свой правильный рай и, хотя они не погрязли в разврате и разложении, а напротив чтят семью, детей и стариков, сохранили в себе человеческий дух, он все равно подводит их к смертельной угрозе. И в этом есть даже нечто шокирующее.
Вы должны слышать своих сторожевых псов, говорит им и нам Гибсон. И их слышит тот, кто ранее почувствовал страх, исходящий от племени, что они встретили в лесу, и кто занес в себя его семя - герой по прозвищу Лапа Ягуара.

«Раз уж ты встал, то убей эту собаку», - этими остроумными словами девушки, которая сладко нежится в лучах утреннего солнца, обнимая ребенка, заканчивается идиллия и наступает ад.
Собака кричит, потому что кровожадные враги уже здесь. И Лапа Ягуара первым это понимает и бросается спасать семью, пряча ее в пещеру, как будто уже заранее все предвидел и продумывал на случай беды.
С кадров, когда в деревню врываются жестокие захватчики, не покидает ощущение (возможно, заложенное на генном уровне), что это уже где-то было и не так давно. И не было ли таких деревень в Беларуси, России, Украине в 41 году. Мы знаем, что были. Действительно, ощущение апокалиптичное возникает, хотя за ним нужно идти, конечно, не к Гибсону, а к советскому военному кинематографу, но в этом, несомненно, больше откровения, чем в летящем на землю метеорите.

Я спокойно отношусь к боевикам и ко всякому экшну, а потому и не согласен причислять Апокалипсис к подобным фильмам. Да, в фильме использованы вполне привычные приемы и схемы, но картину они рисуют совсем другую. И кому-то он покажется очередным боевиком на историческую тему, но только не мне и, когда Лапа Ягуара убивал, уже в конце фильма, в лесу одного за другим своих преследователей, я едва сдерживал себя, чтобы не выкрикнуть на весь зал «Сдохни, фашистская гадина!»
Сам образ Лапы Ягуара совершенно не брутальный и не односложный, и в настоящем классическом боевике он бы вряд ли смотрелся. Лапа Ягуара - Избранный, он отмечен некой невидимой печатью, возможно печатью страха, который он увидел в начале фильма. От гибели на алтаре его спасает солнечное затмение, которое было предсказано ранее больной девочкой. Он обладатель некой сверхчувствительности, которая открывает для него недоступные для других слои восприятия. Вместе со страхом он видит будущее, он чуток и слышит лай собак, в то время как другие спят, так что это не Трудная мишень.
К тому же Лапа Ягуара молодой отец. Он спешит обратно в деревню вызволить свою семью из ямы и, убивая, он, скорее, не мстит, а устраняет препятствие на пути к новой жизни, его и своей семьи. Во многих прошлых фильмах Гибсона как актера, сюжет был до примитивизма прост: его жену и детей убивают, за что он и мстит убийцам весь фильм. Здесь уничтожена вся деревня, убит отец, но жена и дети Лапы Ягуара спаслись и в конце фильма они идут искать новую жизнь. Может Гибсон хочет сказать, что не надо ждать пока придут байкеры-убийцы или кровожадное племя, а потом мстить им за погибших близких, и надо уходить отсюда в лес искать новую жизнь.

Главное, на мой взгляд, отличие этого фильма от других с аналогичными названиями так это то, что в то время, как прочие уже надоели своими катастрофичными видениями из будущего, Гибсон говорит, ребята, да все уже было раньше и не один раз, а может быть где-то происходит и сейчас.
Гибсон показал Спилбергам и прочим, что конец придет не из космоса и не от зараженных животных, а из соседней деревни. Сам посыл двух подходов разный: условный Спилберг говорит, что космос несет беду, надо строится здесь под сильнейшего и Том Круз (или кто там еще) спасет; а Гибсон говорит: искать новый мир, вперед в космос, за пределы, здесь никто не спасет, а будет убивать во имя своего спасения.
Во всяких Безднах и Армагеддонах человечество предстает как некая единая общность перед лицом всеобщей угрозы, или есть нация, страна (догадайтесь какая), которая от лица всего человечества, вся исполненная своего демократического мессианства будет спасать мир от гибели, а ее президент обратится к марсианам «мы, земляне...».
Гибсон говорит, что человечество ни фига не единая общность, никогда ей не было и вряд ли будет. И что единство человечества только так и насаждается в мире - с помощью насилия, поглощения и завоевания. Такой вот глобализм.

В фильме Гибсон не спасает от катастрофы; он не говорит, вот сейчас спадет волна и мы снова заживем. Отдадим последние почести погибшим, поставим памятник, постоим со скорбными лицами, пройдемся со свечками по городу - ведь это так красиво, правильно, цивилизовано и по-граждански, что умиляешься и начинаешь себе нравиться. А потом снова жить как и прежде. Это было бы слишком просто: зрители бы поволновались, потом бы облегченно вздохнули в конце и сказали: Фуф, мы спасены, а то уж думали всё... Нет, он спасает лишь одну семью с детьми ради нового мира, а не прежнего. Прежнего не вернуть; тот мир ушел, как сладкий сон и больше не вернется, - собаку нужно было слушать...
Спилберг нас пугает: не пойдешь к Крузу и мир кончится, потому что, блин, метеорит, бездна и прочая неприятность.
Гибсон: нет, мир просто заканчивается для одной сожженной деревни, для одной погибшей цивилизации, а планета как была так и будет и такое отмирание, пусть и чудовищное по форме, есть нормальный исторический процесс, который уже происходил не раз.

О некоторых скрытых посылах еще можно было бы сказать, что режиссер опасается стремительной латинизации Северной Америки и исламизации Европы, но это слишком на поверхности. Гибсон если и говорит об этом, то пытается смотреть в корень этих процессов и видит там агонию отмирающего мира. Гибсон показывает индейцев как умирающую вырождающуюся цивилизацию. Не случайно достаточно четко обрисован сын военоначальника - слабый, безвольный, трусливый, если не сказать недоразвитый. На базаре военоначальник говорит покупателю пленных «торгуйся с моим сыном», но тот молчит и он продолжает сам. То есть жестокие индейцы-захватчики тоже обречены. Получается, одни счастливо нежатся в объятиях ближних своих и не слышат крика своих сторожевых псов, другие зажрались, обнаглели, отупели и опьянели от насилия и жестокости, другие деградируют и не ровня своим пусть и кровожадным отцам. То есть Гибсон показывает упадок, и кому он это говорит? Уж явно не индейцам. А ведь что несли с собой конкистодоры помимо меча? Католическую веру. Новую веру, которую они здесь насадят по всей Южной Америке. А сейчас какая из религий на подъеме и из которой так и прет пассионарный дух?

Сцена в Городе во время жертвоприношения на пирамиде мне представляется одной большой и блестящей метафорой, которой режиссер пытается показать нам модель мира современного и мира вообще, в любые исторические периоды.
Обряд жертвоприношений есть не только некий религиозный акт, но и массовое зрелище. И мы видим толпы жителей Города у подножия пирамиды, проводящие свой день милым развлечением в виде массовых публичных казней. Массовое зрелище во все времена было рядом с жрецами и верховной властью, и через некую мистичность своего действия оно восходит к обрядам жертвоприношения. Массовое зрелище, будь то жертвоприношение или футбольный матч, символизирует единение в момент совершения зрелища правителя и народа и их богов, утверждение власти правителя этим зрелищем, получение им нового знамения свыше для новой легитимности в глазах народа.
И подобный Город мы уже видели и в том же Безумном Максе с его Куполом грома, в котором сражался герой. А Рим и Колизей с боями гладиаторов?

И сегодня у нас есть и Рим, есть боги и жрецы, есть и каналы связи (во всех смыслах: CNN, Euronews, пр.), соединяющие паству и жрецов, транслирующие зрелище в прямом эфире, запрограммированные своими древними прообразами в поисках зрелища (жертвоприношения, а то есть жертв, страдания и смерти), которое, ища, и находят, а Колизей здесь - весь мир.

Для ублажения каких богов катятся эти головы с пирамиды? Не богов ли демократии?
Эти кучи чернеющих трупов - не те ли что каждый день десятками появляются в Ираке?
А это маленькая распухшая зажравшаяся детинка на пирамиде - не наше ли это общество и вся западная цивилизация?
А тот жрец, смеющийся над одураченной толпой и дивящийся своей ловкости, с которой он обращает в свою пользу солнечное затмение - не образ ли это современного дельца от политики?

Я не знаком с позицией Гибсона по войне в Ираке и по другим вопросам современной политики, но именно таким образом мне видится сцена с Пирамидой: умирающая опьяненная цивилизация, которая еще пожирает в последних конвульсиях другие деревни и приносит сакральные жертвы своим богам, но каравеллы уже плавно качаются волнами на подступах к их миру.

И Гибсон, если он вообще хотел фильмом как-то описать современный мир, раскрывает здесь этой пирамидой, в том числе и феномен телевидения, показывает его прообраз, и его истинное предназначение.
Современные теле- и радио- информационщики оправдываются, говоря «ну, мы же ищем события, мы не можем говорить ни о чем, и если произошло нечто мы не можем о нем не говорить». Но разве самим своим поиском мы не взываем то, что ищем к жизни. Сравните: «Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали - и они родились». Это Лермонтов. А вот Ницше: «Познавая нечто в человеке, мы в то же время разжигаем в нем это, а кто познает лишь низменные свойства человека, тот обладает и стимулирующей их силой и дает им разрядиться».

Все это, в сущности, старо как сама цивилизация Майя, старо как мир. И в этом смысле Гибсон совершенно ничего нового в своем фильме не открывает, он просто пробивает слой жирных румян сегодняшнего мира, отодвигает в сторону все эти отвлекающие маневры инопланетных вторжений и злостных метеоритов-убийц, и вопрошает: Ничего не узнаете? Вы считаете себя высокоразвитой цивилизацией? Так уж были такие, и чем вы отличаетесь? А что 65 лет назад вы таковой себя не считали?

Фильм Гибсона не для мальчиков и девочек, жующих поп корн, и очарованных крутизной своих кино-сверстников спасающих мир. Фильм Гибсона говорит, что перед этими мальчиками и девочками может разверзнуться пропасть ужаса и для крутизны уже не будет места. А о тех мальчиках и девочках, которым эта пропасть когда-то открылась, нужно смотреть не Гибсона, а советское кино о войне.

Завершая фильм или, скажем, перелистывая последние страницы последней главы Книги - Откровения Иоанна Богослова - герои фильма идут в лес искать новую жизнь, как говорит главный герой. Книга закончена. Что дальше?
Лапа Ягуара с семьей идет в лес искать новую жизнь. То есть Гибсон говорит о трансцендировании человека, об открытии им новых возможностей для жизни. Он говорит о новом мире, о новом христианстве, о новых катакомбах (лес), о новой Книге, которая откроет человечеству новые главы его жизни, наконец, о новом Христе. И сразу вспоминается Блок с его «венчиком из роз». И жена Лапы Ягуара рожает второго их ребенка в глубокой пещере под водой (катакомбы, хлев), рожает для новой жизни.

На мой взгляд, Гибсон нарисовал некую универсальную картину миру, где подставьте под цивилизацию Майя, индейцев, конкистадоров что вам ближе и вы не ошибетесь: Россия, Америка, Европа, террористы, фашисты, Рим и варвары, Рим и христианство, Россия революция, коммунизм; и можно долго жонглировать всем этим и при этом оставаться в рамках одной универсальной схемы, у которой есть свои полюса: либо цивилизация погибает (поглощается другой) и на руинах строится победитель, либо они взаимопоглощаются, смешиваются и создают нечто новое, либо цивилизация сражается, трансцендируется и открывает свою новую жизнь.

Что касается неких символов, которые могла бы быть интересны для нас, для России, то они здесь несомненно есть.
Конечно, же Россия здесь, к сожалению, просматривается в образе той несчастной деревушки, на которую также периодически совершают разного рода набеги плохие парни из соседнего Города, находящегося впрочем уже на излете своего могущества. И всем нам угрожают каравеллы с конкистодорами. Уж кто такие конкистадоры додумайте сами - кому как по вкусу. Назову их марсианами.
И тут возникают следующие важные для нас вопросы: Слышим ли мы своих сторожевых псов? Есть ли они у нас вообще? А вместе с ними и часовые на постах?
Или нам нравится нежиться в постельке?
Но так в той деревне хотя бы был мир и любовь и общность, а у нас-то нет и этого.
Ну и, наконец, главный посыл - это искать новую жизнь.

И еще снова о Безумном Максе: над нами, над Россией, так же веет тайна гибели наших прошлых цивилизаций, мы также живем на руинах наших прошлых империй среди их фрагментов и артефактов слепленных в нашу современную страну, так же вдоль трубопроводов, но есть ощущение что желания узнать, понять тайну катастрофы совсем у нас нет, как будто это замалчивается. Ведь это не просто так в течение 70 лет рушатся две супер-державы Российская империя и СССР. На то должны быть некие фундаментальные причины, заложенные именно что где-то давно в какой-то скрытой точке, в которую нам надо вернуть как в фильме "Назад в будущее" и изменить ее. Если причины не выяснены, то и не устранены как новая угроза.

В фильме есть замечательная фраза, по памяти: "В этом лесу я охотился со своим отцом, а мои сыновья будут охотиться со своими". Не эти ли слова должны мы сказать перед лицом врага?

И еще в фильме Гибсон, сам из многодетной католической семьи и отец семерых, кажется, детей, не просто спасает одну семью для новой жизни, он придает семье сакральный смысл. Сразу и не вспомню другого такого фильма после просмотра которого возникает желание завести семью.

Был ли Мэд Макс капитаном Уокером, знает ли он тайну прошлого и где находится город будущего или он обычный хороший парень и больше ничего?

Не знаю, но таково мое видение картины Мела Гибсона «Апокалипсис».

В любом случае, не могу не сказать напоследок слов благодарности создателю фильма. Молодец Mad Max. Так держать, старик.

petr.