Смыслы в советской культуре Опции

[Tapa]

Вадиму, Умнику и всем, кто хочет присоединиться к разговору.
Итак, было предложение о кино говорить отдельно. Нет вопросов. Развивать дальше тему советского кино на ветке «разрушителей» - неверно, поскольку, хотя она появилась там отнюдь не случайно, но тут же стала обрастать животрепещущими для каждого подробностями. То есть приобрела характер самозначимой и «перетягивает на себя одеяло». Только предлагаю чуть шире сформулировать - «Смыслы в советской культуре».
И еще. Мне кажется, тема чрезвычайно важна - не для того, чтобы обмениваться впечатлениями по любимым и нелюбимым фильмам, а чтобы понять, как именно произошло со страной то, что произошло.
Может быть, отношение к самому факту произошедшего, как к трагедии своей страны и собственной трагедии - единственное, что нас объединяет. А все остальное: культурные предпочтения, идеологические пристрастия, жизненный опыт (профессиональный, социальный, экзистенциальный), тип эмоционального восприятия - скорее разделяет. Или, точнее, затрудняет диалог.
Но я уверена, что при всех трудностях диалога, он может быть продуктивным.

[Tapa]

Итак, дабы не вводить в заблуждение пассивно-присутствующих, вернемся к нашему спору о кино, начатому на соседней ветке.
Фильм «Интервенция». Напоминаю, все началось с того, что в ответ на мое утверждение, что к 70-м годам был исчерпан «язык революции» и «красные» смыслы, а заныривать на глубину ради их обновления желающих не было, Умник сказал, что это не так. В пример привел «Интервенцию», назвав ее «предельно коммунистической». Я, поскольку убеждена, что глубинное неблагополучие советской системы и отражалось в явлениях культуры, и подпитывалось ими, стала показывать те несостыковки, которые доказывают, что «Интервенция» - плохой пример. Точнее, пример, подтверждающий мою, а не умникову правоту. Говоря, что данный фильм никак не «предельно коммунистический», я обращала внимание на его неслучайный жанр. Мои же партнеры по диалогу такую характеристику, как жанр, просто отбрасывают, для них обоих, как я чувствую, определяющим является сюжет - о чем фильм, какие герои положительные, а какие - отрицательные. И, наверное, так же думают и смотрят фильмы многие.
Но мы же не впечатления от кино собирались обсуждать. Разговор был о крушении социалистической идеи, о том, что она к какому-то моменту изжила себя в СССР. Во всяком случае, культура - это моя позиция - уже не способна была утверждать коммунистические ценности. Это, в общем-то, естественный процесс - старение и переоценка ценностей в ходе истории. Ведь жизнь всегда расшатывает идеал. Если же кто-то хочет некий идеал восстановить (или укрепить), это возможно. Однако не легкой ценой. Да и не гарантировано. Как там было?
Когда потеряют значенья
Слова и предметы,
На землю для их обновленья
Приходят поэты.
Полагаю, «голгофский» подтекст этих строк понятен.
Так вот, моя-то мысль была в том, что для реанимации коммунистической идеи необходима была работа по ее ГЛУБОКОМУ переосмыслению. ДООСМЫСЛЕНИЮ. Это могли делать художники (литература, театр, кино), а марксистско-ленинские философы просто обязаны были делать. Но именно на этом направлении общественную мысль прессовали особенно сильно во все годы. А в 70-е возник консенсус между творческой интеллигенцией и властью. Творческая интеллигенция, переболев в «оттепель» последними детскими болезнями «левизны» и получив дозу касторки, занялась собой и «вечными проблемами» (а отнюдь не проблемами социализма). Время от времени выполняя заказ на «тематику», но в строго ограниченных рамках. Консенсус же был в том, что обе стороны делали вид, что это для них серьезно, но серьезно не было.
Это была общая ситуация эпохи. В Курчатовском институте напротив бухгалтерии сотрудники вывесили плакат: «Если вы думаете, что вы нам платите, то можете считать, что мы работаем». Все смеялись. Ну, как же, «физики шутят»! Чуть позже, правда, кое-что, сделанное в этом институте, кое-где рвануло...
И это, как и то, что «рванул» Союз, по большому счету - и в высшем смысле! - не случайность.
Так вот, возвращаясь к «Интервенции». Подать революцию как всеобъемлющее варьете - очень в духе времени (Бахтин и т.д.). Нельзя о ней (революции) говорить серьезно. Она - картонная, это все - декорации. А о чем можно? Например, о себе, о творческом человеке, стоящем перед выбором. «Гул затих, я вышел на подмостки...», - тот же Высоцкий в «Гамлете».
Так что я полностью отвергаю трактовку фильма как «коммунистического», но принимаю доводы о возможной неслучайности приглашения Высоцкого на роль. Если же изначально и не было такой задумки (давать полномасштабного героя посреди балагана), то коли уж так «масть легла», никакой вменяемый режиссер ломать хорошее не станет. Высоцкий - находка. Режиссер ведь не планомерно заговор осуществляет, а снимает фильм в русле смеховой культуры. Но, может быть, это действительно продуманное решение, и Полока изначально вел к такому концу.
Вот только про что этот конец? Про революцию? Это драма революции? Оставьте. Это - ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ драма. Революционный сюжет - повод, декорация, на фоне которой можно сказать о человеческом выборе, о выборе художника, о СИТУАЦИИ ВЫБОРА. И уверяю, для режиссера в 1967 году такая экзистенциальная проблематика была куда актуальнее, нежели какая-то там набившая оскомину «р-революция!». А хороший режиссер всегда будет снимать про то, что греет душу. Если нельзя сказать напрямую, то эзоповым языком. Также и хороший актер всегда будет играть про то, что он знает, «подкладывая» свое личное, выстраданное, под вымышленную ситуацию.
Итак, после нашего плодотворного обсуждения мой «вердикт» :)*. Режиссер говорит: «Вам хочется песен? Их есть у меня! И для вас, идиоты, и про себя, любимого. Которого вы, суки, пытаетесь загнать в строй, прельщая «пляжами и вернисажами». Но я - художник и Человек, и я, кажется, все-таки выберу «деревянные костюмы», то есть скажу вам все это, и пусть фильм лежит на полке!».
_________
* «:)» относится к самому слову «вердикт».


Теперь, что касается фильма «Свой среди чужих...».
Ну, что, Вадим, пересмотрела. Напрасно Вы меня ввели в сомнение. Я подумала, не снобствую ли и - надо поглядеть. И что? Да ничего. Правильнее всего было бы на этом и закончить. Но, «раз уж у нас такой культпросвет пошел» :)...
Разумеется, вестерн. Нормальный, классический в смысле жанра. Не первого разлива - все ходы взяты напрокат. Естественно, есть советская специфика. А как Вы хотели - «дикий запад» один к одному?
Вы говорите, что не вестерн, т.к. у героя есть идейная платформа, и он предъявляет ее в неких диалогах? А с каких это пор вестерн - только стрельба? Когда только стрельба - это плохой боевик. Все классические вестерны несут в себе изрядный заряд идеального, идеологического.
Возьмем каноническую «Великолепную семерку». Герои не только защищают слабых, но еще ведут мировоззренческий спор: стоят ли эти «слабые», эти покорные крестьяне того, чтобы за них умирали? Честно сказать, они решают философский вопрос довольно высокого ранга (в отличие от положительного героя Богатырева, чуть снисходительно изрекающего прописные истины перед героями менее положительными). Лишь один из «семерки» воюет в расчете разбогатеть. И когда он, умирая, просит, чтобы ему открыли «тайну»: дескать, погиб он не за какую-то там грязную деревню, а за золото, ему говорят: «Да», - из сострадания говорят, но тем самым лишь подтверждают осознанность своего, не корыстного, мотива. Так ведь?
Когда другой герой компании «выбывает по любви», остается с деревенской девушкой, что говорят ему товарищи? Что-то в том смысле, что это на самом деле здорово - простая жизнь, жена, дети... То есть, что есть некая тайна жизни, некий идеал, может быть и более высокий, чем то, чему они себя посвятили. Для них не доступный. Но ради которого они готовы погибать. Потому что они - это американский вариант странствующих рыцарей.
Вестерны - воспевание героического этапа американской истории. Ну, или его конструирование, как хотите. Американский кинематограф в создании этого национального миф преуспел, и декаданса тут не проглядывается.
Что у нас? Аналогичным героическим этапом советской истории являлась для культуры революция (гражданская война). От «Оптимистической трагедии» и далее, со всеми остановками. Т.е. от героического жанра через психологический, романтический - к вестерну. Как-то так. В такой цепочке в принципе не заложено понижения. Но на деле оно происходило: фильмы о революции становились все более выхолощенными. Были и исключения. Например, «Белое солнце пустыни» - вестерн, не только блестящий по форме, но и абсолютно не пустой по содержанию.
Вы, Вадим, утверждаете, что фильм Михалкова войдет в «золотой фонд». В Ваш личный - сколько угодно. Но уже в мой - нет. И я могу объяснить почему, отталкиваясь от Ваших же доводов. (Ну, не зря же я его посмотрела! :) ).
Итак: советский вестерн и в нем герой говорит о марксизме - это нормально. О чем он должен разговаривать, как не о марксизме? Это же про революционную борьбу, должно быть идейно выдержано (и был бы Михалков не Михалковым, если бы поперек батьки в пекло лез), однако, на мой взгляд - никаких «шаг вправо - шаг влево» и уж тем более вглубь со стороны режиссера.
Вы указываете на два марксистских «внушения», которые герой делает по ходу сюжета. Но я вижу, что режиссер скользит по поверхности. Когда действительно хотят затронуть тему, ее не так затрагивают. Герой Богатырева (не помню имени) изрекает некую банальность по поводу «баев» (это могло бы быть и не банальностью, но сделано так... небрежно...), а «дыкий человек»-Райкин в это время прыгает и гримасничает в зарослях конопли, изображая азиата... Это серьезно? Это молодому Райкину нравятся собственные гримасы, он так понимает мастерство и рвется его продемонстрировать. А Богатырев считает, что он так обаятелен, что может просто проболтнуть некий текст - и уже «в дамках». И режиссер так считает, потому что ему по-феньке вся эта идейность, от которой Вы, Вадим, так балдеете. Он уже снял старую карету, катящуюся в овраг и воображает себя конгениальным Эйзенштейну с его коляской, катящейся по лестнице. (И, кстати сказать, потратил несметно кино-времени на эти первые беззвучные кадры, а надо еще столько красивых лошадей, красиво скачущих по степям, отснять... и снова карету...ну, чего тут развозить кашу по грязному столу, сойдет и так!)
Вот это и есть небрежность, показывающая, что именно важно, а что - нет.
Вторая из названных Вами сцен, тоже мировоззренческий спор о богатстве. Богатырев и Кайдановский. Что-то там Богатырев бросает про «даже Бога», который «не любит жадных@«@@ На мой взгляд, это за рамками серьезного обсуждения. Потому что плоско, элементарно по мысли и не о-своено, не о-внутрено актером. Мысль - сама по себе (вне подачи) - вообще редко работает. Это должна быть тогда уж экстраординарная мысль, взрывающая сознание новизной. Если же она заезжена (а кто в СССР не знал, КАК надо относиться к богатству?), если она уже, повторяю, прописная истина, она требует переосмысления, Брехт говорил - «остраннения». Сделать привычное, то есть почти не воспринимаемое - странным, новым, заставляющим задуматься.
Сказать, что фильм обновил смыслы, которые к тому времени были затасканы, никак не могу. В результате я, зритель без нравственных перекосов (т.е. не считающий, что богатство для избранных, «деньги на одного» - это правильно), тем не менее, ЗАПОМИНАЮ не хорошенького Богатырева, а более личностно-убедительного Кайдановского. Когда он кричит: «Господи, ну почему..!». Кайдановский не может переубедить этой «своей правдой» - экспозиция мала, никто ему не предлагает развернуться на данной теме (да и не хочет этого режиссер, нет такой задачи),вообще идет игра в поддавки - но в память-то западает именно этот актер. А положительный герой - мил, но не интересен. Возможно, Вам - интересен, а мне - нет. И я повторяю, почему именно. Потому что тут все предсказуемо. Я-зритель уже поняла по тому, как все построено и играемо, что герой Богатырева - ну очень положителен, безвинен как Авель и одержит верх во всех схватках, в том числе - идеологических.
Идейно - идет игра в поддавки, т.е. следить я могу только за мелькающими кадрами: ограбление поезда со скачками вперемежку, банда по классическому (нашему, а ля Махно) образцу, обрывы и стремнины, стрельба из тяжелого оружия от пуза, нехороший герой, бегущий с саквояжем сокровищ под мышкой... Все известные ходы, все штампы налицо - вестерн, советский, но...
Кстати, позиция, высказанная ротмистром-Кайдановским (насчет того, что поделить богатство на всех - все равно невозможно и глупо) стала чрезвычайно модной как раз в середине 70-х. Михалков как бы никакой фиги в кармане не держит, никаких подкопов не осуществляет, идеологически все выдержано (хотя выдержано - еще не значит сильно и убедительно, и сразу возникает «почему?»). Однако такие легкие, но запоминающиеся вбросы, ложась на подсознание, потом перекликаются с услышанным в беседе, с собственными наблюдениями над жизнью...
Я, конечно, не хочу стать записным разоблачителем и надругаться над чистотой зрительского восприятия, но все же вынуждена зафиксировать, что я лично ни на грош не верю во всю эту михалковскую романтику. В ее искренность. Может быть, потому что твердо помню, что в то время невинность могли еще сохранять зрители, но никак не создатели фильмов. И «белая» тема уже явно и очевидно манила творцов.
Что еще сказать (какую гадость :))))? Обратило мое внимание, что Михалков даже не трудится сделать убедительной и психологически развить заявленную тему: «свой среди чужих, чужой среди своих». Название звучное, но «нерва» этой темы нет, она проходит таким уж пунктиром, что дальше некуда. Я лично не увидела, что герой стал «чужим», и не поняла, как это он оказался «своим».
Да, друзья допытывают его об обстоятельствах, и один очень громко мучается, демонстрируя неверие. Потом якобы его везут расстреливать. Я и в это не успеваю поверить, как герой осуществляет свал. Так что версия о расстреле - на его совести. А через день уже все знают, что он невинно оклеветан, и «чужим» для своих он не является. Оказавшись в банде, он что спрашивает у ротмистра? Про «их» человека в ЧК. И грозится убить. А тот, что отвечает? «Нет, ты меня теперь беречь будешь, потому что только я знаю, кто наш человек у ВАС в ЧК». То есть однозначно, что ротмистр понимает, что именно делает герой в банде. Да и брат-негодяй, по-моему, не заблуждается на сей счет. То есть небезынтересной коллизии со «своим - чужим» всерьез нет, а есть лишь обозначение. Но для вестерна сойдет - были бы погони.
А вот что есть, что действительно убедительно играют актеры (прекрасные актеры!) - тема дружбы. Причем, той, которую уже нельзя вернуть, которая осталась в неком былинном времени Гражданской. Это им удается. В фильме, на мой взгляд, две очень интересные актерские работы (кроме, и даже более, Кайдановского) - это Солоницин и Пороховщиков. Ими очень точно сыграна тема «под подозрением каждый» - как зародыш коллизии будущей, сталинской, эпохи. Причем буквально двумя штрихами. Герой Пороховщикова сообщает, что сам ночью был в кутузке, где убит свидетель, после чего идет к бочке - умыться. Нагнувшись над водой, чертыхается сквозь зубы, - казалось бы, ничего, но вдруг становится однозначно ясно, что не он - убийца и предатель. Мы, зрители, это уже поняли, а нач.ГубЧК (Пороховщиков) еще нет - он еще НЕ кинул коробок, НЕ проверил друга на леворукость. И он УЖЕ НИКОГДА не будет доверять своему человеческому чутью.
Ну, и напоследок, дабы не создалось впечатления, что я все предаю поношению, могу сказать, что «Пять вечеров» того же Михалкова считаю замечательным фильмом. Вот он может войти в «фонд».

P.S. Кстати. Вот тут у нас на киноклубе был просмотр фильма «Колыбель будет качаться» Тима Роббинса. Может, вы его видели, а если нет - то сейчас это не проблема. Было бы интересно Ваше, Вадим, впечатление, поскольку фильм о классовой борьбе (хотя американский и с задействованием мюзикла). Мнения левой аудитории после фильма разделились. Можно пообсуждать на форуме киноклуба. А идея смотреть в ближайший четверг «В огне брода нет» просто-таки появилась в связи с нашими здесь спорами. Мы задумались, как теперешними глазами будет смотреться то, что некогда было (для нашего поколения) буквально художественным открытием в теме революции. Выяснилось кстати, что наша молодежь вообще этого не видела. Так что, присоединяйтесь и к этому.
Всего хорошего. Тара.