капитализм и проект модерн, капитализм в прошлом и настоящем Опции

[Ratan]

В Манифесте, принятом на летней школе, дана картина социально-политической реальности, складывающейся сегодня. Понимание современ-ной ситуации требует наряду со всем прочим глубоких теоретических зна-ний, на каком бы уровне они не излагались. В частности, вновь и в встает во-прос о сущности и исторической роли капитализма. Цитата из Манифеста: С.4. «Для того, чтобы получить честный и глубокий ответ на этот вопрос, нужна новая аналитика капитализма, которая существенным образом переосмыслит все, что связано с его прошлым и позволить заглянуть в его будущее».
Полагаю, что будет полезно обсудить наше понимание этих вопросов. Здесь полезны усилия всех заинтересованных лиц на форуме, но хотел бы в осо-бенности пригласить профессиональных обществоведов для разговора по существу.
В качестве первого шага к такой дискуссии предлагаю собственные замеча-ния по поставленному вопросу.
На мой взгляд, интригующая тема для понимания современной ситуации за-ключается в вопросе о соотношении капитализма и проекта «модерн». Как сказано в Манифесте, проект модерн стал средством легитимизации капита-лизма в западном обществе, а отказ от этого проекта делает не лигитимным капитализм как таковой. Обсуждение темы, заявленной в этой ветке, требует разговора о том, что такое капитализм и как рождался проект модерн. Я бы поставил вопрос так: является ли проект модерн продуктом и заслугой капи-тализма, или же проект модерн и капитализм встретились на историческом перекрестке и поддержали друг друга, пока их пути не разошлись, пока внутренняя логика развития капитализма не заставила его отказаться от проекта модерн и обратиться по сути к проекту, который более всего похож на фашизм. Я склоняюсь именно к такому видению вопроса. Но прежде всего о сути капитализма.
По Марксу капитализм возникает с необходимостью как определенная ста-дия в развитии общества. Известно, что развитие общества К.Маркс пред-ставлял в духе исторического материализма как некий естественноисториче-ский процесс развития производительных сил. Капитализм предстает в таком случае (на начало 19 века) как высшая стадия развития производительных сил, на которой общественный характер производства вступает в противоре-чие с частной собственности на средства производства. Разрешить это проти-воречие должно коммунистическое движение, вырастающее столь же есте-ственным и необходимым образом внутри капитализма (он рождает своего могильщика). Устранение частной собственности на средства производства и ликвидации эксплуатации человека человеком должно стать результатом мировой коммунистического (социалистической) революции. Тем самым должно быть преодолено отчуждение человека не только от средств произ-водства, но и от своей человеческой сущности (творчество), возникающее в рамках капитализма.
Марксистская теория одномерна, она исходит из того, что есть развитие про-изводительных сил, рождающее капитализм в условиях частной собственно-сти и товарного производства. Структура общества и его динамика поставле-ны в зависимость от этого простого фактора, что делает теорию простой и понятной. Но эта простота обманчива. Русская общественная мысль, а в Рос-сии многие были увлечены марксизмом, подвергла критике эту одномер-ность, основанием которой оказалась и одномерная модель человека, кото-рым движет исключительно материальный интерес. Во всяком случае, в об-щественный процесс люди и классы вступают именно как носители опреде-ленных материальных интересов. Русская философская мысль не согласилась с таким пониманием истории, противопоставив ей видение истории, основанное на видении нравственных мотиваций в поведении и действиях людей.
Что нового привнес М.Вебер в понимание капитализма? Целый ряд черт, ко-торые можно обсудить. Но важнейшая мысль Вебера в том, что капитализму соответствует некий «дух», некое культурное начало, выражением которого на стадии его становления является трудовая этика протестантизма. Есть мо-тивации нематериального (сакрального) характера, которые способствовали рождению «духа капитализма», и вне этого духа не сформировался бы капи-тализм как некая общественная система. Этот дух и его становление пред-стают также как своеобразная рациональность, формирующаяся именно в западном обществе. В этом плане капитализм предстает как новая рацио-нальность, какой не было (каковая не доминировала) в феодальном общест-ве.
Можно ли соединить подход Маркса и подход Вебера? Конечно, они не складываются арифметически или как некие пазлы. Их сложение может оз-начать соединение культурно-исторического анализа сущности обществен-ных систем с анализом развития хозяйственной деятельности в человеческих обществах. Вне предметно-технического, т.е. хозяйственного, развития нет человеческой истории. Но мотивации, которые бросают людей в историче-ский процесс никак не могут быть сведены к сугубо материальным побужде-ниям.
Анализ современно капитализма должен принять во внимание большую ис-торическую работу Ф.Броделя, который оппонирует и Марксу и Веберу. Во всяком случае, нам сегодня важно ответить на вопрос, что есть проект мо-дерн и как он связан с капитализмом. А ответ на этот вопрос требует вхожде-ния как в сущность капитализма и его историю, так и в процесс развития ев-ропейской цивилизации в которой собственно родился и укоренился капи-талистический проект.

[Dok]

Однако эту иллюзию до сего времени поддерживает экономический и прочий либерализм, и здесь уместно сослаться на суждение С.Н. Булгакова, полагавшего, что все буржуазные экономисты суть марксисты, даже если они решительные противники последнего

Кургинян неоднократно говорил, что либиралы с их приматом экономики (т.е. мнением, что дай денюжек человеку – и он будет счастливым, ему больше ничего и не надобно, он узок-узехонек) подобны худшим интерпретациям Марксова подхода.

И снова и снова возникает этот вопрос, подступить к которому мешают мифы, рожденные защитниками капитализма: что же он такое? Действительно ли он вытекает из природы человека, или он решительно искажает природу человека в свою пользу, выдавая это искажение за его сущность?

Один либерал мне говорил: сущность либерализма – побольше потреблять, поменьше работать. Я ему говорил: так какой же вы либерал, когда свой либерализм изводите, выводите его из скотского ощущения необходимости жрать, когда как высокий либерализм проистекал не из этого оскотинивания и попытки побольше сожрать за один присест, а из чего-то иншего, теме человеческой свободы в христианстве, античных каких-то мыслей...
То есть и в отношении к своему же идейному нутру либералы относятся так, как пишет С.Булгаков – экономоцентрично. Гуляш-либерализм, гуляш-капитализм…

Что сказать по поводу высказанной Кургиняном задачи соединения марксизма и «веберства»? Задача дюже интересная.
И Вебер, и Маркс, и Ф.Бродель как историки и социологи очень незаурядны (Бродель, - если я не ошибаюсь, представитель школы «Анналов», мысли которой по истор. познанию – очень правильные мысли). Их подходы к изучению капитализму имели связь с их же вариантами гносеологии, методологии исторического познания.
У кажного из них был свой вариант методологии. Маркс в плане гносеологии отталкивался от гегелевской диалектики (хотя в плане метафизики с Гегелем он, как пишет Кургинян, больше полемизировал), хотя и привнес в метод, должно быть много нового (я-то по марксизму совсем не специалист, мне тут тяжело говорить). Вебер в чем-то отталкивался от Г.Риккерта и стремился решить задачи построения какой-то новой социологии, какая бы не апеллировала к примитивным думкам О.Конта и могла бы тем самым включить в себя социологию подлинной духовной жизни. Бродель выступал как один из участников школы «Анналов», которые имели очень интересные мнения по историческому познанию.
Видимо, занимаясь синтезом «капитализмоведения» Вебера, Маркса и Броделя (или с учетом Броделя – как угодно), не обойтись без синтеза методологии Вебера, Маркса, Броделя. Что добовляет еще один интересный аспект. Может, этот аспект и более важен – не знаю. Наверное. Ведь для того чтобы учиться умножать, надо понять таблицу умножения. Синтезировать «капитализмоведения» (во множественном числе) надо с учетом методологий, тем паче что ситуация очень изменилась по сравнения со временами Вебера, Маркса, Броделя. То есть надобно выстраивать новую методологию соц. анализа и капитализмоведения, опираясь на названные авторитеты. И понятно, что без их догматизирования со знаком "+ или --" (Это уже обращаю к некоторым любителям, как догматизирующим марксизм, так и без внятной методологической проработки стремящимся его опрокинуть, предложив в качестве альтернативы цивилизационному и формационному подходу свои «три копейки»). Это творческие методы.
И объеденить их в некий толковый веберо-маркскизм (название по одному типу с фрейдо-марксизмом) – это задача, да-а-а… Решать ее без методологии этого дела нельзя, т.е. нужен какой-то вариант системного анеализа или чего-то вроде того, способный все это впитать, стать для этого гибкой и вместительной формой.
Тут треба, конечно, думать.

[Ratan]

'Dok' date='13.9.2011, 21:58' post='90257']
Видимо, занимаясь синтезом «капитализмоведения» Вебера, Маркса и Броделя (или с учетом Броделя – как угодно), не обойтись без синтеза методологии Вебера, Маркса, Броделя. Что добовляет еще один интересный аспект. Может, этот аспект и более важен – не знаю. Наверное. Ведь для того чтобы учиться умножать, надо понять таблицу умножения. Синтезировать «капитализмоведения» (во множественном числе) надо с учетом методологий, тем паче что ситуация очень изменилась по сравнения со временами Вебера, Маркса, Броделя. То есть надобно выстраивать новую методологию соц. анализа и капитализмоведения, опираясь на названные авторитеты. И понятно, что без их догматизирования со знаком "+ или --" (Это уже обращаю к некоторым любителям, как догматизирующим марксизм, так и без внятной методологической проработки стремящимся его опрокинуть, предложив в качестве альтернативы цивилизационному и формационному подходу свои «три копейки»). Это творческие методы.
И объеденить их в некий толковый веберо-маркскизм (название по одному типу с фрейдо-марксизмом) – это задача, да-а-а… Решать ее без методологии этого дела нельзя, т.е. нужен какой-то вариант системного анеализа или чего-то вроде того, способный все это впитать, стать для этого гибкой и вместительной формой. Тут треба, конечно, думать.

Да, анализ всегда ведется на основе какой-то концептуальной платформы, задающей методологию. Маркс через Гегеля приходит к идее исторической необходимости, представляя ее себе как необходимость естественноисторическую. При этом гегелевского «духа истории» он выталкивает и замещает его производственной деятельностью, поскольку человек существо плотское и своей предметной деятельностью поддерживает свою плотскую жизнь. Социальная философия (историософия) превращается тем самым в некое подобие естественнонаучной теории, а сам «естественноисторический процесс» предстает как аналог природного процесса. Есть необходимость (в поте лица будешь добывать хлеб свой) и средство ее удовлетворения. Исторический процесс предстает как удовлетворение материальных потребностей и в этом заключается развитие общества. Люди реализуют историческую необходимость, даже если и не сознают ее. Осознание таковой есть обретение исторической свободы (свобода есть познанная необходимость). А вот идеальные побудительные мотивы слетают прочь, нету их. В марксизме нет ни грана этики (В.И. Ленин). Сила и слабость марксизма есть по сути одно и то же. Но сила и заслуга его в том, что он ввел в историкофилософское рассмотрение предметную деятельность человека, плюс его политэкономический анализ капитализма. Все альтернативы марксизму (я имею ввиду серьезные научные альтернативы, а не пропагандистский треп) так или иначе ведут к включению в историю идеального фактора (культура) и культурно обусловленных мотиваций, что разом лишает историческую модель развития некой прогрессистской линейности и классического научного (принято говорить, кантовско-лапласовского) детерминизма, восходящего к Галилею и Ньютону. Вот и Вебер вводит в рассмотрение хозяйственной деятельности этическую компоненту, а в понимающую социологию – субъективный и объективный смысл и мотивации людей в социальной активности, которые не могут быть до конца рационализированы.
На мой взгляд, Ф.Бродель тем хорош, что просто (хотя это «просто» очень не просто) дает экономическую историю Запада в 15-18 вв., и находит в ней место возникновению и распространению капитализма. Анализ вроде бы чисто экономический, поэтому он Вебера не привлекает и его объяснением становления капитализма через утверждение трудовой этики протестантизма никак удовлетвориться не может. Точно также не может удовлетвориться линейной модель Маркса, в которой развитие производительных сил порождает промышленность, которая и знаменует возникновение капитализма (ручная мельница дает общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество во главе с капиталистом, вольное изложение мысли Маркса из «Немецкой идеологии»). Дело сложней и тоньше, хочет сказать Бродель. Рождение капитализма предстает как некий социально-экономический процесс, активно «подталкиваемый» некой социальной группой (или группами). Действительно, либероиды вешают всех собак на большевиков, как организаторов и реализаторов советского проекта. Мы признаем несомненно роль этой политической силы, опершейся на силы народные, и имеем право приписать большевикам заслуги самого проекта и его реализации. Так почему нельзя точно также поставить вопрос о капитализме? Кто продвигал капиталистический проект и почему, с какими мотивациями, на кого опирался и как находил поддержку в обществе? Такие вопросы позволяет поставить исторический труд Ф. Броделя. и не только поставить, но и найти и ответы на многие вопросы. Марксистская и либероидная версия появления капитализма имеют нечто общее в том, что у них капитализм рождается как бы сам собой как грибы в лесу. Хотя причины этого «естественного» процесса понимаются по-разному (у Маркса развитие производительных сил в условиях частной собственности, у либероидов природа человека, стремящегося к удовольствиям и избегающего страданий, т.е. стремящегося к максимизации личной пользе), оба они уводят от анализа социальных и культурных особенностей становления капитализма в Европе. А ведь он возник только в Европе и есть сугубо продукт сугубо европейского развития. А развитие всегда делают люди. Так кто же эти люди, которые делали капитализм, какими мотивациями они руководствовались? Одной протестантской этикой этот процесс не объяснишь, полагает Бродель, и полагает не безосновательно. Бродель по возможности выкладывает все исторические обстоятельства появления капитализма в Европе. И этим он привлекателен. Он не принимает какой-то изначальной догматики вроде исторической необходимости Гегеля-Маркса. В этом для меня он отчасти аналог нашего В.О. Ключевского, исследовавшего исторические обстоятельства становления русского этноса и русского государства, и следующего фактам, которые нужно осмыслить.
Что же касается моей собственной методологической позиции, то она представлена в сумме сообщений по антропологии и социогенезу. Если должна быть некая опорная концепция человека и человечества, в рамках которой следует осмысливать история, включая и исторический процесс становления и сути капитализма, то это концепция социогенеза или антропосоциогенеза. В рамках такого подхода фундаментальную роль приобретает концепция поведения, формируемого культурными программами (об этом есть также в сообщении, где я вел речь о К. Гирце). Но тогда столь же фундаментальную роль в истории и социогенезе приобретает этика (здесь конек русской философии, В.С. Соловьева в частности), которую несет та или иначе группа, навязывающая соответствующую этику обществу, как это случилось, в частности, при становлении христианства, давшего жизнь европейскому обществу после смерти античного мира (но вирусы античного мира не умерли, надо думать, и были консервированы в европейской культуре до поры до времени, но это в общем-то замечание легковесное). В общем, некоторые фундаментальные представления социогенетической теории позволяют в соответствующем свете осмыслить труд Ф. Броделя. В частности, интересным оказывается вопрос, какую этику навязывали или навязали обществу «отцы капитализма»? И еще более интересно, если окажется, что это совсем не трудовая этика протестантизма, о которой писал М.Вебер.

[Ratan]

='Ratan' date='14.9.2011, 17:07' post='90362']
Да, анализ всегда ведется на основе какой-то концептуальной платформы, задающей методологию

.
Почему я обращаюсь к фундаментальному сочинению Ф. Броделя, ведущего исследователя французской школы «Анналов» во второй половине 20 века? По той причине, что у Ф. Броделя есть простая, но принципиальная мысль. Она в том, что капитализм возник не с естественноисторической необходимостью, как убеждал нас К. Маркс. Его создавали люди, имевшие определенные мотивации. Не только мотивации личностные, индивидуальные, но мотивации исторические, т.е. выходящие за обыденный круг интересов личности и семьи. Капитализм создали люди, они создали его в определенной социально-культурной среде, под влиянием этой среды и в его создании явила себя сумма факторов, можно сказать уникальная сумма факторов европейского развития. И только с территории Европы капитализм начал свое шествие по планете, неся то, что он нес в прошлом и несет в настоящем. Ф. Бродель привлекателен тем, что его исследование построено как исследование рождения некоторого типа экономики, совершавшегося при воздействии суммы обстоятельств экономического, культурного и социального плана. Правда, Ф. Бродель заявляет, что он исследует только экономическую историю Европы, и это правда. Но становление новой экономики, т.е. экономики капитализма, помещено им в реальную историческую жизнь Европы XV-XVΙΙΙ века, к которой историк просто вынужден обращаться. И если бы это было не так, т.е. если бы Ф.Бродель подобно М.Веберу обратился к исследованию этики хозяйственной деятельности капитализма, то это был бы уже не Бродель, т.е. не историк, а социолог и теоретик. Исследование Броделя ценно тем, о чем сказано в этом абзаце. Так попробуем проследовать в пределах возможного за мыслью Броделя, дополняя ее своим собственным комментарием.
Итак, в Европе (в Италии они уже прочно прописались в 13 веке) веке появляются крупные негоцианты, появляется крупный торговый и банковский капитал, которые торговлей в розницу отнюдь не занимаются. Они, взявшись за руки (но чаще всего это одно и то же лицо), влияют на торговлю внутри региона и на начинающую формироваться мировую торговлю. Первыми шагами к складыванию торгового капитализма оказываются оптовая торговля и торговля на большие расстояния. Мы помним, что Робинзон Крузо потерпел крушение, когда плыл на торговом судне, а у всякого такого морского предприятия было два врага – морские штормы и пираты (кстати, Д.Дефо жил в конце17-начале 18 века, когда торговые парусные суда дружно бороздили атлантику). Вообще, со становлением торгового капитализма связана романтическая эпоха великих географических открытый, о которой О.Шпенглер вспоминает поговоркой той эпохи: navigare necesse est, vivere non est necesse (плыть необходимо, жить не необходимо – О.Шпенглер. Человек и техника). Один рейс торгового судна, увозивший товары европейские и привозивший экзотические товары экваториального (или иного) пояса, мог приносить 300% выручки, т.е. утраивать вложенные в него деньги. В общем, это важная пора в становление торгового капитала и банковского дела, высаживающего свои десанты во всех возможных точках мира для обслуживания этой масштабной торговли.
Появляются крупные торговые и банкирские дома. Означает ли это, что уже родился капитализм? Во всяком случае в 15-16 вв. промышленного капитализма еще нет и в помине и рождение его еще неясно. А вот торговый капитал и торговый капитализм налицо. Будем считать, что капитализм рождается непрерывно в это время, то тесня общество, то потесняемый последним. Но об этом позже, а на этой стадии рассуждения нам важно представить себе, что же представлял собой капитализм, рождавшийся и развивавшийся в 14-16 вв.? Что он представляет собой с точки зрения экономической (по Броделю) и с точки зрения этической (культурно-исторической)?
С экономической точки зрения важен следующий принципиальный тезис Броделя, касающийся природы капитализма. Ф. Бродель утверждает, что капитализм возникает как непрозрачная верхняя сфера (третий этаж) экономики, искажающая рыночные отношения в свою пользу. По Броделю рыночная экономика и капитализм совсем не одно и то же. Рыночная экономика суть сфера обмена, сфера обращения, необходимая обществу и с необходимостью возникающая в ходе развития его хозяйственной деятельности, столь же необходимая, как система кровообращения для человека и теплокровных животных. Капитализм не создает рынка, он вторгается в рыночные отношения, он начинает управлять ими в собственных интересах, в интересах наращиваемого им капитала и в интересах его непрерывного обращения. Сфере капитализма непрозрачна. Если общественный рынок, на котором торгует ремесленник или крестьянин или даже перекупщик (купец) прозрачен и торговля здесь идет из рук в руки (глаза в глаза, и даже динамика цен очевидна и понятна), то все, что происходит в сфере оптовой торговли, совершается за плотно закрытыми дверями, и только участники сделки на обоих ее концах (купля-продажа) информированы о совершающихся процессах. Что думали и чем руководствовались крупные коммерсанты, например, дом Я.Фуггера, остается за плотно закрытыми шторами этих домов. Они, кстати сказать, и сегодня в «открытом обществе» плотно закрыты и непроницаемы для глаз общества как на уровне частных лиц, так и на уровне государства. Общество верит в легенду о свободной конкуренции, но это легенда позднего происхождения (18 век), в то время как капитализм изначально стремится к монополии на рынке и не любит конкуренцию, которая чревата поражением и разорением одной из сторон (как это было с домом Фуггеров). Монополия в сфере рынка не означает монополии в сфере производства. Чем больше производителей, тем лучше для торговца-капиталиста, который оставляет конкуренцию производителям, но не самому себе.
Итак, примем во внимание, что рождающийся в 15 веке (примем вслед за Броделем это столетие как некую временную точку отсчета), сам ничего не производит. Он покупает и продает, делая из этого прибыль, и создает необходимую ему структуру крупной торговли и торговли на дальнее расстояние. Субъектом этого типа деятельности становятся крупные коммерсанты, причем - Бродель придет этому важное значение - это не отдельные лица, какое-то время фигурирующие на верхних этажа торговли, но семьи, дома, поддерживающие эту деятельность и передающие капитал по наследству. В этом они уподобляются феодальным семействам, сосредоточивавшим в то время в своих руках власть и землю, это основное богатство феодального общества.
И что несет с собой (или в себе) этот рождающий капитализм, какие идеи, какую программу развития, какую этику? К этому вопросу Ф. Бродель прикасается лишь немного, хотя по необходимости вынужден прикасаться, поскольку, как он сам утверждает, в истории нельзя не касаться многих факторов, поскольку общество сложная система, в которой все подсистемы связан друг с другом. Ф. Бродель историк и видит свою задачу в том, чтобы фактически точно изложить историю европейского капитализма (и капитализма мирового), давая ей лишь необходимый культурологический и социологический комментарий. Поэтому нам самим придется немного «свободно пофилософствовать» о капитализме, но тогда в отдельном следующем сообщении.

[Ratan]

«Свободная философия».
Попробуем обратиться к предмету, который оказался важным для М.Вебера, именно, к этике торговых капиталистов и самого капитализма эпохи его рождения. За упоминавшимися «плотными шторами» торговых домов жила ведь какая-то мотивация, какие-то жизненные цели. Мы говорим именно о жизненных (социальных) целях, поскольку прямые цели деятельности определены более чем понятно: получение прибыли (не будем пока употреблять веберовский термин «нажива», чтобы не вносить априори мотивацию жадного стяжателя). Хотя такая мотивация возможно и была у деревенского выходца Якоба Фуггера. Нам важно представить, какие мотивации должна была формировать деятельность негоциантов, иначе говоря, какие мотивации вписывали эту деятельность в их личный мир и в общественное сознание того времени. Можно ведь различать мотивации социальной группы рождающихся капиталистов на индивидуальном и социально-групповом уровне. Эти мотивации (согласно терминам понимающей социологии М.Веберу), так сказать, субъективные мотивы, субъективные смыслы. Но есть мотивации, которые вместе со своими целями несет сама профессиональная деятельность капиталистов, так сказать, объективные смыслы, привносимые в общество самим характером деятельности.
Поставим вопрос так: на уровне индивидуального и группового сознания ими (крупными негоциантами и банкирами Нового времени) руководили гуманистические идеалы Возрождения? Новый идеал человека, самоутверждение и самовозвышение человека в духе Дж. Мирандолы и других гуманистов, опиравших этот процесс на новую религию или на светское сознание? Думаю, едва ли. Торговец, крупный коммерсант должен мыслить и мыслил гораздо более приземлено. Хотя, как знать… На каком этапе и как проникают в его сознание та или иная религиозная или светская догматика – вопрос открытый. И на каком этапе возникает в его (их) сознании желание овладеть миром? Рано или поздно все это должно проникать, но через призму основных целей его деятельности, которая и составляет существо и смысл его жизни. Так присмотримся к самой деятельности, к тому, какие ценности и установки сознания она может нести в общество. Уместно в этом вопросе будет вспомнить К.Маркса, который выводит формулу капиталистического обращения. Эта формула в принципе справедлива и для раннего капитализма. Она всем известна: Д – Т – Д1 где Д1 = Д + ∆Д. Отличие этой формулы от формулы простого товарно-денежного обмена Т – Д – Т очевидно. Деньги, а не товар суть главный фигурант капиталистического процесса. Товар лишь средство обращения денег, и в выборе товара может быть только одна установка: товар должен быть продаваемым в то время (время рождения капитализма) или «впариваемым» потребителю сегодня. Вышедший в рыночную сферу из сферы материальной цивилизации (термин Броделя) предмет обретает меновую ценность и эта сторона его «сущности» становится предметом интереса торгового капитала. Деньги вкладываются в ту или иную операцию, чтобы на ее выходе получить приращение денег. Этим «навариваем» занят наш начинающий капиталист, крупный или мелкий. Причем он занят не отдельными удачными случаями получения навара, иногда случающимися и на традиционном рынке, но наваривание (получение наживы, по Веберу) превращается в ходе рождения капитализма в рационально организованную деятельность, в рационально организованный процесс, который стремится вписаться в социальную среду, прежде всего в экономику обменов, экономику обращения. Вообще-то говоря, никаких особых идей гуманизма или модернизма здесь ему здесь совсем не нужно, нужна лишь более или менее благоприятная социальная среда, не отторгающая, а еще лучше – принимающая эту деятельность. Идеи не дело нашего негоцианта, у него есть серьезное дело покупать товары, покупать и давать кредит, снаряжать торговые экспедиции, следить за денежными курсами у себя дома и везде, куда он обращается со своими негоциями.
Итак, поставим вопрос, какую собственно этику должна нести в общество деятельность обращения и приумножения денежной массы?
Может мы не задумывались над этим, может вопрос вообще в голову не приходил. Но вот он поставлен, и мы начинаем думать. И что приходит в голову? Мне лично ничего не приходит в голову. Нет в этой деятельности ни человеческих целей, ни человеческих переживаний, ни страсти по Истории, ну, в общем, ничего такого, что позволяло бы рассматривать ее деятельность, как возвышающую человека и общество (О.Шпенглер с этим не согласен, но будет время сказать об этом), чего-то зовущего к некоторому духовному прорыву и обновлению. Ничего такого эта деятельность по принципу Д – Т – Д1 в себе не несет. Да, она будет чему-то содействовать, включаясь в общественную жизнь, просто потому, что не включаться в общественную жизнь нельзя, а включаясь, любое социальное явление становится по ту или иную сторону культурных и социальных процессов, в конечном счете, по ту или иную сторону Добра и Зла. Но это в ходе Истории, а сама по себе? Сама по себе она как бы вне пространства добра и зла, она как бы по ту сторону добра и зла. Мы-то знаем, что нельзя человеку быть «по ту сторону» добра и зла. И потому в этой деятельности, вроде бы никак не окрашенной этическими мотивами, мнится что-то инфернальное. Этакая черная дыра, называть ли ее черной материей или стремлением к смерти, как оборотной стороной (то же «по ту сторону») стремления к удовольствию (оригинальная выдумка Фрейда, хотя и не лишенная некоторых оснований). Но нам нет нужды обращаться к образам мистическим. В жизни Европы была не слишком ясная, но довольно простая по своему принципу реальность рождения капитализма. И эта реальность должна себя как-то проявить. Где и как всплывает это инфернальное начало – это должна показать история. Как говорят автомобилисты, стук он себя покажет, рано или поздно он выйдет наружу.
Приняв во внимание сказанное, обратимся снова к Ф. Броделю, к тому, что он говорит о капитализме по мере развития и укрепления такового. Одна из важных деталей, отмеченная не только французским историком, – высокая динамика капитализма. По самой своей сути, по своему генезису капитал, как полагает Бродель, это «работающие» (вертящиеся) деньги. Они изначально таковы у капиталиста и быть такими их обязывает формула капиталистического рынка по Марксу. Поэтому денежный капитал, когда он возрастает, не может сидеть «без дела». Он просачивается в любые щели, где его приложение и обращение обещает прибыль. Если при этом нужно усилить традиционные формы эксплуатации, он не преминет этим воспользоваться. Но, сказать по правде, он нигде ничего не создает, он всюду проникает, стремясь взять свое. Беря свое, он будет оказывать воздействие на все стороны жизни общества, в которые проникает (и в этом смысле создавать), всегда направляя это воздействие в свою бессердечную эгоистическую пользу. «Скупой рыцарь» отдыхает, он - наивное дитя, чахнущее над златом, и совсем не ровня капиталу. Каким будет воздействие капиталистической деятельности на общество, это вопрос конкретных обстоятельств, но в этическом плане это воздействие блестяще показывает наш шоу-бизнес, апеллирующий к «низу» и только к «низу». Конечно, у нас обстоятельства исключительные, нет никаких сдерживающих пут. Но в Истории было по-разному. И это дает повод открыть новую главку нашего обсуждения, именно, какими путями капитализм завоевывал общество, и какими были пути сопротивления общества ему. Ведь никто капитализму ковровую дорожку на пути не расстилал (ну, может, расстилали его наемные агенты, вроде наших отвязанных либероидов), он сам завоевывал себе место под солнцем. И процесс этого завоевания, его открытые и скрытые пружины есть наиболее интересная политическая и политэкономическая истории капитализма, возможно, еще никем не написанная. Мы знаем Дантона, Марата и Робеспьера, но что мы знаем об участии французских (может и не только французских) банкиров в этой великой французской революции, столь значимой для исторической судьбы Европы? У меня эта страница истории не заполнена, может быть она заполнена кем-то, и нужно ее всего лишь прочесть? Ф. Бродель что-то сказал по поводу завоевания капитализмом своего места под солнцем, и мы обсудим сказанное им в меру своих сил в другом сообщении.

[Ratan]

='Ratan' date='17.9.2011, 5:36' post='90765']
Ф. Бродель что-то сказал по поводу завоевания капитализмом своего места под солнцем, и мы обсудим сказанное им в меру своих сил в другом сообщении.

Прав или неправ Бродель в своем представлении процесса становления капитализма, но он рисует историческую картину названного процесса, и как историк рисует ее более чем основательно, прорисовывая каждый шаг, находя множество неоспоримых свидетельств тех или иных событий. И эта историческая картина не укладывается в относительно простые концептуальные модели К.Маркса или М.Вебера. Вот о Вебере у Броделя: «С точки зрения Макса Вебера, капитализм в современном смысле слова является не больше и не меньше как порождением протестантства или, точнее, пуританства (замечу по ходу, что сэр И.Ньютон был последовательный пуританин, а пуритане наиболее строгая и аскетическая протестантская секта - Ratan). Все историки выступают против этого остроумного положения, хотя им и не удается от него избавиться раз и навсегда: оно снова и снова возникает перед ними. А между тем, это явно неверное положение. К северным странам лишь перешло то место, которое до них долгое время блистательно занимали старые центры средиземноморского капитализма. Они ничего не изобрели ни в технике, ни в ведении дел. Амстердам копирует Венецию, как Лондон вскоре будет копировать Амстердам, и как затем Нью-Йорк будет копировать Лондон. Каждый раз при этом сказывается смещение центра мировой экономики, происходящее по экономическим причинам, не затрагивающим собственную и тайную природу капитализма. Это окончательное перемещение центра в самом конце XVΙ века из Средиземноморья к северным морям означает победу новых стран над старыми. Оно означает также важное изменение масштабов. Благодаря новому возвышению Атлантики происходит расширение экономики в целом, обменов, денежных запасов; и в этом случае так же быстро развивающаяся рыночная экономика, выполняя решения, принятые в Амстердаме, понесет на своей спине выросшее строение капитализма». Хочу выделить отдельно завершающую фразу этого абзаца Ф. Броделя: «В конечном счете, мне представляется, что ошибка Макса Вебера корениться в первоначальном преувеличении роли капитализма как двигателя современного мира». Последнее замечание стоит особого внимания. Если действительно имеется преувеличение роли капитализма как двигателя общественного прогресса, то оно вообще-то начинается с К.Маркса, а не с М.Вебера. И над этим стоит задуматься. Но возвратимся пока к процессу утверждения капитализма в Европе, имея в ввиду тот вездесущий торгово-финансовый капитализм 15-18 вв., о котором идет речь у Броделя, не затрагивая пока промышленный капитализм, этот главный предмет анализа у К.Маркса.
Капиталистическое дело (бизнес, как стали говорить позднее) велось семьями, оно де-факто становилось династическим делом по понятным причинам. Во-первых, таким путем идет наследование капитала и развитее самого «дела», и, во-вторых, этим обеспечивается непрозрачность, закрытость дела капитализма. Шторки семейно-династического бизнеса всегда плотно прикрыты, в них не могут проникать непосвященные. Неудивительно, что растущие семейства новых капиталистов вольно или невольно уподоблялись феодальным семействам с их наследной собственность и властью. Но власти-то как раз не было у нового растущего класса. А была ли она им нужна? Думаю, вопрос сугубо риторический. Множество конкретных проблем решалось при непосредственном участии власти (например, отдать в монопольную экономическую эксплуатацию ту или иную территорию и многое другое), и близость власти и возникающей непрозрачной зоны капитализма есть исторический факт. Я.Фуггер и дом Вельзеров возвели на трон священной римской империи Карал V из дома Габсбургов, кредитовав ему 850 тыс. золотых франков (12 тонн золота?) и получив за это ряд преференций в Испании и в ее заморских владениях. И потому не лишено смысла утверждение Ф.Броделя, что «подлинная судьба капитализма была разыграна в сфере социальных иерархий».
Такое утверждение вроде бы вступает в противоречие с устоявшимся мнением о капитализме как восходящем этапе общественного развития. Но… но кто его знает, может правы и те и другие. Посмотрим…
Капитализм в рассматриваемый период еще не утвердился как общественный строй, подвергнутый в последующем пристрастному анализу марксизма. Он только формируется и укрепляется как «третий этаж» экономики (мне лично эта формула кажется весьма приемлемой). Он «жмется» к власти, но жмется не как жалкий клиент, он взаимодействует с ней, сказал бы я, как «право имеющий», но еще не сказавший в полный голос о своем праве и еще не приступивший к устранению феодальной знати как помехи на своем пути. Отношения власти и капитала, отношения в сфере социальных иерархий – важнейший вопрос на историческом пути капитализма. И эти отношения складываются по-разному в разных странах мира, а ведь крупный торговый капитал и крупные негоцианты возникали «естественным путем» во всех странах мира. Известно, что английская элита «входит в долю» с торгово-финансовым капиталом, и на этой основе формируется их союз. Хотя этот союз не тотальный, но не вызывает сомнения объединение взаимно поддерживающих усилий, способствующее укреплению и утверждению капитализма (капиталистов) в верхних кругах социальной иерархии. Видимо, для этого были определенные социально-культурные предпосылки и определенная часть элиты укрепляла и пролонгировала также и свое властное положение с помощью капитала.
Иная ситуация складывалась в других странах. Япония, полагает Ф.Бродель, ближе всего подошла к подобному положению и к возможности становления японского капитализма. Но этот барьер ею не был взят. Возможно, масштабы малы и мала колониальная экспансия, способствовавшая росту капитала и росту веса капитализма в верхних слоях европейской социальной элиты. Отчасти это мои домыслы, но очень важная роль эксплуатации колоний - фактор несомненный, без которого судьба капитализма в Европе тоже могла оказаться проблематичной. Напротив, в Китае у капитализма не было шансов просто по той причине, что тамошние негоцианты и торгово-банкирские богачи просто не допускались во властную элиту. Конфуцианская мораль или просто китайская традиция в принципе не допускали власти плутократии и денежного мешка. Это пример того, что капитализм может встречать культурные препятствия на разных уровнях как верхних, так и низовых. В Европе он их успешно преодолел. Но, в конечном счете, наследуемая феодальными семействами власть не могла устраивать восходящий капитал, и наследственная власть была безжалостно сметена. Наверное, в этой жажде устранения главного политического противника скрывается причина ненависти буржуазных революций к королям, проявленная в частности во французской буржуазной революции. Ведь ее последовательные революционеры изначально вели дело к казни короля. Его судьба была предрешена независимо от его действий. Думаю, Бродель прав в своем утверждении, что «капитализм торжествует лишь тогда, когда идентифицирует себя с государством, когда сам становится государством». Эту задачу капитализм решал в ходе буржуазных революций.
Во всяком случае едва ли есть основания сомневаться в том, что капитализм утверждался никак не стихийно, не как движение многих предпринимателей, действующих в условиях свободного рынка и охваченных идеей прогресса и светлого будущего. Мне кажется, что нет нужды сомневаться в том, что капитализм (во всяком случае, его верхушка) изначально представлял собой экономически и политически организованную закрытую группу, вставшую на путь борьбы за овладение обществом, за свою победу в этом обществе (Фуггеры имели свою разведку, удовлетворяя потребность в информации, создали по сути собственную прессу, обслуживавшую их задачи, а в последующем деятели этой социальной группы прибегали и к информационно-дезинформационным операциям, как, например, дом Ротшильдов во время битвы при Ватерлоо. Общество должно было принять капитализм, чтобы он победил и оформил свою победу как торжество ценностей некоего проекта «модерн». Принятие капитализма обществом есть весьма сложная социально-культурная часть европейской истории. Но еще раз процитирую Ф.Броделя: «Капитализм по-прежнему основывается на использовании международных ресурсов и возможностей, он существует в мировом масштабе, по крайней мере, он стремится заполнить весь мир (от себя добавлю, повсеместно и в зародыше подавляя любые очаги сопротивления по всему миру-Ratan). И главная его нынешняя забота состоит в восстановлении этого универсализма (напомню, это сказано в 1976 году-Ratan).
Он всегда с необыкновенной настойчивостью опирается на монополии де-факто, несмотря на яростное противодействие, с которым он при этом сталкивается. Организация, как ныне выражаются, по-прежнему приводит рынок в действие. Однако было бы ошибкой видеть в этом по-настоящему новое явление.
Более того, вопреки тому, что обычно говорится, капитализм не распространяется на всю экономику, на все занятое трудом общество; он никогда не заключает ни того, ни другого в свою, как утверждают, замкнутую и совершенную систему» (и, слава богу, я бы добавил).
Едва ли такое видение вопроса делает Ф.Броделя популярным в не академических кругах. Его фундаментальный труд остается как бы на периферии общественного сознания (может только у нас в России, мне неведомо), хотя, как мне представляется, его следовало бы «переварить». Но чтобы ни думал о капитализме Ф.Бродель, нам в любом случае важно коснуться по меньшей мере двух тем, прежде чем делать какие-то свои выводы. Одна тема – промышленный капитализм и промышленный взлет развитых стран, роль капитализма в этом процессе. Вторая тема – признание капитализма обществом, как оно происходило, и какую роль сыграла при этом трудовая этика протестантизма, на что указывал М.Вебер. Но для этого нужны отдельные сообщения.

[Ratan]

'Ratan' date='19.9.2011, 5:08' post='90996']
Одна тема – промышленный капитализм и промышленный взлет развитых стран, роль капитализма в этом процессе.

Капитализм можно вертеть и так и сяк, раскрывая его всемирно-историческую сущность, хотя в некотором простом измерении его сущность может быть выражена столь же просто: капитализм есть победа плутократии в основных сферах жизни (капитализм хотел бы тотальной победы во всем). Если касаться сущностных сторонах жизни общества, то с капитализмом связано торжество плутократии (победа золотого тельца) в этической и, тем самым, культурной жизни общества. Названная победа, пожалуй, самая трудная и не окончательная, поскольку тотальное утверждение культа мамоны в этой сфере равнозначно ликвидации развития и уничтожению жизни (Россия сегодняшнего дня об этом вопиет). Об этой пусть и неполной, но несомненной победе лучше всего говорится языком искусства, и об этом многое сказано и у нас и в самой Европе. Можно вспомнить город желтого дьявола В.В. Маяковского с желтым вирусом, поселившимся в людях. Далее, победа плутократии в политической жизни общества, об этом коротко и выразительно сказал западный философ О.Шпенглер: «Демократия – инструмент диктатуры денег». Наконец, это победа в экономической области, выразившаяся как принято считать в создании и последующем резком росте промышленного производства. Собственно, по марксизму принято именно в этом видеть основную заслугу капитализма, причем не только заслугу, но и саму его сущность. Такой взгляд соответствует марксистско-гегельянской интерпретации исторического процесса, каждая фаза которого в развертывания мирового духа (у Гегеля) или каждая фаза развития производительных сил (у Маркса) имеют свой восходящий участок и выступают как прогрессивный этап развития. Становление крупной промышленности связывают в этом плане с капитализмом и видят его заслугу в стремительном взлете научно-технического прогресса и промышленного производства. С промышленным капитализмом, якобы облагодетельствовавшим человечество развитием науки и техники, чаще всего связано наше представление о капитализме, навеянное не только марксизмом, но и фактами исторического развития последних трех столетий. По этой причине следует с пристрастием обсудить представление о промышленном капитализме, поскольку невозможно оспаривать его роль в становлении индустриального производства и развития техники. Попробуем уточнить эту роль.
1.Прежде всего отметим, что сам технический прогресс придуман не капитализмом. Это необходимое и сущностное условие развития человеческого общества. Если, как мы это обсуждали в «социогенезе», началом культурного развития человечества является освоение им нового типа активности, называемого деятельностью, то развитие деятельности (предметной деятельности по ее происхождению) одно из необходимых оснований всего последующего развития. Здесь нет нужды спорить даже с марксизмом. Отметим однако, что неолитическая революция, связанная с освоением металла, давшая плуг, повозку и оседлое земледелие, была не менее грандиозной, нежели промышленная революция 18 века. Может даже и более грандиозной, здесь нет однозначной меры сопоставления.
К примеру, на стадии так называемого первоначального накопления, или проще сказать, на стадии становления торгово-финансового капитализма, важным техническим средством мировой торговли, средством обогащения и даже средством мировой политики для Европы был корабль, способный плавать в мировов океане. Но корабль того времени, появившийся благодаря новым технологиям в судостроении, благодаря килю, новой оснастке бегучим и стоячим такелажем и, что наиболее существенно, новому парусному вооружению (косым парусам), позволявшим ходить под острыми углами к ветру, капитализм не изобретал. Он просто воспользовался имевшимся техническим средством, что не является ни его виной, ни особой заслугой. Кстати, примерно в то же время или даже ранее Китай располагал судами, способными ходить в океане, но их использование само по себе к капитализму в Китае не привело. Наконец, отметим, что промышленная революция, освоившая новый этап научно-технического прогресса, могла совершаться не только при участии капитализма, но при его решительном неучастии, как это было в СССР. Так что, заметим себе, капитализм не является непременным условием технического прогресса и промышленного производства как в прошлом, так и в настоящем. Стимулы к техническому развитию бывают разные, не обязательно они должны быть направлены на получение прибыли. Те или иные стимулы могут актуализироваться, могут где-то исчезать, но они не исчезают в истории человечества насовсем и навсегда. Просто еще и еще раз, капитализм не является исторической необходимость везде и всегда, в Европе он порожден не столько наукой и техникой, сколько ее собственным культурным развитием. «Дух капитализма» по Веберу, или дух модерна, или «фаустовский дух» победы и покорения, о котором писал О.Шпенглер, родился в Европе и является сугубо европейским феноменом.
2.Капитализм довольно поздно вошел в промышленную сферу и сферу транспорта, на что указывает Ф. Бродель. Действительно, временем промышленной революции с участием капитализма является 18 век, но 18 век одновременно время решающей политической победы капитализма в Европе. Я имею в виду французскую буржуазную революцию, хотя относительное позднее освоение капитализмом сферы производства с политическим процессом напрямую не связано. Просто производство должно было созреть для вложения в него капитала, а такое созревание требует не только технического прогресса, но и определенных социальных преобразований, например, появления «свободного рабочего», свободного от традиционной организации, пролетария по Марксу, продающего свою рабочую силу. Без появления этой социальной группы промышленный капитализм также невозможен, как и без изобретения паровой машины, которая появляется в последней трети 18 века (машина Д.Уатта). Кстати сказать, паровая машина изобреталась не на капиталистическом предприятии и не для прямых нужд такого предприятия. Идея паровой машины возникла в процессе поиска насосов, способных поднимать воду с больших рудничных глубин, а рудники того времени нельзя причислить к капиталистическим предприятиям, тем более к той сфере, в которой рождался капитализм, понимаемый как явление социально-культурное. Я еще раз отмечу, что нельзя сводить капитализм к сугубо экономической системе, победившей в силу ее эффективности. Такое видение капитализма совершенно антиисторично. Д.Уатт, сделавший радикальные усовершенствования в паровой машине Ньюкомена-Коули для развития промышленной революции 18 века, работал не на заводе и даже не на руднике. Он был лаборантом университета в Глазго, которому поручили починить демонстрационный лабораторный экземпляр выше названной машины. Можно также отметить, что технологические предпосылки будущего промышленного предприятия возникали в мануфактуре, на которую указывает К.Маркс. В мануфактуре еще нет рабочих машин, но есть технологическое разделение операций и специализация работников, создавшие условия для передачи этих этих операций машинам.
В общем, капитализм вмешался в становление промышленного производства, но это вмешательство потребовало одновременно глубоких преобразований в обществе, которые в марксизме принято рассматривать как некое приложение к экономическому развитию, как развитие надстроечных явлений. Еще раз отмечу, что позитивные оценки капитализма чаще всего связаны с его промышленной фазой. В эту фазу вольно или невольно включено и представление о «проекте модерн», ибо без научно-технического развития никакого модерна не будет, хотя само по себе промышленное развитие еще не модерн (пример СССР). В этом вопросе продолжает довлеть позиция марксизма, афористично выраженная К.Марксом в «Нищете философии»: «Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом». Вот и Маяковский пишет «капитализма портрет рядовой»: «Капитализм в молодые годы Был ничего, деловой парнишка Первый работал – не боялся тогда Что у него от работ засалится манишка…». И этот потрет капитализма, созидающего технический прогресс и промышленное (индустриальное) производство стал каноническим. Нет сомнения в том, капитализм принял в этом деятельное участие, но без капитализма человечество неизбежно пришло бы к социально иному типу технического и производственного прогресса, может в иные строки и не так скоро. Но, в конце концов, куда спешить. Как говорится, у бога дней много…
Итак, капитализм соединился с промышленным прогрессом, резко ускорил его и преобразовал общество в процессе этого соединения. Да, эта эпоха овеяна романтикой освоения мира, романтикой изобретений и открытий, изменявших мир, романтикой победы над природой и наращивания могущества человека. Утверждение индустриального производство обеспечило наращивание жизненного комфорта (материальная сторона, прежде всего), рост народонаселения, сделало возможным ряд гуманистически достижений, включая всеобщее образование, сделало возможным прекращения эпидемий, благодаря развитию науки и основной на ней медицины, и т.п. Все это опиралось на промышленное развитие Европы, перед которым капитализм широко распахнул исторические ворота.
Можно также утверждать, что именно промышленный капитализм создал национальную буржуазию, а вместе с ней нацию и национальное государство. Промышленный капитализм в гораздо большей степени связан с национальными интересами, которые становятся одновременно интересами самого капитализма, поскольку промышленная плутократия заинтересована в сильном государстве. Это обстоятельство дает основание разделить промышленный и финансовый капитал, вроде бы как капитализм созидательный и капитализм паразитарный. Не решаюсь высказывать по этому поводу категорические суждения, нет необходимых оснований. Но нужно иметь в виду ряд следующих обстоятельств. Во-первых, промышленный капитализм рождается торгово-финансовым капитализмом, вторгшимся в сферу производства. Во-вторых, современные транснациональные кампании преследуют те же интересы, что и мировой финансовый капитал. И еще одно обстоятельство, связанное с вопросом: кто кого контролирует? По обстоятельствам возникновения промышленного капитализма он должен был с самого начала находится «под колпаком» финансового капитала. Без первоначального накопления, шедшего отнюдь не в производственной сфере, промышленный капитализм не мог родиться. И если здесь возникали серьезные противоречия, то они возникали внутри плутократии и были ее собственными проблемами. Кстати, финансовый капитал должен быть заинтересован в атмосфере конкуренции среди производителей, оставляя в своих руках монополию на управление рынком и его регуляцию. Иначе он просто получит противника, способного его сокрушить, хотя такая «победа» означала бы скорее всего лишь смену главного хозяина, т.е. изменения внутри капиталистической иерархии, возвращающие все на круги своея.
Важен здесь также вопрос: что получил сам капитализм (плутократия) от проникновения в производство и превращения его в промышленное? Прежде всего, капитализм тем самым окончательно завоевывает общество.
Сфера производства суть сфера воспроизводства материальных условий жизни общества, и получая контроль над этой сферой, капитализм получил тотальный контроль над обществом, который, разумеется, должен быть оформлен идеологически и политически. В экономическом плане он получил область приложения капитала, которая может непрерывно расширяться, производя и продавая, и полагаясь в том деле на раздувание потребностей и искусство продажи.
Наконец, и это очень важно, овладевая техническим прогрессом, капитал получает преимущество не только экономическое, но и силовое перед всеми своими внешними противниками. Он получает новое средство (не единственное!) для борьбы за глобальное господство. Пушка на борту колонизаторского корабля всегда была дополнительным аргументом в торговых отношения прошлого, а что означает военно-техническое превосходство капитализма сегодня, объяснять не нужно. Научно-техническое превосходство было одним из необходимых условий утверждения империи, над которой не заходило солнце. О. Шпенглер даже упрекает западную цивилизацию за то, что она несла технический прогресс в другие страны света и другим народам, поскольку, как он полагал, что технические достижения есть заслуга исключительно европейского человека, обеспечивающего его доминирование на планете.
Отмечу еще раз. Европейское промышленно-техническое развитие оценивают как несомненный прогресс и связывают его с капитализмом. Действительно, исторически европейский промышленно-технический и научный прогресс последних трех столетий от капитализма неотделим. О том, каким было бы европейское развитие вне капитализма, можно только гадать. Но такое гадание не слишком продуктивно. Если развитие Европы пошло по другому пути, значит альтернатива этому пути либо отсутствовала, либо была слишком слаба. Без капитализма жизнь бы не остановилась, не остановился бы и технический прогресс, о котором уже упоминавшийся О.Шпенглер говорил как о процессе, принявшем угрожающий характер. И эта оценка на сегодняшний день еще более актуальна, чем на начало 20 века. Вопрос в том, как использован этот технический прогресс. Когда технической прогресса подвел к стадии становления промышленного производства, капитализм уже утвердился в Европе и никакой другой альтернативы не оставил. Другое дело – Россия. Она размышляла о своем пути, инстинктивно остерегаясь капиталистического прогресса, не самих по себе технических успехов, но власти плутократии, направлявшей технический прогресс в своих эгоистических целях. Ее беспокоил этос, который привносил с собой европейский прогресс.
Чтобы утвердиться в обществе, капитализм должен был завоевать общество, привлечь его на свою сторону. Это завоевание можно рассматривать как победу проекта модерн, что требует отдельного обсуждения.