Антропология и обретение Смысла Опции

[Ratan]

Это попытка постановки проблемы, навеянная разговором о постмодерне.
В текстах С.Е.Кургиняна постоянно всплывает мысль о самоидентичности и обретении субъектности как условии политического (и не только политического) действия. Этот процесс предстает также как обретение Смысла. Здесь написание «смысла» с большой бу-квы имеет в виду подчеркнуть, что речь идет о смыслах стратегических, генеральных (ме-тафизических) и т.п., т.е. о смыслах, определяющих жизненный путь исторического субъ-екта, если речь идет об обществе, или жизненную стратегию личности, если речь идет о человеке. Эта мысль представлена в текстах в прямой и косвенной форме. Я воспользу-юсь цитатой, в которой она выражена прямо: «Между тем, подлинная власть не носит ве-щественного характера. Миром правит невещественное. Так это происходит везде. И нам не удастся отгородиться от этого. Не будет здесь царства своего Смысла – здесь будет царство чужого Смысла. Или царство Антисмысла. Последнее даже более вероятно… Ближайшие 25 лет распадутся на три периода. Первый – осознание роли Смыслов. Второй – выработка Смыслов. Третий – переход от смыслообновления и смыслоконсолидации к переменам…» http://www.kurginyan.ru/publ.shtml?cmd=art...=10&id=1940
Если актуальный политический анализ выводит на «метафизические» вопросы обретения смысла, то есть резон обсудить, как это совершается в человеческой истории.
Общий тезис заключается в том, что всякая культура имеет свое представление о человеке и смысле его существования, и в этом плане можно говорить об антропологическом на-полнении культурных смыслов и об антропологии как сфере знаний и представлений (пе-реживаний). В этом контексте под антропологией понимается не только набор теоретиче-ских представлений о человеке, но, как уже отмечено, некий интегральный образно-понятийный концепт, образующий по сути фундамент культуры. Это представление о че-ловеке (эта антропология) оживает в искусстве во всех его формах и вообще во всем, что касается человеческих переживаний и поступков человека и социальных групп в опреде-ленной культуре. Указанное соотношение прослеживается во всех культурах и на всех этапах ее развития. Например, эволюция культуры античного греческого полиса предстает как движение от мифа к Логосу, т.е. к концепции человека, соотнесенного с реальность через мышление и познание. Осмысленное и рациональное действие становится в ней культурным образцом уже на ранней стадии становления (рационализация мифа). Рацио-нальным ядром формирующейся культуры становится философия, в которой проблема человека внятно сформулирована в философии Сократа, сократических школ и в после-дующем ее развитии. Учение Конфуция обращено к человеку, к этике его поведения и со-держит в себе образ благородного мужа, задающий модель поведения человека элиты. Христианство создало образ солидарного человека (все люди братья), ставшего этическим основанием христианских общин, и принципы поведения человека христианской веры (нет больше той любви, как если кто отдаст жизнь свою за другие своея) благодаря кон-цепции единого бога, сотворившего мир и человека. И т.п. Создание образа человека все-гда включает в себя представление об его взаимоотношении с внешним миром (космосом, природой, Небом и пр.) и принципы таких взаимоотношений неотделимы от самой антро-пологической модели. Европейское Просвещение сконструировало антропологию, в кото-рой человек есть свободный индивид с его естественными правами, появление которой решающим образом предопределено европейской реформацией. Наконец, постмодерн как культурная программа в определенных отношениях опирается на антропологию эпохи модерна (самодостаточный индивид), но вносит в нее принципиальные качественные из-менения, проводимые под лозунгом борьбы с рационализмом Просвещения за новую ра-циональность.
В таком контексте постановка вопроса о противостоянии постмодерну и об альтернатив-ном историческом проекте как проекте развития, должна в глубоком культурном фунда-мента опираться на антропологию (образ человека), адекватный новому повороту исто-рии. Понятно, что необходимый антропологический образ могут выразить в философии и культуре определенные люди, но родить его может только так или иная культура или не-кий культурный синтез. В повестке дня вопрос: какой должна быть модель человека спо-собная заместить антропологические представления постмодерна?
1.Антропология европейского просвещения базируется на концепции атомарного челове-ка (индивида). Она рождена европейской культурой в результате своеобразной «мутации», происходившей в период Возрождение-Просвещение. Свое рациональное оформление эта антропология получила в философии эпохи Просвещения. Альтернативное мироощуще-ние базируется на образе «солидарного человека», т.е. идее человеческого единения, вы-званного не столько материальной потребностью (глобальный рынок), но самим понима-нием жизни и отношением к жизни. В основе такого отношения к жизни лежит идея че-ловеческого братства, вытекающего из самого факта существования людей. Итак, проти-востояние постмодерну в сфере духа, в сфере метафизики должно опереться на антропо-логигию солидарного человека, выраженную в самосознании общества (философия), а также выраженную всеми иными средствами культуры.
2.Какая культура (какие культуры) были и могут быть местом рождения такой метафизи-ки человека? Вообще-то, все традиционные культуры в той или иной мере альтернативны постмодерну (и европейскому модерну с его идеей нации), но не все культуры смогли адаптировать идею солидарного человека и человечества для уровня индустриального развития. Это смогла сделать русская культура в силу исторических обстоятельств (так Бог замыслил о России, мог бы сказать В.С.Соловьев) и в силу глубокого внутреннего со-лидаристского потенциала, накопленного многовековым развитием. Без какого-либо рус-ского шовинизма следовало бы сознавать, что Россия то историческое культурно-историческое место, где должен был произойти и происходил культурный синтез, способ-ный выплавить адекватную антропологию и соответствующее ей мировоззрение. Оглядка на интеллектуальный опыт запада здесь совершенно необходима, но именно оглядка, обеспечивающая собственное историческое движение.
3.На сегодня опыт русской культуры в этом плане не востребован ни практически, ни ин-теллектуально, что является крупным провалом интеллектуальной работы сегодняшнего дня (точнее, «провалом» можно назвать отсутствие интенсивной интеллектуальной рабо-ты в обсуждаемом здесь направлении). Между тем, солидаристское «всечеловеческое» чувство пронизывает всю историю русской культуры, включая, несомненно, советский период. Материал здесь богатый, я приведу скромный и рядовой пример проявления тако-го чувства всего лишь как иллюстрацию. Всем известная хорошая советская песня «Вечер на рейде», и я спрашиваю иногда своих коллег: могла ли в американском обществе (или в европейском) родиться такая простая и проникновенная словами и музыкой песня о «дружбе большой, о службе морской…»? Может и могла, может и есть что-то подобное, но все равно названный мною советский прецедент корнями уходит в солидаристское чувство русского человека.
4.Где и как должна выстраиваться антропология человеческой солидарности в современ-ных условиях? С одной стороны, она явлена православным религиозным сознанием. Од-нако оно может быть историческим основанием, а не актуальным проектом. Модерн заме-нил веру знанием, наукой. Обратное движение уже невозможно без отступления и архаи-зации (чему, на мой взгляд, способствует сегодня руководство РПЦ). Необходима рацио-нальная (научная по форме) антропологическая концепция, раскрывающая солидаристкую природу человека. Опять-таки, определенные шаги в построении такой модели были сде-ланы в русской дореволюционной (до 1917 года) философии. Практически мы там не встретим идею «свободного индивида» (я не говорю о европейских подражателях вроде Б.Н.Чичерина). От анархиста Бакунина, писавшего о солидарности в животном и челове-ческом мире, до В.С.Соловьева с его «Оправданием Добра», являющимся по сути апофео-зом солидаристской антропологии в русской философии (и потому вызвавшей принципи-альное неприятие со стороны Б.Н.Чичерина). Более того, В.С.Соловьев утверждает идею, что общество (государство) есть собирательный орган делания добра. Такой постановки вопроса мы не найдем в западной философии, она прямо противоположна гоббсовскому естественному состоянию общества как борьбы всех против всех.
5.Рационализация солидаристской антропологии не может опираться только на философ-ские сочинения, она должна включить в себя также опыт «культурной антропологии», эт-нографии, археологии и естественно-научной антропологии. Проще сказать, она должна быть интегральным синтезом научного знания и философского метода. Такая работа прак-тически не начата, и такая работа, по моему убеждению, может быть сделана только в России на ее культурном основании (во всяком случае, она необходима историческому будущему России). Причина здесь в том, что «солидарстская антропология» не может быть чисто теоретической интеллектуальной конструкцией. Она должна опираться на культурный опыт, вырастать из соответствующего культурно-исторического слоя. Всякие рациональные конструкции антропологического плана определенным образом соотнесены с жизнью народа (народов). Например, утверждение Н.Ф.Федорова, что «добро есть про-дление жизни живущим и возвращение ее умершим» в рационально-рассудочной культу-ре запада будет понято совсем иначе, чем в православном мироощущении русского фило-софа. Нужен культурный контекест.
6.Еще раз. Если актуальный политический анализ приводит нас к тому, что мы оказывает-ся перед границей, разделяющей метафизическую реальность (реальность культурно-исторических смыслов) и актуальную действительность, то необходимо перейти эту гра-ницу и открыть дверь в «метафизику». Это необходимо для поиска фундаментальных средств анализа и, что еще более важно, для решения задачи синтеза тех смысловых кон-струкций, на которые должна опереться концепция истории, альтернативная политиче-скому постмодерну.

[Dok]

Однако ликвидация «провала», ликвидация всего советского, неизбежно оборачивается ликвидацией России

А.А. Зиновьев как-то скакзал: "Мы метили в коммунизм, а попали в Россию". Как будто бы такой мыслитель как Зиновьев не мог не понимать, что коммунизм и Россия в Хх веке плотно связались (коммунизм отразил старую русскую традицию, а Россия с коммунизмом получила новое величие).
Но если Зиновьев не мог не понимать связи России и коммунизма, то что понимал и чего не понимал Ракитов в бытность советником Ельцина можно только гадать.
Большинство либералов, естественно, не дотягивая до интеллектуального уровня Ракитова, не понимают этой связи уж точно. Чему очень способствует ведущие методологические предпосылки нашего времени - позитивизм и постмодернизм. Вроде как обсуждать метафизические и социально-культурологические особенности и не нужно, тем паче что отвлекает от "нормальных" забот эффективных менеджеров - юриспруденции, экономики и бизнеса ("набивания карманов зелеными бумажками"). Все, что не вписывается в эти-то каноны, по боку.
И история падения Советской империи, своего рода неприступной Трои, оказавшейся не в состоянии осознать хитрость данайцев ("бойтесь данайцев, дары приносящих"), ничему не учит. Считается, что отрегулируем экономику и юриспруденцию, устраним недостатки русского и советского быта, и заживем как в нормальной, комфортабельной стране.
А меж тем СССР, не сумевший в нужной степени взять метафизический барьер, а значит и барьер - методологический, интеллектуальный, пал, поведясь на "дары данайцев".
Время шло, некоторые стали прозревать... Остановились, посчитали, прослезились... Подогнанный данайцами Конь оказался нежизнеспособным (это уже иншая метафора - Кургиняновская, про козу и коня).

Одним из таких процессов было омещанивание новой советской бюрократии («в чем буду фигурять я на балу в реввоенсовете…»), чем-то похожее на «выход на линию» новоиспеченных «красных бюрократов», начинавшим по-обезьяньи подражать аристократическим манерам.

Бюрократы начали подражать аристократам, аристократы - Западу... Все как-то оказались хлипкие (и те, и иншие), не сумевшие удержать страну и взять барьеры - метафизический, интеллектуальный, нравственный. Одно оправдание: вроде не Кантами на свет народились, но от энтого разве легше...
Элита (в переносном смысле - аристократия) сформировалась не под влиянием взятия барьеров (интеллектуального, метафизического, нравственного - вспомнить хотя бы судьбу Эвальда Ильенкова, отрезанного от политпроцесса сильнее, нежели заглядывающаяся на Запад "дессида"), решения соответствующих задач, а с некоторого времени - под влиянием чего-то другого - "фигуряния на балу", подражательства аристократам и Западу... Чем дальше, тем больше...
И в 1991 годе тенденция эта окончательно победила. Казавшаяся неприступной, в общем-то неприступная Троя пала... Пасть же Троя могла только изнутри - не сумев в должной мере ответить на "постмодернистскую" хитрость данайцев. А не сумели на эту хитрость ответить как надо именно из-за невзятия барьеров: метафизического, интеллектуального, методологического.
Ноне все еще более плачевнее.
Метафизика в эпоху "блеска нищеты постмодерна" не в моде, такие обсуждения уже "неприличны". Интеллектуально-методологическая и философская культура где-то пала под позитивизмом, застыла под ним, а застыв в развитии, ослабевает... Интеллектуальных достижений в научно-филос. среде, таких чтоб они не уступали по своему уровню Ильенкову или еще кому, ждать не приходится.
Поэтому у меня перед глазами все время всплывает один и тот же образ, показанный как-то по ящику. Форум в Ярославле, чуть ли не с участием Медведева... Телевизионщики восторженно и восхищенно нас оповещают: на форум прибыл Тофлер...
Вот это то, на что способен нынешний политический класс (не Ленины и не Сталины) в своем интеллектуальном осмыслении себя и мира - пригнать по заказу Тофлера. И что? Ну, Тофлер, ну приехал... И что? Он призван учить туземцев правильной "хвилософии", рассказывать туземцам про информационную эру? Если это все на что туземцы способны, то это туземцы и есть... Туземцы в своей стране.
Тофлер видит туземцев, отрабатывает командировку, Тофлер скучен, но говорит все как надо "У России большое будущее в глобализующемся мире" (что еще Тофлер-то сказать может? На то он и Тофлер, чтобы "волну гнать". Волну про "Третью волну"). В оббщем, пакость.
Пакостен не сам Тофлер, а то, что интеллектуальный и методологический уровень класса остановился на отметке, на которой написано - "Тофлер".
Там на Западе Тофлер уже всем надоел, так его возят туземцам показывать - им-то смотреть на него как на бога положено. Это Кук: раз - и предсказал затмение, раз - и извлек огонь из палочек (или это Урфин Джус так делал в сказках Волкова?)... Туземцам же не дано знать ни астрономии, ни спичек... Вот и смотрят как на бога... А может скучают и думають "ах-как хорошо: на балу сам Тофлер фигуряет".

[Ratan]

Что "Бог задумал" о России?
«…идея нации есть не то, что она сама
думает о себе во времени, но то,
что Бог думает о ней в вечности».
В.С.Соловьев

Выше речь шла о том, в каких социальных формах и в каких формах сознания жила в русской культуре солидаристская собирательная идея. Она жила в крестьянской общине в тех формах, которые соответствовали крестьянскому труду и социальному положению крестьянина. И прежде чем обратиться к присутствию (или отсутствию) солидаристского сознания в других социальных группах, уместно «лирическое отступление» по общему вопросу, именно, по вопросу о русской идее. В.С. Соловьев едва ли не первый, кто публично и достаточно определенно высказался по этому вопросу.
Рождение «духа культуры», находящего свое выражение в символе, процесс таинственный и иррациональный, как не без основания полагал О.Шпенглер. Но эта таинственность и иррациональность имеет все-таки свои основания. Ни всем многообразии случайностей, воздействующих на культурно-исторический процесс, в нем всегда обнаруживаются ключевые системные факторы, определившие лицо культуры, т.е. доминантный тип переживаний, мотиваций, поведенческих реакций. Уже неоднократно отмечалось, что поведение человека программируется культурой, фиксированной многообразными символическими средствами, проникающими в жизнь человека и несущего ему смыслы, определяющие его переживания, мотивации, действия. И можно предположить, что в ходе исторического процесса совершается своеобразный отбор, своеобразная селекция культур, способных занимать ведущую роль в глобальном развитии человечества. Глобальное человечество не миф и не благое (или дурное) пожелание, это неизбежный продукт развития высшей культурной формы жизни на Земле. И человечество или достигнет глобальных форм объединенного существования (например, как это представлено у И. Ефремова в «Туманности Андромеды»), или скатится в глобальную диктатуру, предчувствие которой отражено в литературной фантастике 19-20 вв., и возможные реальные формы которой сегодня уже недвусмысленно прорисовываются глобальными политическими игроками. В последнем случае История должна быть свернута, она должна быть прекращена, естественноисторический процесс развития должен быть закрыт и замещен глобальной манипуляций человеческим сообществам. Это, разумеется, будет означать потерю культурного наследия человечества, образцы которого возможно останутся в чьих-то недоступных частных коллекциях. Но это грозит смертью всему человечеству, поскольку системные развивающиеся объекты могут либо развиваться, либо умирать. Остановка в развитии есть для них фактическая смерть.
Но если взглянуть на мир развивающийся и на Историю как непрерывный процесс развития, идущий через конфликты, потери и поражения к объединенному человечеству, то появляется почва для историософии, т.е. для метафизики истории, для размышлений о том, имеют ли исторические народы свое «предназначение», свою идею, свою роль на громадной и далеко не игровой сцене истории, иначе говоря, на сцене Жизни, каковой (сценой) является такое маленькое (в космическом масштабе) пространство Земли. И в этом контексте есть смысл в обращении к русской вопросу сегодня. Русский вопрос или русская идея по Соловьеву это вопрос о смысле существования России во всемирной истории. Каждый, кто глубоко проникся русский историей и русской культурой, согласится, что вопрос этот глубоко созвучен его сердцу. Этот вопрос и какой-то еще неосознанный ответ всегда витал во всем ее смысловом пространстве, словно для разрешения этого вопроса и была сотворена Россия. По этой причине через полчаса знакомства иностранца с русским (старым советским русским) разговор уже шел о смысле жизни. Так вот сразу без долгих реверансов и деликатных поклонов всплывала в русском сознании главная тема, которую он хотел обсудить с иностранцем.
Чтобы ближе подойти к сути этого текста процитирую статью В.С. Соловьева «Русская идея». Цитата большая, но нам не помешает: «Когда видишь, как эта огромная империя с большим или меньшим блеском в течение двух веков выступала на мировой сцене, когда видишь, как она по многим второстепенным вопросам приняла европейскую цивилизацию, упорно отбрасывая ее по другим, более важным, сохраняя таким образом оригинальность, которая, хотя и является чисто отрицательной, но не лишена тем не менее своеобразного величия, - когда видишь этот великий исторический факт, то спрашиваешь себя: какова же та мысль, которую он скрывает за собою или открывает нам; каков идеальный принцип, одушевляющий это огромное тело, какое новое слово этот новый народ скажет человечеству; что желает он сделать в истории мира?».
«Идеальный принцип, одушевляющий это огромное тело», не тождественен тому, что представляется общественному мнению, вообще он может не быть тождественен тому, что люди думают о себе и своей истории. Эти соображения могут выражать идеальный принцип, а могут и отклоняться от него. По мысли Соловьева этот «идеальный принцип» объективен, он есть то, что бог думает (задумал) нации в вечности. При этом народ может реализовать исторический принцип, даже не принимая субъективно таковой и сопротивляясь ему. Пример, приводимый В.С. Соловьевым, обращен к истории евреев. Их историческая роль дать миру благодать христианской веры. И они выполняли эту задачу парадоксальным образом, т.е. тем, что сами не приняли христианства, отвергли его, но из их среды и из теологии иудейского монотеизма вышел Учитель, утвердивший своей крестной жертвой названное учение. И еще раз цитата об объективности идеи, которую своей исторической жизнью проносит тот или иной народ: «Раз мы признаем существенное и реальное единство человеческого рода - а признать его приходится, ибо это есть религиозная истина, оправданная рациональной философией и подтвержденная точной наукой, - раз мы признаем это субстанциональное единство, мы должны рассматривать человечество в его целом, как великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации. С этой точки зрения очевидно, что ни один народ не может жить в себе, чрез себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества. Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенской жизни, - вот ее истинная национальная идея, предвечно установленная в плане Бога».
Итак, органическая функция, которая возложена на ту или иную нацию, - следует ли ее рассматривать как рок, как неотвратимый перст судьбы, назначенный провидением? Или можно подойти к ее пониманию, исходя из процесса развития, из эволюционного процесса, представляющего собой социогенез, наконец, просто исходя из фактов Истории, которая совершается деяниями людей и народов, и не имеет гарантированного благостного конца (в отличие от концепции религиозного провиденциализма). Автор этих строк, цитирующий религиозные воззрения В.С. Соловьева, убежден, что будущее принадлежит светскому мировоззрению, что именно оно должно прокладывать историческую траекторию России. Однако все, что наработано в религиозном сознании (наработано для будущего, а не вообще наработано), должно быть взято с собой. Это касается и историософии В.С. Соловьева, но при одном условии. Заместим христианского бога и его провидение на анализ исторического процесса, в котором не будет внешней воли, но будет саморазвитие культурных (разумных) форм жизни на Земле, которые принес социогенез, начавшийся с деятельных форм активности гоминидных сообществ.
Есть разные версии истории восточных славян, составивших в конечном счете племя великороссов. Но кажется все истории сходятся в том, что движение их по среднерусской равнине не было движением завоевательным, ставящим своей задачей покорение других племен. Нет, это было мирное расселение и освоение территории оседлым земледельцем. Русский крестьянин кочевник, как пишет В.О. Ключевский, не степной кочевник, перегоняющий табуны животных. «Кочевой образ» образ жизни русского земледельца выражался в перемещениях, вызываемых истощением почвы, освоенной в подсечном земледелии. Каждые пять лет (или в иные временные промежутки) он снимался и переходил на новые участки. Земледельческий труд основа существования русского этноса вплоть до промышленного переворота 20 века, проклинаемого ныне врагами России. Этот труд и постоянные перемещения, требовавшие взаимодействия и мирного сожительства с другими племенами, формировали его этос. Если мы хотим мирного сожительствовать с соседями, мы научимся их понимать. Так и в истории, мирное освоение и мирное сожительство развивали соответствующие способности народа. Второй важный фактор в истории великороссов – борьба со степью. Условия, в которых исторически оказались славянские племена, в общем-то уникальны сочетанием всей совокупности обстоятельств. И важно здесь следующее. Малое славянское племя могло вести такой образ жизни и потом войти в какое-то племя и раствориться в истории. Но здесь громадность осваиваемого пространства отразилась и на этногенезе. Произошло слияние племен в этнос, осознание своей силы и громадности, становление государства в условиях доминирования этики мирного сожительства, которая в данном историческом контексте может быть названа этикой делания добра. Совсем неудивительно, скорее естественно в рамках такого хода этногенеза, что объединение этноса, его объединительное мировоззрение начинается с понятия «Русская земля», объединяющего восточных славян. Земля не как место проживания и эксплуатации («эта страна» в терминологии либерастов), но земля как Отечество, собирающее всё работающее на ней сословия, как освоенная трудом территория, ставшая Родиной, защищаемой от степняков. Неудивительно, что пронзительным рефреном трижды звучит в «Повести о полку Игореве» это восклицание, передающее боль о родном отечестве: «О, русская земля, уже ты за холмом».
На громадном пространстве среднерусской равнины формируется громадный этнос, начинающий сознавать себя как значимую персону истории. Здесь формируется его предназначение, то, что о нем «задумал бог». Как коротко выразить это предназначение? А коротко это можно выразить так: русский народ есть народ собиратель, народ объединитель, весь его исторический опыт есть опыт объединения с другими народами и объединения других народов, происходившего под патронажем великорусского этноса или завершавшегося таким патронажем. Здесь действовала этика созидания большой семьи, требовавшая такта и понимания чужих вер. Только в русской империи могли присягать русскому царю, но жить при этом по своим обычаям. И только в русской империи татарин, грузи, башкир (или представитель иного этноса) мог называть себя русским, ибо в этот этнос могли быть включены все, принявшие солидаристскую этику объединения. Так формировался Большой народ, ядром которого оставался вне всякого сомнения русский этнос, несший основные константы мировоззрения и объединительной этики. Вся эта сумма обстоятельств формировала всемирность русской души.
В названном плане «избранность» русского народа исторически предопределена. Но это не избранность фанатичного мессии, или избранность сатрапа, покоряющего другие народы. Эта избранность есть исторический крест, уже пронесенный через историю. И даже, если распятие состоится, солидаристская этика будет утверждена в мире, если таковой останется жить, и будет утверждена благодаря русской истории, попирающей смертию смерть.
В этом своем качестве русский народ и русская история есть альтернатива Западу. Действительно, в своей истории Россия «по многим второстепенным вопросам приняла европейскую цивилизацию, упорно отбрасывая ее по другим, более важным, сохраняя таким образом оригинальность, которая, хотя и является чисто отрицательной, но не лишена тем не менее своеобразного величия» (это еще раз Соловьев). Европейский индивидуализм и русский солидаризм суть культурные альтернативы. Возможен ли их синтез? Славянофилы хотели этого, но без потери собственного «Я», собственной самоидентификации как говорят сегодня. Если такой синтез возможен, то только через культурную генетику, способную встроить приобретения индивидуализма в этику всечеловеческой солидарности. Матрица такого соединения, как можно предположить, создавалась в русской культуре. Но это остается отдельным проблемным вопросом, решение которого возможно в рамках глобального развития, а не в нынешних условиях культурной деградации, сопровождающей остановку развития.
Если согласиться, что солидаристская этика собирания народов есть свойство русской культуры, призванной к такому собиранию, то фашизм ее абсолютная противоположность. Ликвидация русского очага человечности «священная задача» всего, что прямо или косвенно работает на глобальную диктатуру. Ростки жизни и развития несовместимы с глобальным господством меньшинства, превратившего Экономическую Систему в средство глобального контроля. Впрочем, это уже тривиальности, возвратимся к «русской идее».
В статье В.С. Соловьева есть важная мысль, что историческое призвание народа осознается и осуществляется им как моральный долг, как нравственная обязанность: «Но если человечество и действительно представляет некоторый большой организм, то не следует забывать, однако, что мы не имеем в данном случае дела с организмом чисто физическим, и следует помнить, что члены и элементы, из коих он состоит, - нации и индивиды - суть существа моральные. А коренное условие морального существа лежит в том, что особая функция, которую оно призвано выполнять во вселенской жизни, идея, которою определяется его существование в мысли Бога, никогда не выступает в качестве материальной необходимости, но только в форме морального обязательства». Сама эта мысль легко находит подтверждение в истории. Все народы и личности, которые играли значительную роль на исторической сцене, заявляли о своей исторической обязанности, о своем моральном долге. Этот долго мог быть понят по-своему, например, как необходимость очистить человечество от «человеческого мусора» и установить некий высший мировой порядок. Европейцы считали своим долгом просвещение других народов, они «несли» им свет знаний и цивилизацию. Правда, нынешние вершители мирового порядка мало апеллирует к моральным обязательствам, но и они прикрывают свои действия защитой «естественных прав человека», т.е. обращается к неким исходным антропологическим истинам, декларируемым (лицемерно, и это лицемерие уже настолько очевидно, что слов нет) ими.
Видимо апелляция к моральному долгу носит характер фундаментальной необходимости. Действительно, моральный долг есть способ воплощения главной мотивации сохранения и продления жизни человека и человечества, называемый у Соловьева деланием добра. И то обстоятельство, что разрушительные действия также стараются принять внешнюю форму морального долга, не может быть отрицанием самого правила, а лишь его подтверждением. Вопрос именно в понимании морального долга, в характере мотиваций и целей, которые в своем конечном завершающем смысле есть мотивации Добра и ли Зла, Жизни или Смерти. Мотивация фашизма – смерть, и он прямо заявлял это в своем эзотерическом культе. Эти искажения морали и морального долга не отменяют того факта, что реализация народом его исторической роли есть его моральный долг, осознается им как его моральная ответственность и сама «историческая идея» воспринимается как идея нравственная. Можно сказать, что у народа есть два варианта. Один – реализовать свое историческое призвание, другой – умереть: «Призвание, или та особая идея, которую мысль Бога полагает для каждого морального существа - индивида или нации - и которая открывается сознанию этого существа как его верховный долг, - эта идея действует во всех случаях как реальная мощь, она определяет во всех случаях бытие морального существа, но делает она это двумя противоположными способами: она проявляется как закон жизни, когда долг выполнен, и как закон смерти, когда это не имело места» (В.С. Соловьев). И далее философ замечает: «Моральное существо никогда не может освободиться от власти божественной идеи, являющейся смыслом его бытия, но от него самого зависит носить ее в сердце своем и в судьбах своих как благословение или как проклятие». Оставим Соловьеву «божественную идею», а себе оставим идею Истории, ответ на ее вызовы, вырастающие столь же естественноисторически.
Мысль об исторической роли русского народа как народа собирателя, как народа - носителя всечеловеческой солидаристской идеи (это не прирожденно, не примордиальное свойство, просто так исторически сложилось… что пришлось дойти до Берлина) постоянно и в той или иной форме всплывала в русской общественной мысли как в ее художественном, так и в рациональном выражении. Задача лишь правильно прочесть это выражение. Значит ли это, что нужно бросить свои дела и идти спасать человечество?
Вопрос риторический. Спасение человечества в спасении нас самих. Первейшая задача – обращение к самим себе и спасение самих себя, спасение своего государства и своей территории как необходимых условий жизни народа. Следующая, по сути сопряженная и одновременно выполняемая задача, строительство собственного общества, основанного на этике солидарного человека. Эта задача не новая, эта задача была во много решена в советский период, опыт которого должен быть востребован. Востребованы прежде всего «красные смыслы» как смыслы солидаристского сознания, как воплощение традиционных ценностей русской культуры. Эти смыслы должны быть воплощены в новом социальном облике, соответствующем исторической миссии России, тому, что «бог о ней задумал». И здесь вновь и вновь возникает вопрос о причинах беспрецедентно чудовищного обвала последних десятилетий. Эти причины глубоки и уходят отчасти в особую сугубо русскую болезнь солидаристского общества, в русской барство, бывшее на наш взгляд питательной почвой вирусов сознания. Замечу еще раз, отчасти уходят, но уходят в том числе. Здесь невольно вспомнишь галерею образов Н.В. Гоголя в его бессмертных «Мертвых душах». Это примыкает к вопросу о том, кто и как был носителем солидаристского сознания в аграрной дореволюционной России и в России советской, т.е. в СССР.