Сатирикон Опции

[Валерий Рокотов]

2084: ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА


В магазине спрашиваю:
- У вас свежих генетически модифицированных продуктов нет? А то у меня что-то хвост плохо растет.
- Ну-ка, повернитесь, - говорят.
Глянули, головой покачали.
- Да, жидковат. Давно это у вас началось?
А стыдобище! Сквозь землю провалиться готов. Вокруг все люди, как люди: рожи красные, носы лиловые, хвостищи пышные. Один я как придурок. Как не России сын.
- Да знаете, - объясняю, - после того, как в деревню наведался, под Псков. Ел там морковку с огорода, луч репчатый, бабушкин борщ, холодец с картошкой и самогонкой эту дрянь запивал. С молодухами еще на свежем воздухе до зари кувыркался - по сеновалам целый месяц, как окаянный, скакал. В общем, нарушил режим, братцы, расслабился и вот результат - хвост еле дышит уже. Того и гляди, отвалится нахрен. Какой-то стручок из жопы торчит. Стесняюсь спиной повернуться.
Посочувствовали мне добрые люди: да, дескать, беда. К врачу бы тебе, сердешный, не опоздать.
Не люблю я по больницам таскаться, но кинулся, а что делать? В очереди, гляжу, у всех та же беда - хвосты поникшие, куцые, и лицом все бледны. Похоже, как и я, сталкеры, искатели приключений в аномальных местах. При этом кто с фонарем, кто под конвоем. Одного в наручниках на принудительное лечение доставили, чтобы народ не злил. И каждый второй валокордин рассасывает. А как не рассасывать? Самого, пока ехал, тридцать раз освистали.
Не знаю, как очереди дождался. Захожу к доктору, ни жив, ни мертв. Дрожь пробивает, в голове туман. Думаю: а если ампутацию назначат? Не переживу!
Тот (молиться за него буду до конца дней!) только взглянул и сразу рецепт писать.
- Тяжелый случай, - констатирует, - но попробуем излечить. Значит так. На первом месте, конечно, соя американская, предназначенная для имитации пищи, и окорочка. Финские арбузы в пищу чаще употребляйте. Пейте больше молдавского вина. Они виноградники пестицидами заливают. Раньше жалели химии, а теперь не щадят.
- Самое дешевое покупать? - спрашиваю.
- Нет, - говорит, - любое подходит. Еще яблоки голландские, зеркальные.
- Это от которых в животе концерты?
- Точно. Потом попробуйте байконурский кумыс. Правда, от него побочный эффект зафиксирован. Можете облысеть.
- Это ничего, - сообщаю. - Все равно мода в этом направлении движется.
- Сгущенка донецкая хороша - у них там коровы уже канцелярскими чернилами доятся. Только от нее зубы выпадают.
- И это нам нипочем, - уверяю. - На мягких продуктах жить буду. Как космонавт.
- Ну, и отечественную продукцию не забывайте: говядину из районов активного животноводства близких к радиоактивным отстойникам, воблу камскую пучеглазую, светящиеся ватрушки со штампиком «Арзамас-16», варенье норильское, богатое серой и углеродом, шоколад тюменский прессованный.
- Это тот, - уточняю, - что распадается в желудке на мазут и какао?
- Он. И смотрите - больше так организм не насилуйте. Еще один раз сорветесь, и помочь не смогу.
- Да, я, доктор, - кричу, - теперь из Москвы больше не выеду никуда!
Месяц точно рецепту следовал. Все, как назначено, принимал. К концу срока глянул в зеркало и повеселел. Великая вещь - медицина! Хвост - дыбом. Заблестел, распушился - приятно посмотреть. Словно у меня павлины в роду. Теперь из городской массы не выделяюсь ничем. Чего и всем желаю.

[Валерий Рокотов]

И ВСЁ ЖЕ


Однажды вывел ребёнка на улицу, и вдруг солнце засветило ярче обычного, воздух сделался заметно прозрачнее и на душе стало как-то подозрительно хорошо. А вскоре растеклась душа по земле мечтами сопливыми, и перед глазами возник образ рая. Почудилось даже, что лик Божий прорезался в небесах и херувимы плотно расселись на крышах.

Что на тебя нашло? Ничего же не случилось особенного. Всего-то нормальные дети играли в нормальные игры под присмотром нормальных родителей. Просто не оказалось рядом ни безголовых тинэйджеров, ни бродячих сперматозоидов, ни маргинальных мамаш.

В то редкое мгновение жизни, когда уродство ещё не проявило себя, вдруг стало ясно, почему ушедшие поколения так волновало это простенькое польское танго. Почему они столь чувственно повторяли его банальные строки. «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…» Звучало в этом что-то такое, чего не было никогда и чего так хотелось. Дышало это каким-то небывалым умиротворением, дающим тебе передышку. Рождало зыбкие миражи. Наш человек, запевая про утомлённое солнце, забывал о кошмарах реальности: хмурых очередях, отключенном отоплении, общественной бане, последней трёшке, родственниках, которые ещё несчастней тебя, вонючих толчках, тошниловках общепита, хамстве, шпане и гоп-стопах. Песня тихо плыла над всем этим и лечила душу. Оттого и пели её особенно – аристократично, неторопливо, словно растягивая удовольствие и с неизменным печально-сладостным вздохом в конце. Вздохом, в котором было так много.

Потрясающая песня: слова ерундовые, а смысла – бездна. Не песня, а река ностальгии – высочайшей, густой ностальгии по нормальной человеческой жизни, которая, в сущности, и есть – рай. Соседи без придури, стены без надписей, крыша без дыр, вода без ржавчины, диван без клопов, книги без пошлости. Что ещё нужно для счастья?

В то румяное утро счастливо стало лишь оттого, что ты прикоснулся к норме. Как-то прошибло вдруг в ту историческую минуту. Показалось, что всё возможно – мы всё осилим, преодолеем и победим. Мы найдём ответы на все вопросы. Была бы только Её Величество Норма. Дотянуться до этой вершины. А там мы сядем и разберёмся, зачем жить.

Наваждение длилось недолго. Возникли тинэйджеры, подтянулись сперматозоиды, подкатили удивительные мамашки, пахнуло сигаретным дымком, послышалась первая матерщина, в песочницу влетела пивная пробка и всё – привет горячий. Поблёкло солнце, пыльный ветер вскружил обрывки старых газет. Растворился в небесах Божий лик, а следом херувимы спорхнули с крыш и шумной стаей устремились в свои укромные выси.

И сразу острой болью резануло душу твою. Куда вы, силы небесные? На кого вы нас оставляете?

Ты оглянулся вокруг, увидел все эти лица, эти бессмысленные глаза, жуткие гаражи, раскиданный мусор и вернулся в реальность. Ты вспомнил, что твоё новое место жизни – это типичный феод, где люди привыкли к своей незначительности, к тому, что их голоса не слышны. Когда-то, лет тридцать назад, здесь развернулось строительство. Приехавшие устраивались с огоньком: проложили аллеи, построили детские площадки, разбили скверы и украсили их вазонами. Они создали маленький рай. Но потекли годы, и всё стало как-то ветшать, дичать, приходить в запустение. Асфальт на аллеях растрескался, скверы заросли сорняком, качели сломались и заржавели, вазоны уже давно стоят без цветов. Люди притихли, притухли и расселись на лавочках в ожидании окончания жизни.

Тоска проникла во всё и всё разрушила: плоть и асфальт, металл и надежды. Райская жизнь не заладилась. И кто в этом виноват – непонятно. Похоже, виноват тот, кто первым выпал из рамок: поставил у дома свой корявый гараж или протоптал тропу через клумбу. То есть проявил неуважение к общему. А также те, кто его не остановил, не вернул в рамки. После этого и началось. Уродство произвело вылазку и, закрепившись на рубежах, двинуло в наступление. И вот уже дома в кольце гаражей, вот уже грязь и мусор, и вопли под окнами, и разрисованные подъезды. Глядя на этот расползающийся кошмар, активисты сказали: «Да ну вас всех на фиг! Что, нам больше всех надо!» Они сказали так сгоряча, в надежде, что все спохватятся, а никто почему-то не спохватился. Так норма капитулировала перед уродством. Так победил хам.

На заброшенной, бесхозной земле вымахал и врылся корнями особый вид сорняка, человекообразный. Местное начальство быстро осознало, как это классно – властвовать в бардаке. Оно сообразило, какие открываются перспективы. Общественная энергия выветрилась, и с людьми отныне делай всё, что угодно. Они не пикнут. Они уже не способны защитить даже своих детей.

И это не преувеличение. Зимой ты привёл в садик ребёнка, стал раздевать и увидел, что ребёнок дрожит. Оказалось, не работают батареи. Ты начал разбираться и услышал про начальника местных теплосетей. Тот требовал от садика денег за проведённый ремонт. Его провели осенью: заменили пять метров труб и изготовили накладную – на пятьдесят. Теперь к оплате предъявляют огромный счёт и заявляют: пока не будет денег, не будет тепла. И вот дети мерзнут, болеют, в группе из двух десятков малышей – только шестеро и все в свитерах. Ходят стайкой, жмутся друг к другу, сидят на руках воспитателей.

Ты позвонил негодяю и предложил ему выбор: или сейчас же будет тепло или два года общего режима. Вскоре прибежали рабочие продувать трубы. Зачем-то прибежал глава местной администрации, который в трубах не разбирается. А потом тебе позвонили из садика и взмолились: «Пощадите, не надо никаких телекамер!»

И ты осознал степень скотства. Ты понял, почему директор не обратилась в прокуратуру. Готовилось перечисление денег за жирный откат, и глава администрации был явным образом в доле. Он прибежал, чтобы «перетереть», обсудить план действий, поскольку бизнес срывался. Всё то время, пока детей валили болезни, эта троица торговалась – спокойно и никуда не спеша. Они были абсолютно уверены: никто не вякнет.
Так, тихо, неторопливо, уверено, местное начальство разворовало здесь всё. Всякий ремонт производился по отлаженной схеме.
Ты стал выяснять, знают ли об этом аборигены, и с ужасом понял: все замечательно информированы. «Почему же вы это терпите?» Ты спрашиваешь, и внезапно всё сам понимаешь. Мечта о земном рае угасла. Не возникает более миражей. Давно утвердилось другое: осознание реальности адом, в котором как-то надо существовать.

Ты замечаешь, что многие не шибко этим огорчены. Они уяснили: если принять адские правила, то, в общем, жить можно.

Не так давно в здешнем аду снова появились строители. Заскучав в отсутствии больших начинаний, начальство выставило на конкурс окрестность адской земли. Нашелся любопытствующий инвестор. Он дал рекламу и привлёк деньги трудящихся масс. Денег этих оказалось так много, что компаньоны разум потеряли мгновенно. Они сразу начали воровать, а когда украли всё, что возможно, передрались. Все разом подали заявления в органы, сигнализируя, что их желают убить. А потом восстали трудящиеся. Началась невиданная заваруха. Под шумок митинговых страстей одних уголовников сменили другие. Твой дом с грехом пополам достроили, но тот, кто это сделал, до сих пор мечтает тебе отомстить. Ты разгадал его план – снести малоэтажный дом и поставить высотку. Ты подключил телевидение и помешал ему кинуть сотню семей. С той поры он не знает покоя: всё думает, как бы нож тебе сунуть, да так, чтобы на него не подумали.

Иногда мимо колесит джип со знакомыми номерами, и за чёрными стёклами сверкает пара ненавидящих глаз. И глядя на этого конкретного упыря, уже дважды побывавшего в розыске, и вспоминая про других упырей, орудующих в бизнесе и во власти, ты понимаешь, как далека, как оторвана от реальности эта мечта – обретения рая.

И всё же она жива. Она вернулась на этот клочок земли. Бывает, соберутся люди, всё уберут, вычистят, посадят цветы, и вдруг рассеются тучи и с чистых небес спланирует на здешние крыши святая рать. В такие мгновения тебя наполняет странной уверенностью. Щекочет душу дерзкое крылатое чувство. В такие минуты пробуждается вера.

Эта вера, скромной лампадой горящая в тебе и ком-то ещё, заставляет ад пятиться. Он огрызается, и это противостояние ты видишь повсюду. Кто-то поставил навес над родником, кто-то начертал на столбах пышную гадость. Кто-то разбил цветник, кто-то свалил рядом мусор. Кто-то дал, кто-то отнял. Кто-то взялся за гуж, кто-то сказал, что не дюж. Норму утвердить неслыханно трудно. Её приходится ежедневно отвоёвывать у уродства, которое изощряется в формах, стебётся и уверено, что измотает любого. Измотает, высмеет, заставит отречься, а потом обернётся рекой, которая унесёт и тебя, и твоих детей, покроет всё ровными тёмными водами, – той самой рекой, которая когда-то разделила землю и небо на два берега и не даёт им соединиться.

Великая, конечно же, сила. И всё же…