Петр Тодоровский Опции

[Maja]

К разговору о семьях Германов и Тодоровских. Не знаю, стоит ли углубляться в семейные связи, но вот мысли деятелей кино любопытны.
Петр Тодоровский снял фильм "Риорита" и жалуется, что его нигде не берут, мол вот при Ельцине бы взяли, а теперь - то ли цензура, то ли просто нет спроса на серьезное кино... Насчет цензуры, думаю можно не мечтать. Раз уж на "Сволочей" и "Гитлер-капут" цензора не нашлось... Кстати часть денег на "Риориту" дало Федеральное агентство по культуре. Всеядность тех, кто одобряет сценарии, восхищает. Остается только надеяться на то, что пугает Тодоровского - фильм не понравился кому-то наверху.
Тодоровский дает многочисленные интервью, рассказывает о фильме, а заодно, сообщает свои соображения о прошлом.
Оказывается, что быть предателями и доносчиками - это у советских людей, что называется "в крови":
РГ: Но советская власть уже не существует. Вертухаи остались без работы?
Тодоровский: Думаю, поле деятельности у них есть. Заводят на соседа досье: кто что ест-пьет, какие гости приходят. И доносят.
РГ Кому и зачем? Что охранять? Кто заказчик?
Тодоровский: Очень много добровольцев. А доносить - в милицию, на Лубянку - пожалуйста. Примут с удовольствием.
РГ: Сексоты - чисто советское изобретение?
Тодоровский: Драматург Владимир Кунин, который давно живет в Германии, рассказывал, что возле его дома знак: скорость 20 км. И если он подъедет на скорости 40, соседи настучат куда надо. Там это чисто немецкое: порядок есть порядок, надо выполнять...

Вот так, оказывается. В Германии никто не стучал в гестапо на своих соседей, там не хранятся кипы бумаг с доносами на евреев, там всегда царил порядок.

Еще Тодоровский советует показать по телевидению фильм Вайды "Катынь" "в качестве наглядного пособия по современной истории".

Сообщает свои представления о русском народе: "Сегодня культа личности нет, но готовность по первому зову верноподданнически припасть к монаршей руке сохранилась. Видимо, это в крови у народа".

О войне: "Не сказано всей правды о том, как мы проигрывали войну все первые ее годы. И сколько попало в плен наших солдат. Сколько союзники нам в течение 4 лет давали вооружения: автомобили, стратегические материалы. У нас мало известно о том, что после войны в Берлине 100 тысяч немок пришли к коменданту Берлина с жалобой, что их изнасиловали наши солдаты. Или что маршал Жуков пригнал эшелон мебели из Германии..."

Национальная идея, оказывается, возникнет "когда народ станет жить лучше. Когда пенсии достигнут прожиточного минимума, а крестьяне, отвыкшие от земли, будут дорожить каждым ее клочком. Мы можем сколько угодно предъявлять справедливых претензий к Америке, но там народ живет богаче, поэтому они гордятся своей страной и патриотизм не считается бранным словом, как в России".

И кстати, я была уверена, что Тодоровский извинялся за свою "Интердевочку", так ведь нет!
Тодоровский: "Я горжусь тем, что стал в кино первооткрывателем темы проституции и ее тяжких последствий. Я и сейчас убежден, что об этой категории женщин надо снимать честные и многогранные фильмы. Работая над "Интердевочкой" , я открыл для себя мир продажных женщин, о существовании которого раньше имел смутные представления. Среди так называемых "путан" , которых мои ассистенты приводили на "Мосфильм" для изучения типажа, были очень незаурядные натуры. Например, одна из "жриц любви", кандидат наук, на панель пошла ради того, чтобы, накопив денег, защитить докторскую диссертацию".

[Dimkos]

6 февраля 2010 г. Первый канал показывал фильм «Чучело». Тогда я этот фильм впервые полностью и посмотрел (и больше не пересматривал). И постепенно начал осмысливать. Этот процесс вылился в то, что 16 июня (т.е. спустя 4 месяца!) я здесь попытался описать «деструктивную силу», потаенно скрытую в этом фильме. Хорошо ли описал, плохо ли, но для себя я кое-что в этом диалоге расшифровал (и это главное). Кто-то эти отчасти сумбурные расшифровки понял, кто-то нет. Но на саму расшифровку потребовалось аж целых 4 месяца: в голове это все бродило, бродило… Потом было дополнено рефлексиями не только моими, но и др. участников форума.
А вот «Школа» Германики... Там на расшифровку 4 месяца мне были не нужны. Все и проще, и очевиднее, и отвязаннее. Могу расписать по полочкам, разложить по косточкам (поверьте, могу – и не малый черновой текст есть), но не делаю этого (не выкладываю текст) по причине того, что должен понимать одну простую вещь: чем больше мы публично этот сброд обсуждаем (и осуждаем), тем больше мы его пиарим. А я не хочу пиарить Германику. Ну не хочу и все тут. Как бы она не была права и антипафосна, все что она снимает – антихудожественно, ибо она рисует «антимир», но не дает технологий выхода из него, преобразования его во что-то допустимое. Мысль приходит сама собой: «антимир должен быть разрушен».
Я понимаю, как она это рисует и почему она это рисует. Я понимаю, как они это пиарят, в т.ч. и через Госдуму (есть там в ГД несколько таких заходов через которые это можно провернуть). Слишком хорошо понимаю.
Когда Первый канал снял фильм про особо нелюбимого мной физика-теоретика Ландау, фильм «Мой муж – гений», то их пиарщики действовали безошибочно. Это называется «есть установка на скандал». Они взяли и направили «наживку» в РАН. В РАНе «наживку» заглотили; заглотив, взвыли, и устроили скандал, тем самым подраскрутив фильм. Еще раз повторюсь, что я не люблю Ландау (он талантливый человек, но те университетские математические круги, в которых я воспитывался были столь конспирологичны, что привили мне, мягко говоря, скепсис в отношении и Ландау, и Эйнштейна, и многих других. Хотя Арнольда, к примеру, хвалили – т.е. в совсем уж примитивно понимаемую «еврейскую тему» это не вписывается), но считаю недопустимым вот так его «прополаскать». Впрочем тут важна сама технология этого «скандала». По этой же схеме, замыкая еще бóльшие социальные и полит. контуры, действовали пиарщики «Школы». Частично это уже описано рядом экспертов. Глубинная логика мало описана, а я ее раскрывать не стану: ибо отказываюсь играть по этим правилам и пиарить Германику через абсолютно непримиримое осуждение.
Германика показывает «антимир», но ее обман в том, что она не показывает альтернативы. У нее ее нет. И в этом «обреченка». И в этом трагедия. И в этом разорванность. Для особо изысканных людей, не лишенных вкуса, предлагаю сравнить философемы Германики с философемами Е.Гайдара. Там много общего. Но раскрывать публично – нет, пожалйуй не стоит. Потому как это значит подыгрывать «германикизму», пиарить его. Не хочу умножать хаос.
Хочу сказать только одно. Школа у Германики показана с нескрываемым снобизмом и ненавистью. Не могу сказать, что мне совсем уж не понятен этот снобизм. Отнюдь, мне и он вполне понятен (как говорится, тоже рефлексиями обзавелись). Даже личностно (хотя я свой снобизм в отношении школы давно переборол, а вот Германика). У меня до сих пор есть нелюбовь к очень и очень многим, с кем я учился в школе. И разносторонние причины тому есть. Я, к примеру, никогда не попрусь в школу на встречу выпускников (куда меня неоднократно звали) по той причине, что слишком многих не желаю видеть (если хотите, считаю себя выше – по праву некоторого профессионального презрения к многим бывшим одноклассникам: сначала они думали, что жизненно обошли меня и обошли по всем параметрам, а потом оказалось, что я прорвался куда-то дальше их и теперь могу даже не опускаться до уровня снисходительного разговора с ними). И своего презрения в общем-то не скрываю. Но даже при всем при этом назвать школу «антимиром» не могу. Это значило бы обманывать себя. Наоборот, было же и много хорошего. Иначе «антимир» просто бы удушил. Но он же не удушил «человеческое в человеке». При всех высокомерных замашках не удушил. (А в Германике, похоже, удушил).
От всего этого мне Германика еще более чужда. Интеллигентской едкости и снобизма во мне тоже хватает, но не им же жив человек. Не эта же едкость человеком должна движить. Но Германикой она-таки движит. Это два разных ответа. Один борется со своими интеллигентскими едкостью, снобизмом и сдерживает их теми или иными образами, а другой упивается ими, порождаемым ими «антимиром».
Как сдерживается – тоже отдельный вопрос. Могу привести маленький пример. Однажды встретил своего однокашника – разговорились. А было это примерно тогда, когда крутили Германику (правда мой однокашник ящик принципиально не смотрит). Он меня достаточно хорошо и знает и считает незаурядным в интеллектуальном плане человеком (имеет к тому какие-то основания). И он говорит: «Можно, я тебе обидный вопрос задам – ты только не обижайся». Да задавай. Он давно меня не видев, обнаружил лингвистические изменения. С одной стороны, вроде бы достаточно грамотный человек (то есть я), начитанный, знающий некоторую филологическую норму и много всяких «вумных слов», а с другой – говорю как с каким-то «неотесанным деревенским акцентом». «Раньше же вроде бы до такой степени у тебя этого не было». И все это он верно подметил. Я ему объяснил:
- А ты понимаешь, чем больше я вижу это «мурло», силяшееся показать какое оно «элитное», как оно может выговаривать слова, болтать, не думая… Чем больше я все это вижу, тем больше меняю свою лингвистическую норму в сторону от этого. Лишь бы быть в стороне от этой «элиты». Даже на уровне языка. Такой маленький контр-элитный штрих: акцентировать речь даже по-другому, так как это принято на переферии моего региона, а не в пытающейся показать свою продвинутость непонятной братии, мылящейся и рядящейся в элиту…
Плюс перенятие этой переферийной лингвистической нормы у моих университетских друзей, которые этой переферии куда более органичны, чем я, житель все-таки городской. Но за языком и перенятие образов чувствования и мышления. Вот пусть это мышление будет крестьянское, чем оно будет не понятно какое (постмодернистское, рядящаеся в элитность или в успешность et cetera). Так оно получше. По крайней мере, и чувствование и мышление так сохраняютя, а не обрушиваются в постмодернизм, какие-то не понятные реакции и способы их выражения («вау!», «бу-га-га»), любование гаджетами и прочими утехами дня сегодняшнего. (В совсем крайнем случае, лучше матом ругаться как сапожник, нежели перейти на постмодернистское отсутствие всякой мысли и чувств, так модно и элегантно освоенное сегодняшней интеллигенцией).
Но все это длинное вступление лишь подводка к чему-то большему и более важному. Важнейший вопрос, который меня мучит, это альтернативы Германике: есть ли они, где и в чем они? Социально, экзистенциально, интеллектуально и т.д.
Это до ужаса не простой вопрос. Большой. Больной. Суровый. Тут легко повестись на видимость альтернатив, к примеру на какую нибудь эстетику «бытового оптимизма», абсолютно не соответствующую ситуации. Но вопрос об альтернативах – главный вопрос.
И сколько нужно времени на осмысление альтернатив и их наличия, никто не знает. Это далеко не те 4 месяца. И все же нужно «накоплять» понимание происходящего…

6 августа 2010 г. «Закрытый показ» Александра Гордона показывал фильм. Может быть, как-нибудь я соберусь с мыслями и фильм этот обсужу… Возможно, через несколько месяцев, если я пойму, что все мои выкладки (которые сейчас есть) достаточно верны, интересны и я добился определенной доказательности. Но пока я воздержусь от этого, а расскажу о том, сколь интересным было обсуждение фильма.
Много интересного, в т.ч. и испорченность нашей интеллигенции на различного рода темах выскочили наружу. Проявились. Проявились и проявились… При этом сами формулы и штампы, под которые начали подводить фильм, были… Не знаю как сказать… Показательными чтоли? В общем, не знаю – судите сами (лучше всего в Интернете глянуть фильм и просмотреть его обсуждение в «Закрытом показе»).
Представители интллигенции пытались навязать фильму (видимо, «для преодоления пошлости») фабулу, завязнную на «гомосексуальщине». Знаменитый Сухоруков (довольно странный человек), сыгравший гл. роль. В фильме, парировал: сожалею, что эта ваша линия не оправдалась. Да, откровенные пошлые линии не оправдались, хотя в центре фильма находится в том числе и переполюсовка мужского и женского начал и порождаемые этим катаклизмы… Но все снято достаточно тактично (эстетика автора – вообще отдельный вопрос, и сложный и довольно длинный, но, похоже, сильно альтернативный эстетике Гай Германики), в то время как интеллигенция жадно ждала и докапывалась «порнухи-чернухи-желтухи» и прямых, как можно более пошлых развязок. А пошлых не было. Сложность, неоднозначность процессов в культуре (переполюсовка будь она не ладна, переполюсовка не столичная (совсем «с дубу рухнувшая»), а провинциальная) была, а вот примитивно пошлых и однозначных развязок не было. А видимо, интеллигении так не хотелось… Ну страсть как хотелось видеть Германику и прогрессирующую черноту…
Известный журналист Максимов сидел и мычал: это «агитка» и поэтому это вредный и пошлый фильм, он показывает, что такое хорошо, что такое плохо… Видимо, это нельзя.
Баба, представлявшая киножурнал «Сеанс» и околачивающаяся в каждом выпуске программы, вопила: это показан главный герой, который в свое время был строителем коммунизма, а потом стал «собственником» своего сына с желанием воспитать того по своим единственно верным канонам, потому что не может бывший строитель коммунизма жить без идефикс. В общем, дама усердно диагностировала «тоталитарное прошлое», изломавшее нам всю капиталистическую «житуху». До чего же надо примитивизироваться в этом антитоталитаризме, чтобы профессиональному киноведу перестать уметь читать фильмы.
Фильм у меня антипатии, конечно, не вызвал. Хотя понятно, что постмодерновые переполюсовки между мужским и женским началами мне не нравятся, но фильм-то их не раскачивает (многие художники такие процессы именно раскачивают), не подстегивает, а только тактично отражает. И намечает какие-то возможные надежды на диалог между поколениями отцов и поколениями детей. На-ме-чает. Не победоносно и триумфально рапортует «Наконец-то конфликт отцов и детей исчерпан и мы семимильными шагами следуем к великой цели», а только намечает (на что Гордон справедливо и указал).
Но мало того, что у меня фильм не вызвал антипатии, но когда я услышал все эти либеральные вопли про «агитку» и «ужасное тоталитарное прошлое» «бывших строителей коммунизма», я понял только одно: фильм – хороший. Раз это либеральное мурлло так завопило (либеральный журналист Максимов и прочие), значит это нечто особо важное. Ценное. Может быть, эстетика, альтернативная «германикизму»? Вернее, иной способ описания и обсуждения проблем (отцы-дети, всякие постмодернистские переполюсовки, размытия моральных сторон бытия), сущностно отличный от того беспросветного и безысходного «антимира», который рисует Гай Германика?