Сословия: структура общества, Современное состояние русского народа так плачевно оттого, что он лише Опции

[топчий]

Вступление. « Черногорцы, кто такие…»
Тема атомизаии русского народа сейчас привлекает все больше и больше внимание политологов – и профессиональных и дилетантов. Действительно, устройство общества, ориентированное на модерн, в условиях деградации, делают нас неконкурентоспособными относительно обществ, ориентированных на традицию. Они неспособных к выживанию в столкновении с цивилизацией, ориентированными на реализацию Большого Проекта, но неплохо управляющимися с постмодернистскими обществами. Часто называют себя волками, санитарами леса, но если уточнить метафору, скорее напоминают хорьков в курятнике. Сила их – прежде всего в обладании структурой, организации своего общества, которая и делает их непреодолимыми в столкновении с абсолютно беспомощными горожанами, которых столетиями приучали к индивидуализму.
Но когда мы говорим о структуре, что мы имеем в виду? Какого рода структура необходима для нас, чтобы с одной стороны сохранить свои цивилизационные достижения, не опуститься до родо-племенной архаики, а с другой стороны обеспечить хотя бы минимальную защиту людям, которые укоренились в модерне, и не желают отказываться от преимуществ, которые дает этот проект. И здесь появляется главный вопрос, - что мы имеем в виду, когда говорим о структуре общества?
В фантастике ХХ века неоднократно описывались феномены, типа Хозяина Бухты (Это рассказ Севера Гансовского, но аналогичный феномен описан и у Станислава Лемма в романе «Непобедимый», и др.). Суть его в некоем сообществе простейших организмов, (у Лемма – механических устройств), которые сталкиваясь с раздражителем, мгновенно объединяются в единый сложный организм у Лемма – механизм), способный уничтожить источник опасности или утилизировать пищу.
Можно догадаться, что эти простейшие элементы объединяются вокруг неких точек, можно сказать – идей, и самое простейшее существо ( у Лемма – механизм) знало, что в случае опасности нужно двигаться туда-то и делать то-то. Это, в сущности, модель жизнеспособного государства. Причем, конгломерат родо-племенных общин – это как раз пример нежизнеспособного устройства общества, обреченного при столкновении с современным государством, обществом модерна, просто организованном на державных принципах обществом. Можно сказать, что архаичные общества часто как будто одерживают верх над более успешно организованными силами. « Черногорцы, кто такие Бонапарте вопрошал…» Это заблуждение. Просто у того же «Бонапарте» не было времени и особой нужды разбираться с теми же черногорцами. А вот американцы проблему индейцев решили быстро и кардинально. ( Слава Богу, Россия, русский народ за века бесконечных войн и нашествий смог найти свой, русский путь решения подобных проблем, без англо-саксонского людоедства) (Кстати, индейцы, когда поняли, что дело становится серьезным, тоже начали создавать надплеменные организации, вспомните Гайавату, союз семи племен.)
Так вокруг чего же нам концентрироваться, чтобы правильно и успешно реагировать на, как сейчас стали выражаться, вызовы?
В школьные и институтские годы мы, выросшие при советской власти, усвоили, что главным политологическим инструментом является классовый анализ. Однако, изучая (в школе!) историю французской революции, мы впервые столкнулись с иной интерпретацией как будто того же самого понятия. Тогда резал слух тезис, о том, что Генеральные Штаты представляли ТРИ СОСЛОВИЯ, причем первые два сословия – дворянство и духовенство, принадлежали к единому классу феодалов, в то время как третье сословие представляло буржуазию. Для школьника это было достаточно убедительно. Однако позже многим стало приходить в голову, что, по-видимому, для правильного описания любого общества – а следовотельно и прогноза его состояния, только определения классового состава и классового интереса недостаточно. Постепенно появлялись все новые и новые координаты, показывающие человека в связи с множеством исторических, психологических, экономических, традиционалистских, религиозных и пр. факторов. Это, конечно, азбука.
Среди прочих азбучных координат, прежде всего, привлекает внимание одна, присущая любому обществу. Самая азбучная из всех координат – сословие, в его крайнем проявлении – каста, варна. По большому счету, это, наверное, самое древнее понятие в политологии. Его ввел в научный оборот еще Платон. И с тех пор оно успешно использовалось в практической политике.
Только в ближайшее к нам время была сделана попытка отменить это понятие – заменить его понятием класса, что привело к парадоксальным последствиям: после того как марксизм объявили отмененным, либеральная наука заодно упразднило и сословие, по принципу: толи он украл, толи у него украли, но осадок остался. В последнее время к этому понятию возвращаются все чаще. К сожалению, термином пользуются не всегда корректно, им сплошь и рядом обозначают любое подвернувшееся под руку сообщество6 сословие учителей, сословие офисных работников, и т.д.
А, возможно, именно возвращение этого понятия в реальную политическую жизнь поможет найти объяснение ситуации, а быть может и выход из того тупика, в котором мы все оказались. Ведь понятие класса – это вполне модернистское понятие, оно констатирует лишь существование некоей группы людей, объединенных общими признаками, но живущими каждый сам по себе. Любое классовое объединение основано на вторичных признаках ( не половых ((примечание для желающих дешево проострить)). Иногда сознающими классовый интерес, иногда нет. Сословие – это уже организация, иногда мягкая, иногда жесткая (каста), объединенная традицией, общей этикой и дисциплиной. Иногда – внутрикастовым представительством, внутрикастовыми законами и судами.

[LAAnatoly]

Время не считает назад. Мы опять ищем новые смыслы и рисуем новую историю. Слабоват тот философ, который с лёгкостью жонглера стандартно заученно перебирает всё прошлое, но никак не может заглянуть в будущее. А если он и заглянет куда-то вдаль, то получается, всё это уже было в прошлом, и нового тут ничего нет.
Знать, священники, сословия, элита, классы … и многое чего ещё ----- всё замечательно, но это явно не новые смыслы и не новая история. Во вселенной нет ничего лишнего, а вот в обществе лишнего очень много, а это не позволительная роскошь. Знать, священники, сословия, элита, классы … и многое чего ещё, являясь само лишним, плодит лишнее и себе подобное, тем самым загружая и обременяя отношения между членами общества нерешаемыми сложностями, распыляя сосредоточенность и силу масс на пустяшные забавы. Нам надо общество где этого лишнего нет. Есть замечательная сказка Святослава Сахарова «Гак и Буртик в стране бездельников» и там есть страна семи городов, а "жили в них люди, которые знали, что почем, и к любой работе могли приложить руки: кузнецы, каменщики, плотники, ткачи, маляры, корабельщики и парикмахеры. Да, да, парикмахеры, — ведь даже в сказочной стране кто-то должен стричь людям волосы и брить бороды".
Так вот, где жили Гак и Буртик в этой стране, не было бездельников и связанных с ними профессий, а соответственно замысловатых аббревиатур. Надо полагать будущее за наукой, промышленными комплексами и вообще серьёзными , деловыми, мыслящими людьми. Это станет во главе структуры новой жизни человечества. Искусственная среда обитания требует нового человека. Знать, священники, сословия, элита, классы … и многое чего ещё ----- как бренд там отсутствует.

[Вершинин Владими...]

Время не считает назад. Мы опять ищем новые смыслы и рисуем новую историю. Слабоват тот философ, который с лёгкостью жонглера стандартно заученно перебирает всё прошлое, но никак не может заглянуть в будущее. А если он и заглянет куда-то вдаль, то получается, всё это уже было в прошлом, и нового тут ничего нет.

1. Соотношение прошлого, настоящего и будущего сложнее ставшего привычным прогрессистского "снятия" прошлого современным: "тени далекого прошлого" не должны мешать продвигаться в "светлое будущее". Вместе с тем, большинство "современных" согласно, что настоящее имеет значение для будущего. Но тогда возникает логическое противоречие: настоящее есть не только прошлое для будущего, но и будущее для прошлого, которое тоже когда-то было настоящим. Таким образом, отрицание значения прошлого для настоящего означает также отрицание значения настоящего для будущего.

2. Общепризнанной основой научного метода является триада "наблюдение - обобщение - проверка". Подобно законам Ньютона, мы постулируем в качестве истинных явления, наблюденные в опыте и проверяемые им. Это в полной мере относится к такому историческому феномену как культура, которая есть то субъективное, что не тождественно индивидуальному и потому объективно по отношению к индивиду. Это позволяет постулировать первичность культуры по отношению ко всем так называемым объективным детерминациям социального мира, так как культурная антропология давно показала, что между ИНДИВИДУАЛЬНЫМ сознанием и внешней предметной реальностью присутствуют надындивидуальные архетипы и мифы, образующие систему КОЛЛЕКТИВНОГО менталитета: "коллективное бессознательное" психоанализа (К. Юнг), "габитусы" культурной антропологии (П. Бурдье). То есть ментальные реакции человека на раздражители ОПОСРЕДОВАНЫ его прошлой культурной (и коллективной) историей, овнутренной в его сознании (посредством механизма "сигнальной наследственности" ("сигнал сигналов" - речь) М. Лобашева, используемой в теории этногенеза Л. Гумилева). Таким образом, личность есть "продукт" коллективного исторического опыта, вне которого она вообще ненаблюдаема. И культуру можно "рационально" мыслить как сформированную этим коллективным историческим опытом кантовскую "априорную рамку" (триады: система верований, система ценностей, система норм), определяющую ПРАВИЛА ОТБОРА событий и выстраивания из них иерархий значимого и незначимого, адекватного и неадекватного. И других людей у истории для нас нет - в противоречие с наивным просвещенческим мифом о БЕСПРЕДПОСЫЛОЧНОМ индивидуальном сознании "естественного" человека. (Этот миф нигде не сохранялся и не оберегался с таким тщанием, как в Америке.) Учтя это, приходим к тому, что:

"...наша прогностическая способность в конечном счете измеряется глубиной нашей культурной памяти: те культуры, которые не помнят своего прошлого, имеют столь же мало шансов, как, впрочем, и вкуса, серьезно строить свои отношения с будущим. В результате мы получаем кантовский априоризм в наших суждениях о будущем: априорно предвосхищаемое будущее дается рамками нашей культуры, которая определяет, что именно способно нас задеть в будущем, с одной стороны, и каковы возможные рамки нашего ответа - с другой" (А. Панарин, "Глобальное политическое прогнозирование").

Сообщение отредактировал Вершинин Владимир - 21.9.2012, 1:12