Либерализм - основа, роль, тенденции, критика, Либерализм и Россия Опции

[Сибагатуллин]

ЛИБЕРАЛИЗМ КАК АНТИСИСТЕМА

В последнее время вопросы, связанный с ответственностью либерализма за происходящие в мире кризисные процессы, как практико-философского течения мысли и особых ценностных установок части мировой и национальной элиты, встали особо остро. Мир, пошатнувшийся от волны мирового кризиса, задался извечными русскими вопросами: «Кто виноват? И что делать?».
Что послужило камнем преткновения, казавшегося неудержимым процесса либеральной глобализации и концентрации капитала. И было ли это закономерно или случайно?
Не будем вдаваться в подробности современной ситуации в мире, она известна и не известна в равной степени, как для стороннего специалиста, так и для непосредственных участников процесса.
Нас интересует главным образом вопросы к либерализму. Почему либеральные рецепты, так хорошо упакованные в слова и образы, постоянно, во все периоды истории и во всех уголках мира порождают крах, экономическую нестабильность, войны и прочие человеческие катаклизмы. Что не так за фасадом либерального храма? Какие установки либерализма порождают неизбежные конфликты?
Для этого предлагаю вернуться в историю человечества и его исторического развития его как общества с давних времен. Человечество можно разделить на две равные части - общества проекта и общества не имеющих проекта, то есть свободные общества. Общества проекта по различным причинам, но по единой схеме создавали государства, цивилизации, миры. Общества не имеющих проект, далее мы будем применять термин «свободные общества», боролись с обществами проекта, вынуждено присоединялись к ним или исчезали с лица земли и карты истории. При чем это доказывается фактической историей - государства Майя, Атцеков, Египета, Римской империи, Персия, Вавилона, полисов древней Греции, Арабского халифата, Китая, древних государств Средней Азии, Индии, Тюркских и уйгурских каганатов, Хазарского каганата, Империи Чингисхана, Киевской Руси, Западных государств и т.д. были созданы обществами проекта.
Примером Свободных обществ могут служить все народы и народности, племена не сумевшие создать свои государства. Пример, современная и политическая Африка, так и не ставшая самостоятельным проектом человечества, но созданная в результате искусственных манипуляций по воле колониальных государств, США и политики СССР.
Человеческие общества проекта способны урезать свой индивидуализм, в обмен на выживание, развитие, размножение на основе солидарности, единения, соборности. Они рождают универсальные человеческие ценности, в сердцевине которых было и есть ограничение человеческого и корпоративно - кланового эгоизма, индивидуализма, свободы человека и классов во имя жизни. Они способны самоорганизоваться и создавать универсальные человеческие общества под сенью государства.
Свободные общества в отличие от обществ проекта не смогли, или не захотели преодолеть в себе элементы разобщенности и деструкции в себе, были вынуждены подчиниться или исчезнуть в небытие истории. Но действиями любого общества, руководит правящий слой - элита. Именно элита становиться проводником новаций или её могильщиком. Именно элита хоронила общественные процессы самоорганизации для постройки государства, возглавляемых ею общностей. Было ли это сознательно или вынуждено зависит от конкретных обстоятельств текущего исторического процесса. Но факт остается фактом, огромное число народов, племен не смогло или не захотело создавать суверенного государства, по этому было или растворено в более сильной общности либо исчезло.
Какое отношение это имеет к либерализму? Да самое прямое. Либерализм с самого начала своей истории, ведет непрекращающуюся борьбу с государством. Для либерализма существует два главных противника - государство и порождающее его объединенное общество - народ. И чем сильнее государство и общество, тем сильнее растет противодействие либерализма. В этом смысл антисистемы. Так как либерализм выражает классическую дихотомию: государство - свободное общество. Либерализму мало убить государство, ему важно разрушить его основу - единое общество, единый народ. Флаг либерализма - эгоистическая индивидуальность, под которой он понимает человеческую свободу. Либерализм деструктивен сам по себе, так действует как разрушитель систем, он подобен компьютерному вирусу, живущему и созданному только для разрушения конкретной программы. Без этой программы он ни что. Программа которую либерализм убивает, есть государство. Но с гибелью государства умирает и либерализм.
Исторические и мистические корни либерализма глубоки. Но либерализм, в отличие от иных соборных течений, обладает в ядре своем только критикой существующего в мире не рождая новых подходов. Но кто несет в себе заряд либерализма, какие классы и слои в обществе и элите либеральны по своей сути и всегда становятся его проводниками?
Отвечая на этот вопрос, давайте подумает, что отличает государство от иных рожденных общественных структур. Ответом будет - универсальность, единство, тоталитаризм практики, стремление к солидарности всех слоев и классов общества. Это выражается в единстве законов, их применении, единой идеологии и по возможности религии, единстве бытовой практики, в виде общих обычаев и запретов, в вере в единого и одного Бога.
Либерализм все это отрицает, для него важны иные ценности. Многоукладность, раздробленность, индивидуализм практики. Отсутствие единых законов для всех, различие в их примении, классовая и социальная разобщенность и тотальное подавление друг друга, отсутствие единой идеологии, многообразие бытовых практик, в виде минимализации общих обычаев и табу (принятие гомосексуальной, лесбийской, педофилирующей морали) как приемлемую норму общежития, многобожие, язычество, гностицизм. Но главное либерализм, в сущности своей человеконенавистен.
Если для государства и единого общества, человек ценен как субъект и объект преобразования и как самоцель деятельности, но для либерализма, человек ни что. Он просто вещь, часть вещей. Либерализм кричит, что каждому своё - элите рай, народу ад. Потому что народ это чернь, это плохая вещь и его можно и порою надо наказывать, что бы место знал.
В политике это вечная фронда с государством и народом. Вот теперь мы добрались до того, но кто же те слои, кто всегда за либерализм, кто борется при всех режимах со властью государства. Это все проигравшие с государством слои, народы, элиты. Но кто эти проигравшие? Во все времена и с момента своего существования государство задумывалось и рождалось как ограничитель крупных собственников в пользу более мелких. Но этот процесс шел не по пути слияния мелких собственников с друг другом в виде кооперации, а в процессе, борьбы крупной собственности с друг с другом и ее концентрации. Крупные собственники, которые смогли осознать, что для победы в борьбе с другими собратьями по власти им нужна опора на мелких собственников смогли выиграть в борьбе и создать государство, но сделать это ни смогли только урезав свои личные эгоистические права в пользу универсальных прав на собственность и иных личных прав всех владельцев вне зависимости от размера капитала, средств производства, приложенного личного или наемного (закрепащенного) труда. То есть, когда элита одного из крупных экономико-политических кланов брала на себя обязанность и ответственность в обеспечении общих интересов всех своев общества, в их унификации и развитии.
Красноречивый пример, создание Московского государства. Но собственность имеет закономерность сосредотачиваться вновь у небольшой группы лиц элиты. Порождая новые конфликты. Но с возникновением государства, возникает и государственная собственность, не подконтрольная ни главному клану, ни народу в полной мере. Государство в процессе своего развития ослабляет клановый принцип власти, так как для альянса крупного и мелкого собственника необходим универсальный механизм и институт - чиновник и бюрократическая машина, основанная на едином своде законов и правилах общежития. Но огосударствление общества не решает главной проблемы - функционирования и восоздания крупной собственности и владельцев. Крупные собственники по своему всегда смотрят на государство, но их враг, так оно стремится их регулировать, подчинять общим целям, сдерживать их природный и системный эгоизм. С этой целью рождается у этого класса своя философско - нравственная идеология - либерализм. Вся история человечеств пронизана борьбой этих двух начал, государства и либерализма. От борьбы государства с племенными вождями, с крупными рабовладельцами, феодалами, боярами, крупными торговыми корпорациями, криминальными и мафиозными кланами, современными финансово - промышленными группами, транснациональными компаниями.
И чем сильнее государство, тем сильнее отпор либерализма. Но что происходит, когда государство ослабевает под натиском либерализма? Как либерализм осуществляет свою безраздельную власть?
Лишившись государства, либерализм начинает крушить мелкого собственника, формируя класс новых крупных собственников на останках среднего класса. Это приводит к сплошному беззаконию, произволу и обнищанию мелкого собсвеника и его работников, так как капиталы концентрируются неограниченно в руках тонкой прослойки супер багачей. В результате нового передела собсвености в пользу супер богатых формируется обширный деклассироанный слой люмпенов. После относительной концентрации эконоческой власти в руках экономического олигархата начинается эпоха войн крупных собственников друг с другом с опорой на люмпенизированное, забитое население. Но лишившись поддержки в лице мелкого собственника, то есть среднего класса, это борьба выливается в борьбу до полного уничтожения всех и вся, гибнет и ослабевшее государство и часть крупных собственников, а также все общество разом в его прежнем виде. (Российская империя). Такое сообщество становится либо полностью разрушенным в результате внутренней гражданской войны, либо поглощается соседними государствомами, либо в обществе находятся силы мелких и средних собственников способных объединится во имя спасения отчества.
За примерами долго ходит не надо. Первый пример - развал СССР, когда союзные республики, а фактически республиканские чиновники и функцонеры КПСС, имеющие неограниченную власть над общесоюзной, республиканской собственностью распустили СССР по обоюдному согласию.
Второй пример, раздел Речи Посполитой между Россией, Пруссией, Австро-Венгрией стал следствием борьбы польских крупных магнатов между собой и оказавшимися не способними оказать сопротивления интервенции, выбравших путь к спасению своей собственности через демонтаж польско-литовского государства и призванию соседей по причине территориальной близости.
Третьей пример, Смутное время в России и освобождение Москвы народным ополчением Минина и Пожарского, избрание новой династии Романовых, взамен претендентам из семибоярщины и королевича польского Владислава. ведущую роль в котором играл мелкий и средний служилый люд и буржуа.
Если переложить на современность все выше изложенное, то власть либерализма реализовывается в виде резкого ословбления государства, в плодб до подмены его в виде власти круных собсвенников, неограниченного роста транснациональных корпораций, возникновения нового издания либерализма на платформе постмодернизма, сужение государственного регулирования. Неограниченная государством глобальная, крупная собственность и ее оборот спровоцировали настоящий мировой экономический кризис. При том, что либерализм как всегда кивает на несовершенную человеческую породу, порождающую кризис и потребителя - средний класс, которого в угоду себе сначала раскормили, чтобы потом поставить на голодный паек сняв перед этим все сливки.
Так зададимся вопросом, нужен ли нам либерализм, как единственный критерий подлинности, или мы доросли до понимания, что либерализм как форма, содержание и догма им не является? Сможем ли мы преодолеть опасные наветы и заблуждения либерализма?
Продолжение следует...
Сибагатуллин Шамиль

[Сибагатуллин]

Пока интеллектуальные силы народа дремлют, силы капитала не перестают работать, решая один во существу вопрос.
Смысл и область власти над отдельным человеком и человечеством в целом и технологическое воплощение смысла власти?

Не критикой занимаются, ни рефлексией по явлениям и событиям, которая сама по себе запоздалая и следовательно вторичная, а прогнозной аналитикой и практикующей методологией. Бизнес проходит всевозможные тренинги, конференции, деловые и управленческие игры и вырабатывает навык управления у участников. При этом народ или часть критических интеллектуалов не могут перейти с этажей обретения смысла к практике воплощения смысла. Вот в чем сегодня основная проблема.
Если раньше традиционное общество в рамках обычая создавала смысловой контур власти и народа, то сегодня смысловой контур человека и общества, в его практическом воплощении необходимо создавать путем индивидуальной, а за тем и коллективной ежедневной практики. Сейчас человек вообще не может создать единый не противоречивый гуманистический контур смыслов самостоятельно, так как сама действительность противоречива и замусоренная искажающими смыслами. Надо вообще уходит от критики и интеллектуального пустословия, индивидуальной робости и суицидальной самости. Нужна коллективная проработка индивидуальных практик, аналитическое вскрытие кодов рукотворной дегуманизации. Практическая работа по созданию обществ гуманизации личности и социума в социуме (России). Именно ЭТЦ должно стать местом прилива новой смысловой практики, ее универсализации и распространия, как метода путем передачи знаний и технологий.

[Клим Климыч]

«Так зададимся вопросом, нужен ли нам либерализм, как единственный критерий подлинности, или мы доросли до понимания, что либерализм как форма, содержание и догма им не является? Сможем ли мы преодолеть опасные наветы и заблуждения либерализма?»

Да-а, в голове по прежнему пасмурно.
Что ЭТО было? Кому адресован этот вопрос в конце поста!? Может сайты попутал? Или ликбез для наивных? Или детская попытка выразить свою приверженность Центру?
И как ЭТО согласуется с правым социал-демократическим выбором автора. Уклончик то, правый, как раз в сторону либеральных ценностей.

[Сибагатуллин]

Странная у Вас позиция Клим Климыч, двойная. Очень фарисейская. Я как бы за что ? Прошу Вас ,уважаемые по существу....
А вопрос задан, тем людям, кто считает либерализм, любую его разновидность истиной. Центр профессиональная политическая организация, за чем ему хотеть понравиться. Вы как надеюсь мужчина, понимаете это. Нравиться это женское дело. В политике учатся, соперничают, примыкают, сотрудничают, состоят, враждуют и далее. Но не нравятся.
Я лично к правому социализму пришел не от крайне левых, а перешел с центристских позиций, в которых либерализм как практика присутствует. И понимаю, что именно либеральные увертки правому социализму вредят.

И прошу, Вас Богом истины и функции админа сайта на себя не брать.

[Клим Климыч]

Странная у Вас позиция Клим Климыч, двойная. Очень фарисейская. Я как бы за что ? Прошу Вас ,уважаемые по существу....
А вопрос задан, тем людям, кто считает либерализм, любую его разновидность истиной. Центр профессиональная политическая организация, за чем ему хотеть понравиться. Вы как надеюсь мужчина, понимаете это. Нравиться это женское дело. В политике учатся, соперничают, примыкают, сотрудничают, состоят, враждуют и далее. Но не нравятся.
Я лично к правому социализму пришел не от крайне левых, а перешел с центристских позиций, в которых либерализм как практика присутствует. И понимаю, что именно либеральные увертки правому социализму вредят.

И прошу, Вас Богом истины и функции админа сайта на себя не брать.

Странный вы наш Сибагатуллин! Это где же вы усмотрели двойственность моей позиции и что вам вообще о ней (моей позиции) известно? Вы обвиняете меня в фарисействе? Не знаю, какой смысл вы вкладываете в это понятие, но, НО!, вам некогда не объясняли, что если вы высказываете какое-либо обвинение, тем более в лицемерии (что уже граничит с оскорблением), то надо, хотя бы аргументировать свою позицию? Прошу вас не зацикливаться на этой отповеди, просто примите к сведению.


Теперь, если вы настаиваете, по существу. Вы что, действительно не поняли сути моих вопросов или только делаете вид (то, что называется «под дурачка косите»)? Вы с детской непосредственностью поясняете мне, что ваша надгробная речь "памяти либерализма" обращена к людям, которые считают либерализм истиной. Так я же и спрашивал вас, черт побери, а где это на данном форуме вы увидели поклонников либеральной идеи?! С той же святой наивностью, вы отвечаете и на второй мой вопрос. Какой-то лепет про ваше понимание вреда «либеральных уверток правому социализму». Я же вас спрашивал, как СОЧЕТАЕТСЯ ваше отношение, изложенное в основном посте с вашей же жизненной позицией и политической платформой. Если вы не знаете, как связанны либеральная идеология с социально-демократическими теориями, что там общего и какие различия, так прямо и скажите, а лучше задайте вопрос, на форуме есть специалисты, помогут разобраться. Получится конструктивный диалог. Вы же, вроде, об этом мечтаете? А пока вы просто долбите форум «потрясшими» ваше воображение идеями и «озарениями» и воспринимаете в штыки любые вопросы и возражения хоть как то задевающие ваше хрупкое, даже не мировоззрение, а скорее мироощущение. Отсюда и все ваши обвинения в адрес форумчан в фарисействе, философствовании, бездействии и еще бог знает в чем.
Да еще, вы Бога истины и админа попусту не поминайте. Не издевайтесь над разумом и здравым смыслом

P.S. Так вы говорите и на центристских позициях побывали? Да вы эволюционируете. Глядишь, после Нового года и до научного коммунизма дорастете, а там и до "сверхидеи" рукой подать.

[Сибагатуллин]

Про либеральную теорию и ее связи с социал-демократическими теориями мне хорошо известно. Зачем писать о том что есть и что все знают. Но философские корни или предтечи, это одно, а социально-экономический и кадровый базис это другое. Барин на словах может быть коммунистом, а в деле жутким эксплуататором, что относится и наемному работнику и его позиций.
То что я пишу полностью сочетается с моей политической позицией. Она не считается с Вашей.
Дайте мне ссылку на этом форуме, где конкретно выражена Ваша позиция, было бы интересно посмотреть. И за фуромчан не надо расписываться, намек не поняли. Пишите просто Клим Климыч за это или против.
А по поводу админа, внимательно изучаю его подход и брейки, которые он на носит посетителям, Вам то же рекомендую...
Напишите про либерализм сами, если Вы конечно этого хотите.
А хамите уважаемый Вы.
Вот спорю, что напишете мне отповедь в лучшей традиции, а про дело нет...
Как хочется ошибиться на этот раз

Тема - либерализм, приглашаю. Вы же Клим Климыч умница.

[Сибагатуллин]

Интересная статья об анализе кризиса, где высказывается сходная позиция в тезиса о виновности постмодернизма за кризис как системы взглядов и либерализма, без упоминания С. Кургиняна, но с критикой марксизма. Такой консервативное послание, только не от Единой России.

Природа кризиса в России и в мире: общее и особенное
Дата: 28.12.2009 Метки: история, экономика, политика, кризис
Автор: Федор Шелов-Коведяев, кандидат исторических наук, профессор факультета мировой экономики и мировой политики ГУ ВШЭ

Мировой кризис вновь активизировал уже, казалось бы, ушедший в прошлое облегченно-марксистский взгляд на последние полтора столетия как на арену конфликтов нескольких бизнес-групп (промышленных монополий, финансовых кланов, банковских империй и т.п.). Эти группы якобы располагают необходимым и достаточным ресурсом для манипулирования международными процессами исключительно в своих частных эгоистических целях и используют национальные интересы, политические идеалы и общественные институты, правительства и народы в качестве инструментов прикрытия своих устремлений.

Вполне естественно, что очередная редакция конспирологической версии истории была вброшена находящимися на покое представителями разведывательного сообщества, по роду своей деятельности склонного преувеличивать действенность тотального контроля над происходящим. Отсюда и вал разнообразных суждений о том, что кризис в Россию импортирован и т.д.

Если не брать эти заблуждения на веру, а попытаться добраться до их истоков, можно увидеть, что основой подобных представлений является ложная интерпретация реальных событий. Начиная с 1850-х годов эволюция капитализма являет собой череду кризисов, из которых лидирующие игроки всякий раз выходили, активно используя внешние источники элиминирования возникших проблем. В ходе их разрешения могли возникать не только столкновения акторов между собой, но и их временные договоренности и коалиции. Однако видеть в самих кризисах осуществление некоего долгосрочного систематического плана нет никаких убедительных резонов.

Во многом случайный, иррегулярный поиск оптимальных моделей преодоления и недопущения кризисных явлений неоднократно прерывался войнами. Они, как и попытки управлять кризисами в межвоенные периоды и гарантировать себя от них в дальнейшем, неизменно имели оппортунистический характер – то есть смягчали наиболее тяжелые поверхностные противоречия, не касаясь их фундаментальных причин. Теории же, покушавшиеся предложить какие-либо долгосрочные стратегии, не оправдывались на практике. В качестве примера можно привести эмиссионно-долговую экономическую модель, основывавшуюся на ряде теоретико-математических посылок.

Если вернуться к генетически присущим рыночным отношениям периодическим осложнениям, давшим основания для различного рода циклических гипотез, то можно заметить, что напряженная ситуация в Европе во второй четверти XIX в., вылившаяся в две серии континентальных революций, привела, в частности, к Крымской кампании, а в конечном итоге и к франко-прусской войне и Парижской коммуне. Поскольку все эти события не повлекли за собой кардинальных изменений доминирующего экономического порядка, то заложенные в нем специфические недостатки спровоцировали не только хорошо знакомые нам в России события 1904–1907 гг., но и менее известный у нас кризис 1907 г. в Америке.

Не справившаяся с накрывшим ее валом разногласий Европа скатилась в первую мировую войну, которая не сняла накопившиеся нестыковки экономической системы капитализма, лишь на время отодвинув их в сторону (или загнав вглубь). Поэтому вторым актом той же драмы (с интермедией в виде общеевропейского кризиса 1920–1930-х годов и Великой депрессии в США) стала, соответственно, вторая мировая война.

Трагедия 1939-1945 гг. была попыткой ухода от трудностей, а не выхода из них, а потому после целой вереницы социальных катаклизмов, сменявших друг друга с конца 1940-х до конца 1960-х годов, возник серьезный кризис 1971-1975 П. В свою очередь, отказ от даже формальной привязки (какой была Бреттон-Вудская система) мировых финансов к золотому стандарту стал продлением той же порочной практики самоустранения от работы с природой (а не с симптомами) нарастающих сложностей. После ряда встрясок (разной степени интенсивности в различных регионах мира) в 1990-е годы произошел системный глобальный обвал.

Уклоняясь от решения вопросов по существу (чем политические классы и бизнес-сообщества развитых экономик и демократий не хотят заниматься и теперь), после каждого тектонического сдвига капитализм тем не менее расширял свой потребительский рынок. В силу естественных причин больше всего при этом выигрывали лидеры международных экономических отношений, поскольку благодаря своему положению и надежной репутации они могли мобилизовать ресурсы иных участников событий и извлечь из них максимальную для себя пользу. Сначала это была Великобритания, потом США.

Особенно показательны в этом отношении Соединенные Штаты. Во время Великой депрессии многие американцы трудоустроились на высокооплачиваемой работе на «стройках социализма» в СССР. А в Великую Отечественную войну они получали высокие доходы уже у себя дома, обеспечивая контракты по ленд-лизу. Вообще экономика США поднялась в тот период, как на дрожжах, на военных заказах, а затем на плане Маршалла по восстановлению послевоенной Европы.

Некоторые недоброжелатели подозревают форвардов капитализма в злонамеренном и особо циничном зарабатывании на людском горе. Во врожденной способности рынка все обращать себе на пользу они видят намеренное разжигание войн (ведь те косвенно служат стимулом потребления) буржуазией даже в тех случаях, когда сами «поджигателю» страдают одними из первых.

Все сказанное выше свидетельствует о чрезвычайной важности правильной диагностики нынешнего глобального кризиса. Многие его симптомы вполне могут означать, что механическое распространение капитализма достигло своего естественного предела, а это требует его принципиальной модернизации. В противном случае нас ждет, в том числе из-за оживления антикапиталистических представлений и настроений, хорошо знакомый «социализм без человеческого лица».

К сожалению, недостает, прежде всего, адекватной квалификации разворачивающихся событий. Экономисты фатально отстают от стремительно меняющейся обстановки и постоянно опаздывают с распознаванием обрушившихся на нас проблем. Когда уже было ясно, что кризис экономический, его упрямо продолжали называть финансовым. Когда выступления в Исландии, Франции, Германии, Испании, Греции и Италии придали ему бесспорное социальное измерение, его с трудом признали экономическим. И лишь к середине весны 2009 г. кое-кто стал говорить о социально-гуманитарной угрозе, да и то применительно лишь к Восточной Европе и Центральной Азии. Но и это определение уже устарело. Если сложить вместе то, что многими авторитетными специалистами признается по отдельности, станет ясно, что речь идет о глубинном культурном/цивилизационном кризисе.

Для такой оценки оснований более чем достаточно. Начать можно с теории. Текущий кризис, согласно общему мнению, носит системный характер, а полноценной, то есть самодостаточной, системой является только культура, тогда как экономика (если отвлечься от абстрактных построений экономической теории) есть не более чем ее подсистема, не имеющая самодовлеющего значения. Конечно, на время осуществления узкого исследования при соблюдении всем известных требований научной корректности системой может быть названа любая совокупность...

Точность общетеоретических соображений подтверждается практикой. Когда О.В.Вьюгин (МДМ-банк) говорит о кризисе господствующего экономического мировоззрения, представитель консалтинговой группы «Emst and Young» – о Формационном сдвиге, а Е.Г.Ясин с М.В.Снеговой – о сдвиге тектоническом, они используют смысловой ряд не экономики, но культуры.

К культуре апеллируют Л.Харрисон, Э.Маскин и другие, когда рассуждают о вскрывшихся моральных рисках, кризисе доверия, необходимости ужесточить нормы этики поведения на рынке и даже о религии, которая должна сыграть ключевую роль в контроле над направленностью основных реформ, необходимых капитализму. Ведь очевидно, что доверие, на котором строятся взаимоотношения уже в самых примитивных обществах, старше экономики, а этика ею не производится и вообще не является ее целью. Все эти понятия заимствованы из языков описания культуры.

Раз мы имеем дело с культурным кризисом, то надо понять, культура какого типа его переживает. В прошлом культурные кризисы случались не единожды, и это всегда были кризисы какого-то определенного культурного типа. Нынешний – не исключение.

Безусловно, можно сколько угодно укорять Вашингтон в том, что он управлял мировой резервной валютой как национальной, а финансовые власти и банки Штатов в том, что они слишком либерализовали рынок ипотечных кредитов. И тот, и другие заставили расплачиваться за собственное своекорыстие как прочие сектора американской экономики, так и иные страны. Да, дурно жить за чужой счет. Но этой критики явно недостаточно, чтобы понять и объяснить суть происходящего.

Налицо два больших связанных между собою комплекса кризисных явлений современной культуры.

Первый объединяет различные аспекты постмодернизма как культурного феномена. Во-первых, постмодерн довольно давно устранил основного референта из обмена культурными объектами. С момента замещения массовой культурой настоящего искусства начался цивилизационный надлом Запада, приведший его к глубоким социальным (разобщенность, недоверие, демографический спад, агрессия) и личностным (гипериндивидуализм, публичное одиночество, психические заболевания) неурядицам. Затем он проделал то же с политикой, что подтверждается распространением не только диктаторских режимов, но и модных на Западе концепций конца демократии, а также игнорированием общественного мнения по важнейшим вопросам национального развития. Надо отдать должное экономическим субъектам, которые дольше всех сопротивлялись постмодернистскому вирусу. Но, в конце концов, им заразилась и экономика; он и стал спусковым механизмом ее обрушения. Ибо в схеме обращения не только деривативов, но и фьючерсов есть только формальная привязка к базовой ценности, от которой они произведены. Стало очевидно, что постмодернизм как мировоззрение и стратегия опасен для жизни.

Во-вторых, показала свою несостоятельность идеологема «цивилизации средств, а не целей», которой недавно так гордились западноевропейские интеллектуалы. Сейчас всем ясно, что сами по себе средства, при меняемые не «во имя», не ради достижения «града на холме», вместо града приводят в тупик. Возвращается понимание того, что без следования вечным ценностям, без подчинения им идейных и материальных инструментов человечество не выживет.

В-третьих, оказалась непродуктивной цивилизация скорости. После обвала фондовых рынков ее уже стесняются выдвигать как главное достижение информационной и постинформационной экономики. Кроме того, существует еще как минимум три негативных последствия чрезмерного увлечения быстротой, которым пока уделяется явно недостаточное внимание. Социально наиболее опасна «суета повседневности», В которой пребывают развитые страны, ибо она убивает нормальное общение между людьми, лишает их необходимого душевного комфорта и нацеленности на непреходящие ценности.

В результате постоянного выведения на рынок новых и новых моделей продукции либеральная экономика пришла к тому же, что и директивная, – к падению качества товаров. Парадоксально, но факт: поскольку товары все быстрее морально устаревают, теряет смысл производство вещей, чья надежность рассчитана на длительный срок. Снижение качества постепенно распространилось на все предложение, включая производство идей и решений. Все большее их число продвигается без учета хотя бы среднесрочных последствий.

Третий подводный камень также подстерегает нас на пути подстегивания темпов инноваций. Уже сейчас срок поступления технических новинок в распоряжение массового потребителя, занимавший ранее десятилетия и годы, сократился до нескольких месяцев. В ближайшей перспективе он вполне может уменьшиться до недель. Когда же дело дойдет до дней (к чему толкает логика максимизации прибыли), утратит смысл инновационная деятельность как таковая: новшества будут морально устаревать быстрее, чем ими успеют в полной мере воспользоваться. А это будет крах куда хуже теперешнего.

Другой комплекс кризисных явлений связан с концепциями, так или иначе восходящими к марксизму или соотносящимися с ним, ведь даже те, кто отвергает прогнозы и практические рекомендации к.Маркса, обычно признают его крупным социологом и экономистом. Во-первых, обнаружилась врожденная порочность психологии экономоцентризма, которой весь развитый мир был захвачен в последние полтораста лет. Между тем именно Маркс первым возвел экономику в абсолют, превратив обыкновенный инструмент, призванный обслуживать интересы общества, в самодостаточную сущность, якобы имеющую императивную власть над человеком. За что ему и благодарны до сих пор все апеллирующие к химере высших нужд экономики.

Это далеко не единственный случай, когда человечество обожествляет рукотворные произведения, превращая их в своего рода «золотых тельцов», которых и начинает почитать. Одной из первых форм такого заблуждения были ранние религиозные представления, получившие в науке название фетишизма. В дальнейшем народы творили себе кумиров из идеологий, власти и Т.Д. Так как это неизменно заканчивалось весьма плачевно, аналогичный итог превращения экономики в один из рядовых фетишей надо при знать закономерным. Видимо, пришла пора расстаться с очередным идолом и перейти от поклонения заурядному средству к его использованию по прямому назначению: как такого же орудия, как и прочие. Не люди должны работать на экономику, а она – на них.

Во-вторых, показала свою несостоятельность вытекающая из экономоцентризма Маркса экспансия рыночных отношений за их естественные границы. Еще Адам Смит определил, что рынок, эффективный в сфере частного интереса, абсолютно неэффективен в области общественного блага. Хотя из-за кризиса под ударом оказалась экономика потребления, виновата не она (на удовлетворение спроса любая ее форма ориентируется по определению), но возникшее в результате игнорирования смитовского предупреждения общество потребления.

Оба понятия даже ученые путают настолько частоl4, что надо специально подчеркнуть, что худо не материальное (экономическое) потребление, а перенос его подходов на то, к чему они неприменимы в принципе (человеческие контакты, искусство и т.п.), то есть общество, где узусы потребления подавляют все остальные. Превращение образования, науки, культуры, медицины в обычные услуги извращает их смысл. Из-за бездумного увлечения ползучим практицизмом в двух первых преобладает угнетающее их рядовое ремесло, третья не воспитывает реципиента, а опускается на его уровень, четвертая откровенно коммерциализируется и забывает о клятве Гиппократа.

В-третьих, исчерпал себя, напоследок немало поспособствовав недавнему обострению социальных болезней, механистический подход к регулированию общественных процессов, также берущий свое начало в социализме позапрошлого столетия. Если аналогичная метода в экономике восходит к утопистам Р.Оуэну и Ш.Фурье, то различные виды социальной инженерии – к еще одному предшественнику марксизма, А. де Сен-Симону, чьи ученики из Высшей политехнической школы в Париже вдохновили Маркса на выработку рецептов построения всеобщего счастья. И хотя преобладающие сейчас воззрения во многом отошли от его рекомендаций, сама привычка рассматривать человека и общество как довольно простые агрегаты, ненамного сложнее устроенные, чем обычные машины, осталась неизменной.

В работе правительств, бизнеса, консультантов, экспертов и исследователей разных уровней технологические конструкты общества стали настолько подменять его подлинный образ, что это дало повод Д.Хорнгрену сформулировать свой крылатый афоризм: «Среди экономистов реальный мир зачастую считается частным случаем (их концептов – Ф.Ш.-К.)». Администраторы и менеджеры привыкли полностью доверять управленческой эффективности искусственных схем, кардинально и тотально пренебрегающих многообразием естественного мира. Эта возведенная во второй половине ХХ века в абсолют практика не столь невинна, как может показаться на первый взгляд, ибо витальность всех форм жизненной активности обеспечивается – и кризис это продемонстрировал – их избыточным разнообразием.

Многократно подтвержденная экспериментально на материале естествознания и антропологии императивность соблюдения принципа вариативности оказывается благодаря культуре составляющей неделимое целое с общественной средой, не менее присущей и социуму. Иначе для него неминуемо наступают тяжелые последствия, которые могут быстро привести его к летальному исходу.

Два уже состоявшихся эмпирических факта – уход в прошлое СССР и вступление на наших глазах Европейского Союза в самые сложные за всю свою историю времена – явно доказывают: регламентация до мелочей и всеобъемлющая стандартизация, необходимые для функционирования механизмов, тормозят нормальное развитие живого организма и могут его убить.

В-четвертых, дискредитирована явившаяся логическим продолжением марксизма вульгарная интерпретация концепции рационального выбора, огульно распространившая ее на любых игроков и сегменты рынка. Невозможно, например, описать таким образом поведение участников розничной торговли (где основной покупатель – женщина, чьи предпочтения не укладываются в прокрустово ложе рациональной мотивации); большей частью безрезультатны и попытки проспективного моделирования ситуации на бирже. Проявившаяся в период кризиса с особой остротой волатильность финансовых и фондовых рынков, чья динамика зависит в большей степени от сиюминутного – эмоционального и психического – настроя спекулянтов, чем от реального положения дел в экономике, ясно указывает на ограниченную применимость данной методики в научных и практических целях.

В-пятых, закончилось время марксистской политэкономии. Маркс анализировал экономику классического типа, то есть экономику производства и сбыта физических материальных ценностей. Тем же до сих пор занимались и его последователи и противники. Хотя обстановка принципиально изменилась никак не менее четверти века назад, все по инерции продолжали работать с новой реальностью по правилам, действительным только для давно ушедшей натуры.

Политика искусственного подхлестывания роста (потребления) и формирования спекулятивных рынков, стартовавшая в CШA в 1970-е годы, привела к середине 1980-х годов к возникновению нового типа экономики, которая может быть условно названа эмиссионно-долговой. Кроме ускоренной аккумуляции и неэффективного использования государственного и частного долгового капитала, расширенной эмиссии доллара и разделения бремени накопившегося номинального долга с другими странами, она отличается превращением (через систему торгов фьючерсами и деривативами) всех товарных рынков – от пшеницы до металлов и нефти – в рынки сугубо финансовые, сиречь спекулятивные.

Биржи торгуют не реальными объемами продукции с определенными сроками их фактической поставки, а ценными бумагами, выпущенными под них. Последние есть чисто финансовый инструмент, существующий в своем виртуальном мире, поскольку наличие реального товара ни одну из сторон сделки ни на каком из ее этапов не интересует. Отсюда, например, миф о продовольственном кризисе, возникший на пустом месте несколько лет тому назад и не имевший ничего общего с угрозой голода – фантом, надувавшийся в интересах биржевых игроков. Товарные биржи стали, таким образом, аналогом фондовых, и торги на них подчиняются логике финансовых спекуляций.

То же произошло и с капитализацией компаний, показатели которой используются сейчас почти исключительно в спекулятивных целях. Нынешняя ситуация радикально отличается от той, что была известна Марксу и осмыслена им и препарировавшими тот же материал его оппонентами, как бы ни относиться к их выводам. Эта новая действительность требует своей оценки, для которой не подходит старый инструментарий, если мы не хотим свалиться в уже пройденный Россией «социалистический» экстремизм большевистского толка, где финансовый сектор предстает раковой опухолью на здоровом теле материального производства. Пока не будут найдены адекватные методы лечения невиданной прежде болезни, нельзя будет говорить об устойчивом выходе из кризиса.

К сожалению, до этого еще далеко. К тому же глобальный кризис разворачивается на фоне целого ряда серьезно отягчающих его течение отраслевых кризисов. Большинство из них, что лишний раз подтверждает общекультурный характер происходящего, не имеют исключительно экономического источника. Первый среди них – кризис экономической науки. Такие разные теоретики и практики, как Роберт Зелиг, Егор Гайдар, Джозеф Стиглиц, Нуриэль Рубини, Евгений Гавриленков, Мартин Гилман, Уоррен Баффет и Эрик Маскин, не могут хотя бы приблизительно определить, когда закончатся текушие потрясения, отводя одной только острой их фазе от двух до пяти лет, а иногда и более.

Глава Федеральной резервной системы США Бен Бернанке выступил в Феврале на слушаниях в Конгрессе с паническими заявлениями, требуя поддержать американские банки «любой ценой». Его можно понять, ибо ученые не могут сказать ничего определенного о природе кризиса. Все имеющиеся ответы отражают пока лишь негативное знание: это не циклический кризис, не обычный кризис перепроизводства, при котором повышение процентной ставки приводит к сжатию денежного предложения, сокращению спроса, снижению цен и, вслед за тем, новому понижению ставки. Оптимизма не добавляет то наблюдение, что среди ученых нет согласия даже по поводу механизмов, породивших давние кризисы. Это порождает опасения относительно научной состоятельности соответствующих концепций. Неясно, как будет развиваться кризис экономики искусственного стимулирования потребления, полностью оторванной от золотого стандарта, в сочетании с волатильностью и спекулятивностью товарных рынков.

При том, что все рынки стали, по сути, финансовыми, работающей теории их функционирования нет. Да и лидеры финансового мира, практики, непосредственно вовлеченные в его операции, имеют о новых финансовых инструментах весьма слабое представление. Теория долгосрочных экономических циклов, по-видимому, устарела. Теория реальных циклов лишена практической ценности, современные модели деловых циклов не гарантируют реалистичности представленных в них расчетов. Это делает их чистой игрой ума, что и было доказано расхождением результатов математических расчетов и настоящих итогов обращения деривативов.

Кризис экономической науки сопровождается психологическим кризисом. Энтузиазм, вызванный доходностью деривативов и финансового сектора в целом, сменился в западных обществах глубоким пессимизмом. После того, как растаял очередной мираж, многие почему-то стали не работать над ошибками, не порицать себя за склонность к получению высоких доходов, не прилагая к тому особого труда, а хоронить капитализм, проклинать алчных банкиров и т.п. Позитивным в данной картине может быть только то, что такая реакция массового сознания и элит в развитых странах поможет нам, если мы ее правильно уясним себе, избавиться от собственного комплекса неполноценности.

Еще один фактор, оказывающий глубочайшее воздействие на течение событий, – это дефицит осознания акторами либеральной экономики угроз, вытекающих из ее безальтернативного положения. Будучи лишена необходимости конкурировать за место под солнцем, она быстро потеряла самоконтроль. Без борьбы за качество ради превосходства над социализмом при расширенном и искусственно стимулируемом росте/потреблении упал не только уровень производимой продукции. Праздник победы Запада оказался прерван потому, что в его гипертрофированной эйфории потерялась базовая для либерализма идея личной ответственности за плоды своей активности.

Утраченная ценность должна быть срочно восстановлена в ситуации, когда с редким и заслуживающим лучшего применения единодушием удары со всех сторон наносятся в самое сердце феномена свободы. Отказаться от нее предлагают и левые, и правые. При этом отсутствует понимание того, что в бедах виновата не свобода, а принимавшаяся всеми как сама собой разумеющаяся ее внутренняя монотонность. Это страшный подвох. Ибо в нем кроется опасность (тем более громадная, что она пока еще как следует не осознана) расползания по свету в качестве альтернативы рынку уже начавшихся местами попыток реставрации «социалистического рая». Развитый мир обязан, во избежание тоталитарного реванша, выработать в рамках свободной социально-экономической системы разные, но по-своему притягательные ее варианты, способные на равных состязаться между собой.

Увы, именно в сфере идей нынешних мировых лидеров, идет ли речь о личностях (например, президенте Саркози и канцлере Меркель) или институтах (Европейский Союз), и подстерегает четвертый кризис – философии. В лучшем случае они сводят всю реформу капитализма к ритуальному подтверждению своего банальнейшего неприятия его англосаксонской модели, в худшем – сами же пестуют социализм, подталкивая планету к новой катастрофе.

Из всего вышеперечисленного напрямую вытекает следующая проблема – кризис действия. Поскольку парадигматического понимания актуальной ситуации ни у кого нет, то и меры принимаются такие, которые могли бы помочь при прежних, а не нынешних потрясениях. Сами по себе усиление государственного надзора за соблюдением правил рыночных отношений, расширение числа мировых и/или региональных резервных валют и финансовых центров, перераспределение квот и голосов в МВФ и т.п., возможно, И были нужны. Проблема в том, что все эти шаги не имеют прямого отношения к текущим кризисным обстоятельствам. А потому достаточность применения в них уже доказавших ранее свою эффективность механизмов регулирования, как и выработки следующих прежней логике новых, остается под вопросом. То есть, все делается вроде бы правильно, но лечится совсем другая болезнь...

Между тем перед человечеством стоят совсем не рядовые вызовы. Проявит ли капитализм способность к интенсивному развитию? Вопрос звучит парадоксально, поскольку все привыкли почти отождествлять два эти явления. На поверку же выходит, что такая связь в рамках капиталистического пути справедлива только применительно к техническому прогрессу. А вот сама форма экономического поведения, известная как капитализм, развивалась исключительно экстенсивно. Она не более чем осваивала новые рынки теми же методами, что были опробованы уже в период самого ее возникновения, и в настоящий момент достигла географических границ своего механического распространения. Остаются, конечно, беднейшие страны Азии и Африки и возможности движения вглубь многомиллиардных обществ Индии и Китая. Но, с одной стороны, их освоение требует колоссальных вложений; с другой, это стало бы всего лишь продолжением того же экстенсивного движения.

Точно той же логике следовали и отказ от золотого стандарта, когда вместо совершенствования финансовой политики и денежного обращения внутренними средствами просто снимались их внешние ограничители, и так называемые «новые финансовые технологии». Периодически возникавшие новинки вроде фьючерсов и деривативов были инструментами (не существовавшими ранее видами ценных бумаг), способ же их обращения («технология») оставался прежним, как в популярной некогда книге Теодора Драйзера «Финансист», в которой описаны события полуторавековой давности.

К сожалению, широко обсуждаемое теперь – от Чавеса, Лужкова, альтерглобалистов и объединенных левых в Европарламенте до президентов Саркози и Медведева – «обновление» капитализма при помощи усиления государственного регулирования экономики и накачки ее ликвидностью никак не может быть признано его реформой, а только очередной, более мягкой и краткосрочной на Западе и рискующей стать в России жесткой и долговременной, реинкарнацией социализма.

Если надежды на возможность качественного роста капитализма небеспочвенны, то его предпосылкой должно стать общее понимание того, что на мир нельзя более смотреть как на банальное сырье для своей деятельности или как на театральную сцену, где разворачивается игра интересов виртуальных персонажей. Он действительно стал нашим общим и очень компактным домом, и вести себя в нем надо соответственно данному факту.

Некоторые параметры перехода к действительно интенсивному развитию рыночной экономики, как представляется, таковы. Надо:
- принять новую реальность, где не доминирует общество потребления, где действуют меньшие скорости усвоения материальных благ и куда более скромные темпы обращения финансовых инструментов, допускающие хотя бы частичный возврат к «мягкому» золотому стандарту в виде наднациональной мировой резервной валюты, как норму – и научиться в ней жить;

- создать условия, при которых банки будут брать ответственность за сомнительные кредиты на себя, не станут их выдавать и не будут иметь возможности покрывать свои убытки за счет бюджета и иных секторов экономики, а IPO не будет использоваться исключительно как средство привлечения «длинных» денег;

- обеспечить прозрачность деятельности бизнеса и исключить из его практики выплату менеджменту вознаграждений, стимулирующих проведение им рискованных операций;

- разработать для мировой экономики систему раннего предупреждения о рисках.

Собственно, это тоже самостоятельный вызов – сможет ли экономическая наука выйти из своего современного зачаточного, дескриптивного состояния, где нет согласия даже в отношении давно минувших событий, и подняться, как это случилось с ботаникой и зоологией, выросшими затем в биологию, до уровня работающих теорий?

Дополнительным источником неопределенности является, конечно, Китай. Станет ли он главным бенефициарием кризиса или погрузится из-за него в хаос – любой исход окажет самое глубокое влияние на ситуацию в мире в целом. Уже сейчас Пекин через систему парткомов на работающих в Поднебесной иностранных предприятиях знает все об их сделках и финансах. А характер поведения Китая с самого начала кризиса не оставляет сомнений в его долгосрочных намерениях. Он открыто заявляет, что не собирается никому помогать (300 тыс. работавших в Китае западных фирм уже рухнули) или делиться с кем-либо своими резервами; он предпринимает атаку на доллар и, опираясь на непонятно на что рассчитывающую Москву, требует реформы МВФ; он уверенно продвигается к превращению юаня в резервную валюту, заодно, наряду с арабами Персидского залива, оптом скупая недра и земли Африки. Коли все сложится для него удачно, это будет не просто возврат к ситуации, которая в последний раз имела место в ХVII в., когда Восток, а не Запад лидировал в техническом отношении. Китай еще получит и все шансы превратиться в диктатора планетарного масштаба. В противном случае – падая – он вполне способен утянуть за собой и развитые государства.

А что же Россия? Самое печальное состоит в том, что в России все названные выше переплетающиеся кризисы и вызовы наложились на ряд резко обострившихся внутренних недугов, которые принципиально утяжеляют протекание у нас этой «общечеловеческой болезни». Внешние воздействия, конечно, усугубили переживаемые российским обществом потрясения, однако и без того они были неизбежны.

Прежде всего, страна переживает кризис экономики, конечно, рыночной, но, в отличие от развитых наций, не либеральной, а сверхогосударствленной и сверхмонополизированной. Так, если в мире расходы на транспортировку в экспортной цене товара составляют в среднем не более 7-8 %, то в России, из-за монопольного положения, например, РЖД, – все 30-40%. Что касается внутренней торговли, то сейчас высокие накладные расходы, и прежде лежавшие тяжким бременем на поставках, просто разрушают логистику. Точно так же усилилось угнетающее действие энергетических тарифов на внутренних поставщиков продовольственной продукции и другие конкурентоспособные, включая экспортоориентированные, отрасли вроде нефтехимии.

Будучи регулятором рынка, государство одновременно является, в том числе из-за гипертрофированной системы госмонополий и госкорпораций, активным его игроком, что создает на нем совершенно нездоровую обстановку, в которой фактически игнорируются подлинные нужды не только потребителей, но и огромного числа производителей разного рода благ. Продолжается активный вывоз за рубеж зерна, молока, сыра, хотя значительная часть той же товарной номенклатуры встречным потоком импортируется, почему и внутренние цены на них продолжают расти – при тревожном для будущего страны падении доходов и потребления граждан. «Газпром» затевает все новые экспортные проекты, хотя совершенно ясно, что собственную промышленность и ЖКХ ожидает скорый и острый дефицит газа, не говоря уже о позорной для нас статистике негазифицированности домашних хозяйств.

Все агенты реального сектора экономики прогнозировали на конец 2009 г. серьезные проблемы в своей сфере из-за того, что запас прочности материальной базы, унаследованной от советского прошлого, близок к исчерпанию, а никакой замены ей не создано. Теперь эти проблемы рискуют совпасть с волной невозврата кредитов банкам, которая ожидается уже в третьем квартале, что создаст эффект мощного кумулятивного удара по всей деловой активности.

При помощи налоговых и тарифных инструментов усиливается давление на бизнес, что ведет к ускорению бегства капитала (его сильно подхлестнуло и громкое дело против «Евросети» и Евгения Чичваркина). В свою очередь, ВАЗ имел все шансы повысить конкурентоспособность за счет радикального удешевления своей продукции – путем освобождения завода от непрофильных активов и криминального контроля над реализацией современных моделей его продукции. Это позволило бы не только сохранить, но и увеличить производство (и количество рабочих мест), решив тем самым важную социальную задачу. Но вместо этого было пролоббировано повышение пошлин на ввоз подержанных иномарок, что попутно уничтожает целый сегмент автомобильного рынка.

Одновременно иные импортеры вкупе с таможней получают беспрепятственный доступ к сверхприбылям. Взлет потребительских цен в России (вопреки общемировой тенденции, где они падают вслед за обвалом спроса) торговцы обосновывают ростом курса доллара и евро по отношению к рублю, а также якобы значительной импортной составляющей в отечественном производстве и торговле (в США, где цены скатились вниз, этот показатель, кстати, намного выше – 80%). И поднимают цены даже на те товары – от цветов и автомобилей до электроники всех видов и комплектующих, – которые в странах-экспортерах подешевели в 2-5 раз. Между тем при таком разрыве между стоимостью импорта и курсовой разницей его покупная цена, с учетом доставки и таможенного оформления, все равно должна была снизиться, а вовсе не вырасти от 50% до двух и более раз.

Правительство, стремящееся к тотальному перераспределению, объясняет высокие розничные цены на топливо и горюче-смазочные материалы необходимостью изъятия у соответствующих корпораций через налоговые инструменты средств, потребных бюджету для выполнения его обязательств перед социально уязвимыми слоями соотечественников. Лукавство здесь настолько простодушно, что любой пенсионер понимает: для него была бы важнее ценовая стабильность, нарушаемая именно топливной составляющей в тех самых потребительских ценах, от повышения которых, желая остаться его благодетелем, его спасают через увеличение социальных выплат. Но порочный круг незыблем.

Приходится констатировать, что власти в основном борются не с тем кризисом. И так имея нелиберальную экономику, они, вслед за странами ОЭСР, еще больше усиливают нелиберальные меры, что ведет к результатам, обратным как общественным, так и собственно властным интересам. Наши правители теряют позиции и себя дома, и за рубежом.

Если кого-то действительно интересует истинный рейтинг доверия к русской власти, лидерам и т.п., то достаточно взглянуть на курс национальной валюты и ценовую динамику. Рубль показывает явное недоверие граждан к нему самому, а также к текущей денежной и шире – финансовой политике. Его нынешнее состояние вызвано, кроме уже названных, еще четырьмя обстоятельствами.

1. Пришедший на смену большевистскому догматизму догматизм либеральный диктует не менее опасную, чем советская, хотя и содержательно иную политику. Либерал-догматики слишком прямолинейно и узко понимают монетаризм. Они почти гиперболизируют инфляционную составляющую потребительского кредита, а потому преувеличивают роль сокращения числа кредитов, используемых для приобретения дорогих товаров, в то же время излишне пренебрегая вкладом в нее эффекта роста цен на продукты повседневного спроса. Они не хотят признавать, что передавленный ради борьбы с инфляцией показатель М2, то есть слишком дорогие и дефицитные деньги, сам становится могучим мотором раскручивания инфляционной спирали. Еще недавно они вообще не желали ничего слышать о ее немонетарных факторах (тарифах и т.п.). Признав же их существование, сделали это слишком поздно и половинчато.

2. Выдача банкам исключительно краткосрочных кредитов сама провоцирует девальвацию, поскольку их своевременный возврат, с учетом прибыли заемщика, возможен лишь путем быстрого оборота заемных средств через операции с иностранной валютой.

3. Плавное снижение курса рубля на фоне очевидного всем и даже открыто декларируемого непонимания властями сути происходящего и трат финансовой администрацией золотовалютных резервов ведет к падению доверия и к национальной валюте, и к отечественным политикам как внутри страны, так и за ее пределами.

4. Либеральный догматизм финансистов сочетается с антилиберальным догматизмом силового клана в правительстве, что приводит к мультипликации негативных последствий такого тандема. Присутствие государства на рынке в качестве ведущего игрока, господство «естественных» И прочих монополий, терроризирование бизнеса завышенными требованиями налоговых служб к предоставляемой им документации, уничтожение всем этим независимых поставщиков продукции и разрушение логистики сами по себе постоянно разогревают инфляцию.
Если так будет продолжаться еще какое-то время, Россию, скорее всего, ждет жестокая стагфляция и выход из кризиса последней среди ей подобных, а то и переход в разряд рушащихся наций. Неадекватность нашей политики реальным вызовам лучше всего показывают попытки вырастить из рубля резервную валюту и создать в Москве международный финансово-расчетный центр: присутствие страны в мировом обороте товаров, денег, информации и инноваций настолько мало, что данные устремления не имеют никакой практической перспективы в ближайшие десятилетия.

http://www.lawinrussia.ru/stati-i-publikat...-osobennoe.html

[Пыльцын Олег]

Шамиль, эта статья интересна только двумя вещами:
1) "При том, что все рынки стали, по сути, финансовыми, работающей теории их функционирования нет. Да и лидеры финансового мира, практики, непосредственно вовлеченные в его операции, имеют о новых финансовых инструментах весьма слабое представление. Теория долгосрочных экономических циклов, по-видимому, устарела. Теория реальных циклов лишена практической ценности, современные модели деловых циклов не гарантируют реалистичности представленных в них расчетов. Это делает их чистой игрой ума, что и было доказано расхождением результатов математических расчетов и настоящих итогов обращения деривативов.Кризис экономической науки сопровождается психологическим кризисом. "

То есть и наши, и западные экономисты в полном ауте - экономической то науки, по сути, дела не существует. Вернее она описывала только стационарную эволюцию, а вот кризисы и бифуркации она понять не в состоянии.


2) "В-пятых, закончилось время марксистской политэкономии. Маркс анализировал экономику классического типа, то есть экономику производства и сбыта физических материальных ценностей. Тем же до сих пор занимались и его последователи и противники. Хотя обстановка принципиально изменилась никак не менее четверти века назад, все по инерции продолжали работать с новой реальностью по правилам, действительным только для давно ушедшей натуры."

Зато надо доказать, что и марксизм неадекватен современной ситуации, которая является кризисом прежде всего культуры, а не только экономики. Типа экономика есть только культурная подсистема, а поэтому марксов примат экономики над всевозможными видами надстроек неверен.
Да это не первый раз пытаются доказать, только ничего путного не выходит у "доказальщиков". Вода это все про культуру, читайте лучше Тойнби по поводу эпохи Надлома и далее - то, что происходит ныне с Западом - там уже описано более полувека назад.